Деревенская сага...

Семенов Алексей Евгеньевич
***
    Дул сильный северо - западный ветер обильно сдобренный крупным ледяным дождем, и по этому самому поводу,  все жители маленькой деревни  "Брюквицы," практически в полном составе, и во главе с председателем Шатуновым собрались в местной библиотеке, которая совмещала в себе при необходимости еще и функции   клуба. Также   в этом  здании находились опорный милицейский и фельдшерские пункты, отделенные друг от друга тонкой перегородкой с когда-то насмерть в ней замурованной дверью. Заведовали в деревне правовой и медицинской частью супруги Синюхины, каждый в своей персональной епархии, границы которой каждый из них защищал так  яростно и  ревностно, что казалось что мир в их семье  подчас висит на каком-то тончайшем волоске. Положение усугублялось еще и тем, что любимый и единственный сын этой весьма благородной четы , никак не мог выбрать  для своего поступления высшее учебное заведение, так как постоянно находился в моменте принятия своего решения, как бы между молотом и наковальней и одновременно под давлением авторитета обоих любимых родителей. Мнения своего он иметь не мог, так как не хотел  им обидеть хоть кого то из родителей.  Многие читатели в этой ситуационной конфронтации увидят сейчас  не сколько самих себя, сколько то самое внутреннее взаимодействие  присущее  большинству российских полных семей, в которой как бы идеальный образ а-ля мухинские рабочий и колхозница, поддерживающие друг дуга, бьющиеся за светлое настоящее спина к спине, и стремящееся вместе войти в светлое будущее, являются не более чем стебом над современной реальностью. Особенно когда она протекает в сельской местности. Но мы немного отвлеклись от основной темы нашего повествования, и с вашего позволения к жизнеописанию этого чудесного среднестатистического семейства мы вернемся чуть- чуть по-позже.
  Деревня " Брюквицы" была, как это было принято когда-то говорить, " Медвежий угол", хотя не один из жителей никогда в жизни живого медведя не видел. По крайней мере тех самых медведей, которые запросто разгуливают по просторам нашей необъятной, так сказать туда- сюда, и как говориться в живой природе и на вольном выпасе. Автобусы ходили до деревни по расписанию с четкой периодичностью два раза в неделю. Но по осени, да и ранней весной, дорога превращалась в непонятное бурое месиво, в котором вязли не только рейсовые автобусы, но и даже трактора. До ближайшего населенного пункта, со всеми более- менее известными благами цивилизации было около сорока километров. Деревня имела одну центральную улицу и насчитывала около двадцати дворов, половина которых пустовала находясь в состоянии  законсервированной заколоченности. Оставшееся население - пяток суховатых бабулек, с лицами напоминающими печеное яблоко, нелюдимый кузнец Василий,  охотник и рыбак дед Степан, местный дурачок Алешенька, председатель Михаил Шатунов с женой Еленой и малолетней дочерью, да участковый Федор Петрович со своей стервозной фельдшерицей Марией и сыном призывного возраста Колькой. Местных собак и кошек мы в расчет не берем, а остальные персонажи являются в этом повествовании либо проходящими, либо не особо существенными. Хотя конечно бывают из правил  и всякого рода исключения.
 На собрании присутствовали почти все. Не было  разве только кузнеца Василия, яростные приступы социопатии которого были для жителей деревни не только неприятными, но и весьма опасными. Он спокойно мог общаться с глазу на глаз и практически с кем угодно, особенно когда он находился в своей любимой кузне. Но стоило ему покинуть свой двор, или хуже того оказаться в толпе, до этого спокойный и молчаливый Василий моментально превращался в шаровую молнию, от которой можно было ожидать в негативном ключе всего чего угодно.Поговаривают что когда то он съездил в столицу для участия в конкурсе стендаперов, и его, с его гениальными , как он считал, шутками, не допустили  к выступлению по " ящику" на ТНТ,  он как будто бы надломился, и с этого момента стал зол и весьма нелюдим. Слышали даже, что он пытался засветившись на телевидении вернуть свою бывшую жену. Но видимо с точки зрения его судьбы это была плохая идея.
