Планеты – порождали пространство.
Организуя и ориентируя его – назначали для бесформенного собственные размеры и сроки, так начиная, в первое же мгновение после окончания формирования, четкий, определенный циклом перемен процесс своего распада. Они двигались. Ползли, задыхаясь пылью. Толкали перед собой зловонные пары и, вцепившись в бледные нити брошенных промежутков, тяжело натягивали между собой расстояния, так задавая безликому прежде, непривычные скорость и направление. Подчиняясь их неспешному влиянию бывшая пустота складывалась. Торопливо перетирая и зажевывая миллиарды мегатонн свободной материи – она не спеша формировала густые комки новых вселенных. Они, появившись на краткий космический миг – щедро расплачивались с ней своими очередными зыбкими ограничениями.
Время, туго замешанное на ритмичной бесформенности объема, – беспокойно рыскало, готовясь создать для себя, что-нибудь новенькое. Потом – оседало, успокаивалось и понемногу начинало бродить. Оно сначала муторно закисало, после - вспенивалось пузырясь планетами, и наконец – просто вылезало мякотью наружу. Переваливалось через край вселенной и холодно растекалось по миру липкой слизью галактик. Плотные и уже оформленные в гигантские шары планеты – были лишь кратким итогом ритмичного стягивания к центру бесконечных по протяженности пространств. Каждый новый элемент мира – являлся результатом сжатия многих и многих, разреженных до этого объемов. В любой, самой невзрачной и неприметной на вид да цвет крупице вещества – теперь скрывались (до срока) неоформленные прежде просторы вселенной. Материя была распределена равномерно и образование чего-то более-менее плотного, - достигалось лишь за счет окончательного опустошения и вычищения того, что и так уже являлось непостижимо зыбким.
Время было. Одно на всех. И как только для него появлялась имеющая срок область – вокруг нее начинало формироваться огромное и безликое вневремение.
Грузные пятна первого вещества, обретая ритм, размер и массу – неизбежно превращали пространство, на многие парсеки вокруг себя, в область невесомого первородного покоя.
Планеты жили. Сдавленные и утомленные – они покорялись непрерывному и непомерному усилию пространства, тяжело и мощно сдвигаясь из насиженных мест в новые для себя положения. Входили в них так плотно, как если бы это новая полость, сначала бесконечно долго изучала их особенности и старательно изменяла себя, готовясь однажды наполниться далекими кипящими шарами
И вот теперь – настал миг его торжества.
Приветливо распахнувшись она, в следующий, бесконечно-недолгий миг, уже – схлопывалась, обволакивая своей густо заваренной пустотой всё, что беззаботно купившись на долгий и дружеский жест попалось в ее пустое нутро. Мерно укачивая в своем темном брюхе дергающиеся жертвы – давала понять, что шансов нет, все же жадно оставляя им призрачное ощущение возможности случайной свободы.
Крепко набиваясь свободно кувыркающимися планетами – пространство растягивалось и, достигнув, только ему одному известного предела, - начинало звенеть от невообразимого напряжения.
В ненаправленном и бесконечном покое – обнаруживалась странная область, которая оказывалась определима по размерам и срокам. На гладкой коже мира – открывалась одна-единственная пора и, начав дышать через нее, Вечность – тяжелела, а Пустота - определялась… Они менялись – так, неотвратимо, начиная свой обратный отсчет. С каждым новым вздохом Их раздувало, невозможно пучило, разрывая газовыми галактиками, перекрывало планетами-гигантами и, пережигало новыми солнцами. Наконец, не выдержав тяжести принятого на себя груза, Они криво разламывалась, начиная расползаться в своей самой явной и поэтому – самой слабой области.
Непрерывно расширяясь и углубляясь, плоская и неопределимая прежде дыра, – превращалась в бесконечную по размерам и срокам яму, которая, углубившись сверх всякой меры – становилась туннелем, безжалостно сливая растягивающие его внутренние миры – в пустоту…