Осень… Великолепнейший из сезонов. Изливающаяся, брызжущая всевозможными красками пора, радующая сердце человека умопомрачительными, живыми звуками и пейзажами, создаваемыми миллиардами чудесных, немыслимых инструментов и красочных карандашей, принадлежащих удивительной природе. Самый спокойный и добрый страж неслышимого и невидимого времени, нанизывающего недели и годы, наши мечты и иллюзии на такие же невидимые нити своих счетов, словно бусинки наших побед и падений.
Слух уловил движение ветерка, отломавшего стебель листа от ветки. Непроизвольно поднимая взор на звук, который ранее того был недоступен или утерян мной в процессе взросления, я увидел, как порыжевший от воздействия солнечных лучей, лёгкий отпрыск огромного дерева, нависшего над землёй почти совсем уже оголённой кроной, покидает родительскую ветку. Опадающий лист закружился в каком – то странном вальсе, заставившем ощутить аортами новые, доселе не открытые сердцу, ритмы сказочной Донецкой стороны. Увлекшись полётом невесомого рыжего чуда, рисующего странные ноты над моей головой, завороженный новыми ритмами до невозможности разноликого осеннего мира, в такт дуновениям ожившего ветерка, плавно ведущего в танце рыжий лист, я пошагал за этой парой упоённых осенью танцоров, наслаждаясь новыми для моего слуха и разума мелодиями планеты Земля.
Мне показалось, танец продолжался всего каких– то пару мгновений. Но, когда лист опустился под мои ноги, я осознал, что стою в самом центре парка кованых фигур. Получалось, что я, идя с улицы Богдана Хмельницкого, от больнички свернул на Щорса, дошёл аж до проспекта Ватутина, и оттуда, уже через Университетскую, попал в парк. Как же я умудрился не заметить расстояния, которое до того ни за что не согласился бы пройти пешком?
Подняв с земли застывший лист, который привёл меня на аллею парка таким удивительным способом, присев на скамейку, я принялся его рассматривать, когда надо мной раздались голоса. Женский голос говорил: - Прекрати, нас увидят. Мужской отвечал: - Глупости какие… Этот так же слеп, как и все остальные его соплеменники.
Сердце моё от неожиданности рвануло в область пяток, ноги испуганно спружинили, тело, покрываясь липкой испариной, развернулось к скамейке, глаза стали блуждать в поисках ведших диалог.
Мгновение замерло, затем женский голос произнёс: - Я же говорила, что он появился в парке не так, как другие. Он нас видит. Господи, я скомпрометирована!
Поднимая глаза к источнику звука, я просто мечтал каким – нибудь волшебным образом увидеть там наверху обнимающуюся парочку юных ребят, не желая верить в ту картину, которую рисовал мой пришибленный страхом мозг.
По бокам скамейки стояли два столба, недвусмысленно сливающиеся над самым центром скамьи в любовных объятиях. Да, я не ошибся. Это были именно он и она! Два фонарных столба разного пола, соединяющиеся своими фонарями прямо над кованой скамьёй. И они говорили о любви, а я стоял, раскрыв рот. Более же всего меня удивляло теперь не то, что столбы говорили, а то, что я их слышал. Помотав головой, ущипнув себя за бок, я собрался отвязаться от наваждения, посетившего мой слабый разум. Но, как только я уверил себя в невозможности происходящего, из глубины парка донёсся скрипучий голос: - Не пугайте парня. Он один из нас. Его выковали совсем недавно и привезли в парк только что на установку. Я смотрю, он более совершенен. Эй, кто тебя создал, парень, из какого ты металла?
Гном!.. Со мной говорил гном – шахтёр!
- Меня зовут Добрый Шубин. Я дух шахтёра и покровитель шахт. Как зовут тебя, новое произведение?
Небеса разверзлись. Створки моей черепной коробки распахнулись настежь, мозг улетел в космос. Водяной, развалившись недалеко от меня, улыбался во весь рот, причмокивая толстыми губами.
- В нашем полку прибавление - молвил он, хлопнув водянистыми очами. – Эй, все сюда! У нас новенький!
Со всех уголков парка послышались возгласы и говор, больше напоминавшие поскрипывание оси от колеса телеги. Фигуры, выкованные искуснейшими мастерами кузнечных дел, приветствовали меня своими железными душами, словно близкого друга. Не помню, сколько времени продолжался этот приветственный фестиваль, прерванный ударом молота по наковальне. Невероятных размеров стальной кузнец, со страшным скрежетом подняв голову, прогудел на весь парк медным голосом: - Он дышит!
Невозможно объяснить моё полуобморочное состояние, когда ноги отказываются бежать, врастая в почву, а мысли застревают в голове, налезая друг на друга и пытаясь свалить подальше от сознания. Сосуды коры головного мозга напряглись так, что эластичность их, пожелав всем спокойной ночи, поползла прочь. Квакали жабы, шевелили губами рыбы, пронесся на железном коне какой – то неведомый мне железный хищник. Железные розы, которыми обильно был усеян парк, делились ароматами кузниц, в которых они были произведены. Пролетела мимо Яга, задев метлой вначале угол беседки, затем крыло дракона, держащего в когтях яйцо с ещё не вылупившимся драконьим потомком...
- Оставьте парня в покое! – вдруг проревела огромная голова одетая в средневековый шлем. Я, будто ждавший приказа, бросился под защиту этой головы, пытаясь спастись от страхов и сомнений, абсолютно не задумываясь над тем, что эта голова старорусского богатыря тоже не должна говорить. Провернув свои железные очи в огромных глазницах, голова произнесла: - Не бойся. Они все добрые. Просто никто никогда раньше не слышал наших разговоров, не видел нашей жизни, и не задумывался о ней. Моим друзьям это в новинку, как и мне. Ты, наверное, чем – то отличаешься от других людей, посещающих этот парк, чтобы полюбоваться работами лучших мастеров планеты. Уж не поэт ли ты, друг любезный?
Страх ушёл так же быстро, как и появился.
- Поэт – ответил я.
Парк зашуршал эхом - Он поэт, поэт…
Каждая фигура просила меня подойти ближе, чтобы послушать меня и немного рассказать о себе. Одну фигуру я гладил, другую рассматривал со всех сторон. К некоторым принюхивался, не веря, что человеческая рука могла сотворить из стали то, с чем можно разговаривать и обмениваться мыслями. Гвоздь, затянутый в узел, сыграл мне прощальную мелодию на своей железной скрипке, когда я околдованный подаренным чудом, удалялся из парка восвояси. Каждый экспонат парка проводил меня добрым словом, взяв с меня обещание обязательно вернуться. Парк просил написать о нём. Рассказать людям о том, что он по – своему живой, что у него есть чувства и своё восприятие этого мира.
Выходя за пределы волшебного парка, я решил, что обязательно сдержу обещание, данное моим железным друзьям. Я был опутан каким – то незнакомым мне покрывалом сладостной эйфории, и чуть не попал под колёса несущейся машины, когда прогремел пушечный выстрел, вернувший моё сознание в тот Донецк, который я знал до встречи с заколдованными жителями этого чудесного места. Я оглянулся. Из жерла железной пушки, стоящей на постаменте у входа в парк, валил дым. Все ядра были на месте.
Ср. 10. 11. 2021г. 17. 00