  Председатель Михаил Михайлович, смотрел на отсутствие кузнеца на собрании не сколько сквозь пальцы, но и с тем самым облегчением, как смотрят на свой  застарелый геморрой, который вдруг неожиданно перестал свербить и кровоточить.
Местные бабульки- Нюра, Любаша, Вера, Надя и София, от времени  ставшие похожие друг на друга как одно яйцевые близнецы мирно рассевшиеся вокруг большого электрического самовара молча и не торопясь пили чай с домашним малиновым вареньем. Одетые в одинаковые стеганные жилетки и ботики " прощай молодость", с лицами цветом оттенка воска церковных свечей, сейчас они напоминали чем то абстрактную жанровую сценку из коллекции музея мадам Тюссо.  Различить их между собою можно было только по расцветке ими носимых павлово-посадских платков. Течение их жизни сейчас напоминало сильно обмелевшую реку, полноводность которой уже невозможно вернуть. Да и стоит ли...
       Стеллажи с книгами, подшивки старых журналов, в основной своей массе предназначенные для домохозяек, газеты еще советской поры и массивная радиола в деревянном корпусе составляли все богатство брюковского культурно- досугового центра. Старинный буфет, со стратегическими запасами  в нем чистых разномастных чашек, розеточек и баночек с вареньем, темно коричневый то ли от времени, то ли по изначальной задумке, смотрелся  со своей резьбой как готический и немного мрачный средневековый собор. Запыленный шахматный столик, с неоконченной партией украшал собой интерьер библиотеки. Кто и когда начал за ним эту эту интеллектуальную баталию, уже ни кто и не мог вспомнить.  Большой круглый стол под клеенчатой скатертью, со стоящим на нем электросамоваром завершал собой этот брутальный интерьер.
Поскольку должности библиотекаря в деревне не было, то книги жители брали и возвращали сами, аккуратно записывая перемещение литературы в большую амбарную книгу.
   Дед Степан, древний как египетский папирус, но еще крепкий старик , в ожидании начала собрания курил на крылечке библиотеки свой вонючий самосад. Мужчина он был самостоятельный и обеспечивал свои скромные потребности  без какого бы то ни было взаимодействия с социумом . Охота , рыбалка и маленький огородик снабжали его всем самым необходимым.  Пенсию свою он не тратил, но не потому что не хотел, или там стремился к только ему понятной цели, сколько из за лени, и нежелания ездить получать ее в райцентр  за сорок километров с лишним. Собрания он посещал скорее по привычке, привитой ему еще с советских времен, в которые власть полагалось уважать , даже несмотря на свое периодическое внутреннее несогласие с ее политикой и волей.
  Местный дурачок Алешенька, за которым по очереди присматривала вся деревня, стоял подле деда Степана в обычном для себя состоянии глубокой внутренней погруженности и молча глядел  куда-то сквозь, как бы через пространство и   время. В деревне как то все привыкли и его особенностям и взгляду, поскольку он вреда не мог причинить никому, разве что только самому  себе. Речь его заторможенная и  чуть картавая, не всегда была понятна, но это  не мешало местным жителям понимать его хотя бы в общих чертах.  Он очень любил читать, и делал это часто в слух, и достаточно громко. Неизвестно, делал ли он какие-то выводы из прочитанного, но несомненно, часть информации плотно заседала у него в голове, создавая тот самый странный мир, из которого он как бы периодически выныривал  как из речного омута на поверхность.  Дед Степан иногда брал его с собой на рыбалку, в которой Алешеньке достаточно часто везло. Он относился к нему как своему внуку, которых у старика никогда не было.
  Иногда, безхитростная простота людей, принимается в  мире жесткой конкуренции, не то что бы как чужая слабость, которой просто необходимо воспользоваться, сколько как проявление инфантильного блаженничества и толстовничества, которое не вызывает в людях сильных и целеустремленных ничего кроме гадливой брезгливости. И дело не в том, что  из за гордыни своей, или даже по некому   духовному скудоумию, они менее чисты помыслами и менее сильны духом, чем те, кого они так часто и демонстративно презирают. Дело в том, что они слепы, и прозревают из них лишь единицы. Но на все, как говориться, воля божья.
