Я заканчиваю с наплывом покупателей, делаю глубокий вздох и осматриваюсь. Его нигде не видно. Паника захлёстывает меня, когда я думаю, что упустила единственный шанс... он закончил раньше, чем у меня появилась возможность поговорить с ним... побыть рядом. Моё дыхание ускоряется, грудную клетку сдавливает, страх и одиночество пронизывают всё моё тело. Я уже хочу выбежать на улицу, чтобы увидеть и поймать его, если он идёт по тротуару, но приходит Лана и сдавливает мою руку.
- Всё хорошо, Тина, - успокаивает она меня.
- Нет, отнюдь, - говорю я, качая головой, чувствуя, что нахожусь на грани истерики. – Это далеко не хорошо, и это не может быть хорошо!
Лана притягивает меня в свои объятия и медленно кругами поглаживает по спине, успокаивая, она это делает лучше всего.
- Он смотрит фотографии, - говорит она мне, и я выдыхаю воздух, задержанный в лёгких до этого.
Вручая мне чашечку чая, Лана развязывает мой передник и выталкивает меня за прилавок.
- Иди! – говорит она. Мне не надо повторять дважды.
Я не мчусь, а иду не спеша. Не хочу, чтобы он видел меня покрасневшей и со стеклянными глазами. Я подпираю стену и делаю глоток чая, чувствуя, как аромат ромашки щекочет мне нос. Несколько глотков и несколько глубоких вдохов после, и я уже достаточно спокойна. Пригладив волосы, я делаю шаг к нему и останавливаюсь, замечая, что он делает.
Валера стоит у стены с фотографиями и вглядывается в ту, на которой изображена поляна. Руки зудят – так хочется дотянуться и дотронуться до него, потрясти его за плечо, чтобы он увидел меня. Но я этого не делаю. Вместо этого я стою и наблюдаю за ним, интересно... снизойдёт ли на него озарение.
Проблеск надежды возникает в моём сердце, когда я вижу, как он закрывает глаза и улыбается... но вскоре это блаженное выражение сменяется на раздражённое и тревожное. Подавляя желание обнять его, я дотрагиваюсь до его плеча.
- Это моя любимая, - говорю я, мой голос чуть громче шёпота.
Если бы он только понял, почему она любимая.
- Она великолепна, - отвечает он, я киваю, хотя он и не может этого видеть.
- Выпьешь со мной? – прошу я и встаю так, чтобы быть в поле его зрения. Я держу чашечку в дружественном предложении, надеясь, что он согласится.
Он слегка замешкался сначала, но потом кивнул:
- Конечно.
Я иду за ним к столику и сажусь в кресло напротив него.
- Кто фотограф? – спрашивает он, кивая в сторону фотографий.
Я краснею, прежде чем ответить.
- Я.
Он улыбается, признавая это.
- Теперь понимаю, почему они так прекрасны.
Я растворяюсь в его словах, он использует свой природный флирт. Удивительно, что такие вещи врождённые. Они, кажется, никогда не забываются. Я со всей силы вцепляюсь в чашку и отвожу глаза, неуверенная, что смогу сдержаться под его пристальным взглядом.
- Спасибо, - шепчу я.
Я допиваю свой чай и ставлю чашку. Мы разговариваем так легко и непринуждённо, это одновременно приводит меня в восторг и заставляет моё сердце сжиматься. Когда мы молчим, я обвожу круги пальцем по краю чашки. Внезапно я чувствую тепло от его взгляда, поднимаю голову – он смотрит на мой безымянный палец. Сердце тут же ухается куда-то вниз.
Он понимает, что его поймали за разглядыванием, смущается, но всё же задаёт вопрос:
- Ты, гм... замужем?
Я борюсь со слезами, скапливающимися в уголках глаз, и отвечаю:
- Да.
Я не уточняю... он не спрашивает. Помимо моей воли мой взгляд падает на его пустой палец.
- Ооо, - протягивает он, какая-то смесь грусти и облегчения проскальзывает на его лице. – Я - нет.
Из глубины холодных глаз,
Огнём кровавым полных,
Звучит всегда любви отказ,
Но в то же время грусть в них.
Мелькают годы, тени, лица
Не видя их, он смотрит вдаль
Мечтает улететь, как птица,
Развеять свою боль, печаль.
Не рад он плену своему,
Лишь одиночество всегда.
Но почему ж вошёл во тьму?
Не дать ответа никогда...