ГЛЕБ ИВАНОВИЧ УСПЕНСКИЙ (1843 - 1902)
"ВЫПРЯМИЛА" "ПАРЛАМЕНТСКИЙ ОБЕД"
"Мы на денёк, на два попадали в Лондон. В каком - то "настоящем" английском
ресторане, за пять шиллингов, вместо разнообразного пятифранкового парижского
обеда нам три раза кряду дали одно и то же блюдо.
Надоумил нас кто - то съездить в Гринвич (небольшой город в десяти километрах
от Лондона) и съесть там знаменитый парламентский обед - "маленькую рыбку".
Каково же было наше удивление, когда и этот знаменитый обед убедил нас в том,
что для выдумки нет места даже в самых мельчайших проявлениях жизненного обихода.
Обед состоял из множества рыбных блюд; маленькая рыбка, гужон, пескарь
фигурировали на первом плане и блюда с маленькой рыбкой только изредка перемежались блюдом лососины или какой - нибудь другой рыбы. Лососина пахла
лососиной, лучше сказать тем рыбным запахом, которым пахнет бумага или рука,
прикоснувшаяся к рыбе. Точно таким же натуральным правдиво рыбьим запахом
отдавали и все посторонние кусочки посторонних рыб, появлявшиеся за обедом.
Что же касается героя обеда, "пескаря", то безукоризненно правдивая английская
мысль и тут не могла подняться до выдумки, и единственно на что у неё хватило
смелости, чтобы дать одному блюду маленькой рыбки хоть какое - нибудь отличие от
другого. Это отличие и было сделано с помощью перца: то рыбка является
обжаренною в простом перце; то в кайенском, то в лёгкой пропорции, то посильнее,
то полегче, или ещё позабористее, причём рыбка сама собой сохранила свой
натуральный рыбий запах и непременно пахла чёрт знает чем. После десятка таких
тонких блюд, когда уже и усы, и салфетки, и платки, и руки - словом, всё, что на
вас и около вас, стало пахнуть рыбой и речной водой, появился последний,
заключительный вариант маленькой рыбки. Эта последняя рыбка, чрезвычайно
маленькая, лежала на большой тарелке без всяких украшений и аксессуаров как - то
одиноко и загадочно: её маленькое тело было искривлено как бы предсмертной
конвульсией. Но когда, взяв её за хвост, все мы открыли рты и, думая проглотить
это ничтожество, беспечно пронесли её куда следовало, то наши рты уже не могли
закрыться; маленькая тварь вонзилась в горло, как раскалённая игла, жгла рот,
гортань и, после страшных усилий проскользнув далее, обожгла всё горло и, как
миноноска, зашмыгала в желудке, пытаясь взорвать его в двадцати местах.
Минуты две мы отпивались от этого "кушанья" сельтерской, содовой водой и вином
и, только очувствовавшись, наконец могли издавать членораздельные звуки.
- Это уже не перец! - Николай Николаевич почему - то начал чихать. - А это
бенгальский огонь какой - то. Дьявол его возьми!
- Ведь из этакого обеда чего бы только не натворил француз? А эти - нет!
Не хватает на выдумку - сказал наконец Иван Иванович."
(1885 год)