=====================
        На улице начало не то чтобы смеркаться, но как то неприятно и зябко потемнело. Председатель Михал Михалыч вышел на крыльцо  с навесом.
 - Дядька Степан! Хорош, смолить -то! Ты то старый. С тебя не убудет. А Алешку то по что травишь? Ведь он малец ишо совсем! Пойдемте в дом что- ли... - и примирительно добавил: -Там моя пирогов с капустой к чаю напекла...
Дед Степан, посмотрел на него взглядом, дескать, ты иди , поучи жену щи готовить, но не сказал ничего, и лишь с тяжелым вздохом потушил свою самокрутку о каблук одного из своих поношенных кирзовых сапог.
Алешенька, как бы очнувшись и выйдя из состояния забытья поглядел на председателя взглядом если и не до конца осмысленным, то вполне себе заинтересованным.
- А пирожки с капустой и яичком?
- Да, как ты любишь Алешенька. Пойдем в дом . Покушаем, поговорим  немножко.
- О Черном Леснике?
- О нем . А ты от куда знаешь?
- Алешенька все знает. Алешенька все видит. Алешеньке страшно.
- Не бойся , мой хороший. У нас и дед Степан есть, да и Федор Петрович нас в обиду не даст. Правильно я говорю, дядька Степан?
Старый охотник хмыкнул подтверждающе одобрительно, но однако что- то такое читалось в его слегка прищуренных глазах, не то опаска, не то искорка сомнения.
===================
 Когда что-то, привычное нам пропадает или теряется, возникает тот самый дискомфорт, замешанный на панике, присущий и преследующий пожалуй, любого из нас.  Мы начинаем накручивать себя до той степени, что почти ощущаем боль физическую, как буд-то что-то рвет нас изнутри на сотню маленьких медвежат. Но со временем, любые фантомные боли становятся все тише и тише, пока не исчезают совсем. С вещами мы расстаемся чуть легче, людей забываем чуть тяжелее. Случается и так, что вещи нам напоминают о людях, и в это момент  боль становиться сильнее. Но на самом деле становиться сильнее не боль, а  минутное желание вернуть обратно все как было у нас когда то, и невозможность это реализовать в сегодняшней нашей действительности.
    Так было и с ним. И когда он уходил , чтоб быстрее нарушить связь, он поджег все свои мосты, и однажды как бы растворился на просторах  необъятной сибирской тайги...
===========================
Михаил Михайлович,  привычным жестом подкинул в печь пару березовых поленьев и постучал кулаком в стенку в двух местах, то ли как бы пробуя ее на прочность, то ли как будто ища несуществующую потаенную дверь, ведущую  в  сокровищницу. На самом деле все было куда более прозаично. Председателю было лень обходить вокруг дома, чтобы позвать обоих супругов Синюхиных на общее сборище. Зная  особенности менталитета фельдшерицы и участкового, приглашения на собрание  делалось с учетом особенностей этой семьи и в индивидуальном порядке. Скорее всего, их сын был или у одного, либо у другого на рабочем месте , так что посылать за ним персонально абсолютно не требовалось.
Участковый и  фельдшерица демонстрируя свою занятость и значимость принципиально пришли на собрание - она в белом медицинском халате, он по форме и весь перетянутый портупеей как свеже купленное пальто завернутое в бумагу и перетянутое бечевкой для транспортировки. От обоих исходил чуть уловимый  запах чего то медицинского, вероятно всего спирта.
- Шалом, православные! Погодка шепчет... Чайку бахнем?
К странному юмору участкового в деревне все уже давно привыкли. По хорошему, даже провокацией это было назвать нельзя. Ну снимает человек стресс, ну не до синих же чертей  в конце концов. Да и пистолет у него в сейфе лежит, от греха подальше.
Мария ничего не сказала, только чуть плотнее обычного поджала губы. Сын их Колька, чуть опустил глаза и  как бы заинтересованно начал изучать коричневые крашенные доски пола.
