Сунул руки в мясорубку.
Смотрел, как над раструбом вьётся дым.
Ждал,
Когда станет он, наконец, родным.
Крепко глаза зажмурил.
Уши остались открыты.
Но
Горлышко бутылки зубами разгрыз и пытался сосать вино
Вместе с мелким стеклянным крошевом,
А внутри
Что-то сопротивлялось и говорило:
Поговори.
Сунул руки в мясорубку.
Смотрел, как течёт слеза.
Как в абсолютной темноте
Открываются один за одним глаза.
Как из сердца что-то льётся.
Как что-то движется вдалеке.
Как игла, соскочив с пластинки,
Путь процарапывает на песке,
Как прощальные песни радостно говорят “привет”,
И ещё на следы, которые оставляет свет.
Сунул руки в мясорубку.
Будет много теперь котлет!
Впереди остались ещё несчитанные сотни лет.
Можно прожить их с прямой спиной,
А можно как вопросительный или дорожный знак,
Можно говорить по телефону, а можно так,
Каждое утро встречать улыбкой или всем горлом делать печальный стон,
Можно прекрасно обходиться без нежности о бетон.
Не осталось больше чепухи,
Чтобы в этой ступе её молоть.
Если душа не может,
То в дело тяжко вступает плоть.
Отказывается от адвоката по назначению,
Меняет на шило в мешке судью,
Предлагает Емеле полную щук отварных бадью,
Добавляет размоченный хлеб, яйцо, немного соли, и мелкий лук —
Из разверстия нежно тянутся
Столько к ласке готовых рук.