Святыня женщины. Из Виктора Гюго

Владимир Микушевич
1

Денница занялась... Денница? Бездна света,
Сиянием своим и красотой согрета;
Лучился, пламенел свет мира и добра,
Первоначальная земля была щедра,
А небо сделалось уже неповторимым,
Как всё, что создал Бог отчетливым и зримым;
Воспламенился мрак и тень грядущих бурь;
Лавины золота обрушились в лазурь;
День вспыхнул, и земля восторженно вздохнула;
В безоблачной дали впервые жизнь сверкнула;
Вершины юных гор, очерченных едва,
И неизвестные сегодня дерева
Маячили, как сны, светились, как виденья,
Купаясь в молниях чудесного рожденья;
Проснулся радостно Эдем, стыдлив и наг,
А птицы нежились и щебетали в знак
Восторга и в любви так пылко изъяснялись,
Что ангелы с небес послушать их склонялись;
С такой же нежностью рычал могучий тигр,
Дружил с ягненком волк, любитель кротких игр,
А гидра, дочь воды, любила гальциону;
Медведь и лань, вдвоем прильнув к земному лону,
Внимали, чуждые воинственной вражде
И крику в логове, и щебету в гнезде.
Молилось Богу всё от недр до небосвода,
И незапятнанна была еще природа,
И Словом Божьим был весь мир запечатлен,
Невинностью своей святою просветлен,
Весь восхищение и весь благодаренье;
Зарею утренней сияло озаренье.
Повсюду зримая царила благодать,
И никого никто не заставлял страдать;
Величье – вот одна всеобщая примета,
В прозрачном воздухе был преизбыток света,
А ветер налету сиянье осязал,
Он молнии в снопы огнистые вязал;
Друг с другом облака соседствовали пышно;
Угрюмый мрачный ад уже ворчал чуть слышно,
Однако громче был беспечный, стройный хор
Небес, лесов и нив, ручьев, морей и гор,
А ветры и лучи в таком хмелю витали,
Что лирами леса густые трепетали;
Тянулась к свету тень, всё жаждало всего,
Охватывало мир всеобщее родство;
Червь не завидовал, звезда не заносилась,
Всё восхищалось всем, и к жизни жизнь просилась;
Гармония, и в ней неугасимый свет,
Экстаз божественный в согласии планет
Проистекали в ширь из тайной сердцевины,
Волнуя облака и зыбкие глубины
Морей; и дерево, и сумрачный утес
Запели, восприняв сиянье первых грез,
И небу жертвовал цветок своей красою,
А небосвод в ответ кропил его росою;
В благоуханье блеск, земное в неземном;
Одно во всем росло, таилось всё в одном.
Рай вспыхивал в тени, и тень сама светлела;
От неги сумрачной и звуков жизнь хмелела;
Воистину тогда был свет ничем иным,
Как светом благостным, целительным, дневным;
Увенчана была земля зарей вседневной,
Лучистой, девственной, отрадной, задушевной.

П

В первичном золоте сияло торжество,
День первый пламенел, не зная ничего!
О утро утр! Любовь! Святой залог свободы -
Начать мгновения, дни, месяцы и годы!
Начало мира! Миг восторженных чудес!
Исчезла ночь сама в безмерности небес,
И не было скорбей в сияющей пустыне;
Наследник хаоса, стал бездной свет отныне;
Бог обнаружил Свой спокойный ореол;
Взор ясность вечную, опору дух обрел;
Ступени степеней в различнейших природах,
Многообразие в неисчислимых сводах
Сказалось в четкости живого чертежа;
Обрисовался мир, и мысль была свежа;
Прообразы в своей необозримой сфере,
Отчасти ангелы и в то же время звери,
Кишели, буйные в скоплении громад;
Дрожала мать-земля под гнетом этих стад
И трепетала всем своим великим лоном;
Творенье, верное своим святым законам
В неисчерпаемых стихиях естества
Разнообразные являло существа,
Моря, холмы, леса и фауну и флору,
Обличья, Божьему неведомые взору,
Чтобы менял их век, задумчивейший жнец;
Где ключ, а где побег, заманчивый гонец;
Уже росли дубы, березы, сосны, клены,
Распространялся мир чудовищно-зеленый;
Набухли молоком таинственным сосцы
Вселенной; капало оно во все концы,
Произрастало всё, не соблюдая меры,
И все свои мечты, виденья и химеры
Природа воплотить готовилась в тела,
Как будто к хаосу в учение пошла.

Эдемы новые в своем соку манящем
Казались ярким сном, отрадным и пьянящим,
Но был бы ужасом сегодня их экстаз
Для наших меркнущих без идеала глаз;
Для мировой души, однако, солнце даже -
Всего лишь искорка, затепленная в саже;
До голубых небес произрастает рай,
И сонмы ангелов там вместо птичьих стай.