 Михал Михалыч, карандашиком постучал по графину с водой призывая собрание к вниманию. Потом открыл блокнот и  тщательно откашлялся в кулак.
- Уважаемые односельчане! На повестке нашего сегодняшнего собрания два важнейших вопроса. Первый: Ремонт резервного генератора, чтобы потом не спрашивали, почему сидим без света, и куда уходят деньги из бюджета. Между прочим, я всегда перед вами за каждую потраченную копейку отчитаться могу. И второй.  У соседей в Лопухово несколько раз видели Черного лесника. В контакт он не вступал. Однако надо быть настороже. Человек в лесах два десятка лет. Мало ли чего в голове у него. К стати тебя, Федор Петрович, это в первую очередь касается.
- Ты меня не стращай. Я в мистику не верю. Это легенда. Местный фольклор. Мало что там лопухинским бабулькам померещилось. У них что с головами, что со зрением форменный бардак.  Мне их местный участковый еще вчера звонил. Так вот он придерживается точно такой же точки зрения как и у меня.
- Я тебе сказал, ты меня услышал. По поводу генератора я всех предупредил. Из города будет вызван специалист.
  Тут в разговор вмешался дед Степан.
- Алешка давеча что -то видел. Объяснить не может но напугал его кто-то весьма серьезно. А живой он там или нежить это дело десятое.  Я ко второму склоняюсь более. Ты председатель нам вот что скажи, когда часовню нашу починят в конце концов, да и попа какого нибудь пришлют? Или ты нам вон Кольку в семинарию отправлять учиться прикажешь?  И керосину ты бы бочку заказал , что ли. И дров пару машин. Я то ладно,привычный, а вон девкам трудно придется.
И дед Степан кивнул в сторону стайки бабулек.
- Дрова и керосин заказаны.  Пять машин и цистерна. Я договорился . Будут на следующей неделе. Дизель наш чай, не на твоей самогонке работает. А по поводу священнослужителя пока не знаю. Возьму на карандаш. Съезжу в центр. Поговорю со своим руководством.
 Тут с места поднялась бабка Нюра. Местный генерал в юбке.
- Слышь, предсядатель, священник это хорошо. Отпявать да гряхи отпущать хоть кому будет. Ты нам лучше мужичка хоть какого справного привези из города. Шоб с руками там был и в меру пьюшший. Одного на пятерых. Мы его как вымпел передавать друг дружке по кругу будем.  Не боись, не затрем, мы ласковые и хозяйственные. А то кузнеца мы твоего подкараулим попользуемся им, а потом съедим. Он конечно здоровый как слон, да и мы не пягмеи. Завалим толпой и все. Учасковый во век не отпишется, а мы без насилия, по согласию хотим.   А, предсядатель?
И бабки прыснули смехом.
- Постыдились бы, старые! День к ужину, жизнь к погосту, а вы все о том же...
- А пусть будет стыдно, тому, у кого видно! Все женщины устроенны примерно одинаково. Что внутри, что снаружи. Что мы не бабы что ли в конце концов? Нам ведь тоже и любовь и внимание надобны...
===========
Наталья, супруга председателя, всегда чего - то боялась. Хозяйка она всегда была отменная, муж и дочь накормлены, а в доме всегда царил идеальный порядок. Потому что когда любишь что - то, то вкладываешься в это весь, без остатка. По деревне ходили слухи, что муж её, будучи иногда под хмельком, изредка поколачивает супружницу свою, но не зло, а так, все больше для острастки, и порядка. Ибо с чего ей быть такой тихой и покладистой? Но все это были не более чем слухи.
Назвать её красивой, пожалуй, было нельзя. Хотя бог не обделил её ни широкими бёдрами, ни высокой пышной грудью. Эдакое воплощение "Пролетарской  мадонны" с картины  Петрова - Водкина.
Женщины с такой фактурой часто становятся многоразовой и многоопытной колыбелью новой жизни. Но отнюдь не потому, что не смогли реализовать себя в чем - то другом, кроме того, как говорят у германцев : "Кюхен, кирхен, киндер. "
Когда на изыски не хватает сил, базовые настройки  всегда идут у всех нас в неком приоритете.
