И все же, мне хорошо с тобой,
Быть. Рядом просто находиться,
Врать не буду: не впервой,
Когда-то должно было это случиться.
Ты смеешься, плачешь, молчишь,
А я в безмолвии, в полутени за тобой наблюдаю,
Это очаровательно занимает и лишь,
В твоих глазах на века пропадаю.
И в очерке твоего лица я вижу многое:
Отблеск океана, улыбку с иконы,
Что-то уловимое, но столь далекое,
Почти что треск отцовского граммофона.
И обстоятельно, но всё же уверенно,
В этих атрибутах мира я вижу пейзаж,
Который шрамами заполняет место на теле,
И довершает мой глуповатый рассказ.
О тех, кто любил,
О тех, кто за любовь умирал,
И о тех, кого любовь оживила,
И кто от неё страдать уставал.
И две стороны медали всегда,
Являет и мир, и люди в нем,
И только мы всегда выбираем,
Что делать с этим огнем.
И не важно: гореть или греться,
Влить бензина или воды,
То, что горит, кончается одинаково,
И в кострище всегда остаются только угли.
А я так, метафорично, теряясь в строчках,
Как школьник на парте с размаха,
Выбираю сгореть, шажок за шажочком,
Оставить угли, пепел, подобие праха.
И все же, мне хорошо с тобой,
Трудно сказать, проще написать с десяток не рифмованных строк,
Очарованный твоей красотой,
Я делаю четверостишьем последний виток.
Если главная болезнь нашего времени одиночество,
То врач никогда не поставит мне в карте заключение «болен»,
Я здоров и не ранен, улыбчив, влюблен,
И всего-то страдаю из глупости от чувственного порока воли.