Неслыханные дни целительного блага,
Которым дышит куст и вспыхивает влага;
Хвалил Всевышнего летучий аквилон,
Добрело дерево, цветок был просветлен,
Что значит белизна без чистоты лилейной!
Ни грязи, ни морщин в красе благоговейной;
В счастливой кротости не трогал зверь зверька,
Не обагряла кровь ни когтя, ни клыка;
Таинственное зло не угнездилось в звере,
Ни в змее, ни в орле, ни в тигре, ни в пантере;
И бездна в существе неистово живом
Еще не знала тьмы, объята Божеством;
Юна гора была под девственной волною;
Земля, всемирною омыта быстриною,
Вздымалась, гордая, играя и шутя;
Всё на глазах росло, и было всё  – дитя;
И в торжестве своем восторженно-высоком
Оглушена была земля кипучим соком;
Инстинкту кровному инстинкт внушал мечту;
Над морем, над землей, над миром налету
Любовь, как фимиам, повеяла предивно;
Природа мощная цвела, смеясь наивно;
Новорожденный мир издал свой первый крик,
В сиянье солнечном его простор возник.

Ш

Прекрасней остальных был первый день Вселенной,
Овеянный своей Авророю нетленной;
В священном трепете сплотились тень и свет,
Волна и водоросль, стихия и предмет;
Эфир сиял в своих безоблачных глубинах,
А глубочайший вздох вершился на вершинах;
Листва была в тиши особенно нежна,
Особенно светло лучилась вышина
Над расцветающим благоуханным долом,
Где, небом солнечным любуясь, как престолом,
В неисчерпаемый восторг погружены,
Прозрачной, зыбкою водой отражены,
Освежены живой беззвучною волною
Два первых существа: муж со своей женою.

Молился муж, она была еще чиста.

1V

Сияла вся ее святая нагота.
О белокурая сестра Авроры алой,
Персть, совершенная при форме небывалой!
Грязь ненаглядная, в которую проник
Непостижимый дух, очерчивая лик!
Ткань смертная, но в ней бессмертное сиянье!
Скудель убогая, но дивное ваянье!
Прах, но божественный, пока к нему влечет
Любовь, поскольку в нем живая кровь течет,
И тело для души – таинственное ложе,
И сладострастие с бесплотной мыслью схоже,
И пламенем таким объято естество,
Что, кажется, в твоих объятьях Божество!

По мирозданию блуждала взглядом Ева.

А рядом с ней в тени развесистого древа
Гвоздика грезила в задумчивом цвету,
И лотос голубой напоминал мечту,
И с незабудками согласны были розы,
И приняли они причудливые позы,
Клонясь, чтобы к ногам пленительным прильнуть;
Лилея не могла, раскрывшись, не вздохнуть,
Как будто и она наделена одною
Душою с нею же: с цветущею женою.

V

Избранником один доселе был Адам;
Читая небеса, входил он в звездный храм,
Супруг спокойный шел в таинственные дали,
И звезды ясные его сопровождали;
В нем предка видели и звери, и цветы,
Богоподобные благословив черты,
Запечатленные сияющим началом;
Когда невинности весь мир служил зерцалом
И новобрачные в Эдеме шли вдвоем,
Природа в сладостном сочувствии своем
Их бескорыстию сокровища вверяла
И миллионы глаз приветливых вперяла
В блаженную чету сквозь радужный хрусталь;
Муж небо созерцал, жена смотрела вдаль,
Но в этот ясный день бесчисленные очи,
Неизмеримое исследовать охочи,
Супругу юному супругу предпочли,
Как будто в благостной, божественной дали,
Сияя красотой своей благословенной,
Зеницам пристальным природы сокровенной,
Ручьям стремительным и лепесткам витым
Всем этим существам, прообразам святым
Заставок будущих и выспренних заглавий
Казалась женщина гораздо величавей.

V1

Кто скажет, почему? Какая же краса
Настолько тронула святые небеса,
Что вся вселенная над женщиной склонилась,
Как будто бы заря красавицей пленилась?
А почему напев хвалебный горячей
Волн пламенеющих и солнечных лучей?
Откуда этот хмель, и почему пещеры
Отверзлись радостно, взыскуя горней сферы,
Где веет фимиам отрадный неспроста?

Беспечно грезила счастливая чета.



При этом нежностью дыша благоуханной
Звездой, травой, водой в прохладе несказанной,
Где благодатная целительная тень,
Приветливо смотрел с небес на Еву день;
И этот нежный взор, стихийному присущий,
Соединяя свет и тень священной кущи,
Которая в тиши задумчивой цвела,
Коснулся женского прелестного чела;
И длинный луч любви, блуждающий в лазури,
Где птицы странствуют, где пролетают бури,
К безмолвному цветку отважился скользнуть;

И дрогнула ее нетронутая грудь.