Женщины подобные Наталье, не очень публичны, но не столько из за стеснения и природной скромности своей, сколько из за нежелания своего быть мишенью для чужих острот, воспринимаем ими достаточно болезненно. Ведь остроты и домыслы всегда рождаются у социума из за недопонимания и даже банальной зависти. Особенно когда это происходит в сельской местности.
Казалось бы, шила в мешке не утоишь, и в принципе все обо всех знают то, что положено, и даже чуть сверх. Отсутствие же знаний, рождает предположения, которые в последствии подтверждаются не более чем на пятнадцать процентов.
Дело было в том, что Наталья, тайком от мужа, подкармливала из женского сострадания свирепого и нелюдимого кузнеца. Во всей деревне знали об этом и молчали, периодически перешушукиваясь между собой, приписывая этим двоим некую греховную связь. Но действительность была гораздо проще и банальнее . Кузнец был родным младшим братом Натальи, и председатель с ним, в свое время, достаточно жёстко конфликтовал . Они даже как то раз  подрались серьёзно и крепко. Председатель "родственничка"  знать не желал, и по этому тщательно скрывал неприятную для обоих оппонентов вынужденную родственную связь. Вероятнее всего, они просто дипломатично терпели дуг дуга из за Натальи, которая очень тяжело переживала размолвку между двумя ей близкими мужчинами.
=====================
Хоть это и звучит весьма самонадеянно, но создавая портреты и прорисовывая характеры моих брюковцев, мне кажется, что я создаю эскиз мира на основе одной маленькой российской деревеньки.
===============
После собрания Колька подошёл к председателю, улучив момент, когда его родители с жаром высказывали в вполголоса, в углу  друг другу взаимные упрёки.
-Дядя Миша, ты когда в город поедешь, захвати меня с собой в город пожалуйста. Только родителям не говори ничего. А спросят потом, скажи уехал, дескать, Колька ваш учиться.
- А что, Николай, определился с будущей специальностью? Это хорошо.
-Да. В семинарию поеду поступать. Не в полицию, не в медицину точно не хочу. А уж выбирать между ними  - тем более. И не из за того, что кто- то из них обидится. Может из за того, что пойду сам своим путем, возненавидят меня, и в той самой ненависти может быть и примиряться между собой. А отучусь, вернусь к ним. Глядишь, и с моим выбором и примиряться к тому моменту.
- Ох, хитрец ты, крестник !  А я думал ты амеба какая. А ты... Эх! Только вкрадчивый ты слишком. А может это и не плохо совсем? А ежели не возьмут тебя в семинарию ? Что тогда?
- Тогда в строительный институт. Вернусь - храм буду строить. И Ольгу - дочь вашу в жены возьму. Если отдадите, конечно.
-Эка схватил! Мелкая она ещё чтобы женихаться! Но я подумаю на досуге над твоим предложением... И к стати, а ты не подумал, что твой отъезд, даст твоим родителям не повод к примирению, а как раз наоборот, повод, чтобы обвинять друг друга.
-Да они этим всю жизнь занимаются. Хуже уже не будет. Хотя поживем - увидим...
===========================================
Неожиданно затяжной дождь прекратился и небо почти  сразу из хныкающей маленькой девчонки, преобразилось в сурово насупленного седого старика, с грозно сдвинутыми бровями. Сентябрь полностью отыграв последнее тепло бабьего лета, передавал бразды правления своему брату октябрю.  И для глубокой провинции  эта смена сезонно- погодной власти, не несла ничего кроме дополнительных проблем. Жители деревни " Брюквицы" относились к таким вещам по философски спокойно, каждый раз мирясь внутри себя с неизбежным.  Жили они все как один организм, в каком - то спокойном и неторопливом ритме. Это так кажется, что жить ближе к природе это ох как чудесно.  На самом же деле это не прекращающийся труд по поддержанию всея и всего в более менее рабочем состоянии. А поскольку всех дел не переделаешь, то чего жопу то рвать на британский флаг?  Да и накопительный эффект усилий направленных в одну сторону понадежнее будет.
===============================
"Блажен ищущий себя. И в своей неуспокоенности,  и как сказано было в книге книг, те, кто остановился в поиске  себя и своего - мертвы, ибо движение к цели  и есть жизнь. И даже гордость за пассионарность свою не греховна, ибо происходит она от чистого начала. Ибо суть ищущих одна - Странники. Странники в Ночи"
Евангелие от Икара. ( глава 8 стих 7.)
===============================

Русская печь - сердце любого деревенского дома. Большие, беленые, с лежанками ... Ими издревле обогревали дома и готовили в них пищу. Когда- то брюковские печники славились своими трудами на всю округу. То ли кирпич они выбирали для своих печек какой то особый, то ли слово какое то волшебное знали, но печи выходили из под их рук абсолютно невероятные. Но это было давно. И мастеров уже давно нет, а печки как памятники их мастерству стоят, и служат по прежнему людям.
 Ветер утих, и дым из печных  труб  поднимался строго в верх , спокойно и величаво, как бы связывая зыбкими канатами небесную твердь и коробки деревенских домишек. И сразу вспомнилось далекое детство, как телефон из пустых спичечных коробков и нитки, чтобы передавать друг другу на расстоянии что то тайное, личное и сокровенное. Ведь там, на конце дымного каната, был именно тот, кто может выслушать, понять и простить, не упрекнув при этом звонящего ни разу.
Ночь опустилась на деревню как то незаметно, вкрадчиво мимикрируя под поздние вечерние сумерки. Три одиноких фонаря на деревянных столбах поставленные , вероятнее всего , еще во времена действия ГОЭЛРО, сухопутными маяками, не столько освещали, сколько указывали путь от края и до края в этой маленькой копии мира.
================
  Гневливого и сурового кузнеца местный отряд женской самообороны, в виде пятерки наших неутомимых пенсионерок, не боялся абсолютно, и даже шутливо называл его между собой "Кузнечиком".  Женщины, особенно хорошо пожившие, понимают  истинную мужскую суть каким то седьмым чувством, помноженным на их многолетний опыт. Недаром ведь слово "ведьма" у нас происходит от слова "ведающая". И в этом нет ничего, поверьте мне, оскорбительного.Любые накопления, будь то знания или там финансы какие, человека делают более спокойным, уравновешенным и уверенным в себе. На каком - то этапе, возможно, может проснуться и гордыня, но после определенного предела, кичливость и жадность, а так же зависть как бы растворяются  из за своей никчемной мелочности во временном потоке. И ее заменяют желания помогать и делиться. Делиться безвозмездно, ибо бочка уже полна водой, и если не дать напиться из нее страждущим и нуждающимся, то содержимое просто напросто польется через край, не принося никому ни удовольствия ни пользы.  Однако мы в наших философских вольностях немного отвлеклись от основного вектора нашего повествования.
=====================
      Утро заглянуло в окна кузнецовой избы пастельно синим, стремительно светлеющим и переходящим  теплое и розовое, освещая собой нехитрое убранство холостяцкого жилища. Струганный стол с лавками по стенам, печь и иконы с лампадою под рушниками в красном углу.
   В деревнях всегда встают рано, чуть только начинает светать, а то бывает что и затемно. И печку подтопить надобно, и скотине, ежели она есть, внимание уделить, да и помолившись сообразить кашу к завтраку.
Василий проснулся, быстро замахнул старинную кровать с пружинным матрасом и никелированными стальными шариками по углам изголовья. Со стены на него, с советского гобелена, как показалось Василию, к какой- то печальной укоризной, посмотрел одинокий набивной  желтый олень.
Василий зачерпнул из ведра стоящего у двери пол ковша холодной воды, и с удовольствием в растяжку выпил его. Затем подкинул в печь на чуть тлеющие, покрытые пеплом угли пару звенящих березовых чурбаков, поставил на плиту чайник, и вышел через сени на крыльцо перекурить на свежем воздухе.
 На крыльце в черной флотской плащ - палатке  с накинутым на голову капюшоном спиной к двери сидел некто. Василий непроизвольно потянулся к топору стоящему с внутренней стороны у входа в сенях...
 - Долго изволите почивать, Василий Александрович... Я Вас тут поди, уж час как жду. Да топорик-то положи, от греха подальше...
   Голос незнакомца был сиплый, как скрип колеса у старой телеги, которой очень давно ни кто не пользовался.  Но вот чуть глумливую интонацию замешанную на знакомых обертонах невозможно было спутать ни с чем.
 - Товарищ мичман! Петр Петрович! Какими судьбами?  Как вы меня нашли? Лет двадцать ведь прошло с моего дембеля...
 Старшина  неторопливо убрал с головы капюшон, и не вставая,  полуобернулся в сторону чуть подрастерявшегося  своего бывшего флотского подчиненного. На лице его сияла счастливая мальчишеская улыбка, такая, как бывает у добротно нашкодившего мелкого хулигана после того как все уже открылось.
- Салага! А  ну прекратить истерику! Хотя я тоже очень рад тебя видеть... И разогни. Мы не виделись всего пятнадцать лет.
 Мужчины пожали друг другу руки и крепко обнялись, как это положено делать равным.
- Петр Петрович! Пойдемте в дом. Я уже и чайник поставил. Или может быть чего покрепче?  За встречу? У нас тут дед Семен такой самогон гонит ! Сварганю сейчас под закусь что - нибудь на скорую руку...
- Да, не суетись ты, Вася!  Да и не командир я тебе больше. Так что можно и без официоза.  Обращайся ко мне просто - отец Арсений.
- В смысле? Ты... вы, что сан приняли?
- Ты вроде как на чай приглашал? Вот от этого, точно не откажусь. А "шилом" я уже лет десять как не балуюсь. Сознание оно туманит. Мозги сушит. А это к добру никогда не приводит. Я тебе все расскажу. Если тебе интересно будет. Мне скрывать нечего, ни от людей, ни от всевышнего.
 - Тогда пойдемте завтракать , отец Арсений. А потом я вам свою кузню покажу. Я ее хорошо обустроил. А ближе к вечеру  баньку сообразим. Вы надолго в наши края, или так, проездом?
- Надолго. Я то в общем к тебе за помощью пришел. Часовню вашу востанавливать надо. Да и погост сельский в порядок привести. А то как то это не по христиански. Вычурность не нужна, а вот порядок быть должен. И предков память чтить надо, и о Боге помнить.
- Чем смогу - помогу. По мере сил, так сказать. И дом Вам подберем из заброшенных, и инструментом снабдим, и стройматериал у председателя закажем. Я правда с ним не очень контачу, но для хорошего  дела, почему бы и нет.
- Ну вот и славно. Спасибо тебе Василий.
  Мичман зашел в сени, снял с себя плащ- палатку, и оказался в длинной черной рясе и с большим латунным крестом на массивной цепи. Тщательно вытерев о половик ноги он вошел в дом и найдя взглядом в красном углу икону с ликом спасителя троекратно перекрестился.
 Потом он подошел к столу и достал из армейского вещмешка  буханку домашнего деревенского хлеба, кусок сала завернутого в грубую домотканую холстину и баночку с тягучим прозрачным медом, на что Василий сразу же запротестовал.
- Отец Арсений! Петр Петрович! Убери все это. Не позорь меня. Ты мой гость. А гостей угощать принято. А этот чудесный сухпай тебе самому еще пригодиться.
- Это мне господь послал.  В тот самый момент, когда он посчитал, что мне это нужно. Значит он и нашу встречу и ее исход предвидел, и знал что нас с тобой за этим столом двое будет. Значит и меру на двоих отмерял. Это не от меня. Это через меня. От него. А если хочешь знать более материальную версию, то это мне лопухинские бабки в дорогу собрали.
- Все. Уговорил. Значит сегодня на завтрак гречка с шкварками и луком. Надеюсь возражений нет?
И старый мичман как то сразу улыбнулся уголками губ . Тепло и чуть странно...

Продолжение следует...
11.05.24.