- Виктория, - зову я, пытаясь привлечь внимание девушки, которая вот уже как пять минут пялится на какого-то неопрятного парня, абсолютно игнорируя меня.
- Справишься? Мне нужно пойти взять кое-что.
Она кивает, практически не смотря на меня, и я действительно радуюсь тому, что в последние часы в кафе стало немного поспокойнее – по крайней мере, она не будет игнорировать клиентов. Мне вообще-то ничего не нужно, но, если мне придётся терпеть некомпетентность Виктории ещё хоть одну минуту, нет гарантии, что я смогу держать себя в руках. Мне нужна помощь, и я не могу просто так раскидываться кадрами, несмотря на то, что она чертовски раздражает.
Я прокрадываюсь в сторону небольшой тропинки за зданием, опираясь на кирпичную стену, пока не дохожу до опрокинутой треснувшей цветочной кадки у двери. Достаю запрятанную пачку Marlboro и зажигалку. Уверена, Лана знает, что я в тайне дымлю, но, как бы то ни было, она не сказала ни слова об этом.
Мне необходимо это мимолётное облегчение.
Я вытаскиваю сигарету и помещаю её между губами, после чего щёлкаю зажигалкой и загипнотизировано наблюдаю за оранжевым мерцанием огонька. Я медленно провожу пальцем другой руки сквозь него – чувствую онемение от охватившего жара, у меня практически получается, но внезапно жгучая боль пронзает палец. Я быстро подношу палец ко рту – сигарета падает на обочину. Нет, я не ищу болезненных ощущений, но иногда боль, которая не затрагивает сердце... так отвлекает.
Я закрываю глаза и затягиваюсь, попутно окунаясь в события сегодняшнего утра. После того, как ушёл Валера, в кафе вошла пара, и это чудо, что у меня снова не случился срыв. Они стояли спиной ко мне: молодой человек растирал плечи девушке, одновременно с этим что-то шепча ей на ухо. Я могла слышать счастливый смех девушки, вызванный его словами. Когда они повернулись, я увидела, что у неё округлившийся животик – беременна. Мои руки задрожали – чашка, в которую я наливала напиток, выскользнула из них и разбилась вдребезги о пол, превращаясь в груду керамики в луже кофе. Я наклонилась, чтобы убрать всё, но застыла, будто озарённая, что нельзя соединить разбившиеся части вместе. Слава Богу, Лана была поблизости и быстренько принесла швабру, чтобы убрать беспорядок, учинённый мной, а я тем временем вернулась к работе, снова заполняя чашку кофе.
Не то, чтобы любая вещь так действовала на меня. Нет, не такая я уж и слабая. Я вижу беременных женщин практически каждый день и абсолютно нормально реагирую. Но это... это было чем-то другим, до боли знакомым. Возможно, всё дело в том, как она смотрела на него, может, в том, как он коснулся её жестом, так и источающим любовь. Пока они ждали своей очереди, он обнимал её, мягко поглаживая её животик и шепча, вероятно, милые глупости на ушко, попутно перебирая руками золотое колечко, что висело на цепочке на шее – возможно, её пальцы опухли и обручальное колечко стало слишком сдавливать их. Я наблюдала за ними некоторое время, разрываясь от ревности, тоски и печали – у меня этого никогда уже не будет с любимым. И я никогда не пойду на то, чтобы искать своё счастье в другом месте.
Дым проникает в глаза, от чего они становятся влажными, я смотрю на сигарету в руке, стряхиваю оставшийся пепел, кидаю её на землю и гашу на всякий случай пяткой. Из глаз текут слёзы, не знаю, может, от дыма, может, от недавних воспоминаний.
Пары... такие счастливые, беззаботные, любящие, заставляют вспоминать меня о том, что всё это когда-то было и у меня. Я кручу своё обручальное кольцо и думаю о Валерке, о том, что было сегодня. Он смотрел на мой палец почти с тоской, если бы он только знал...
- Проклятье!
Я не могу сдержать крик, поднимаю с земли камень и запускаю его в переулок, он, вероятно, врезается во что-то железное – раздаётся громкий шум. Я обозлена, хочется что-то сломать... испортить. Вместо этого я откидываюсь назад, вытаскиваю ещё одну сигарету и снова затягиваюсь. Закрывая глаза, я позволяю воспоминаниям на минуту окутать меня.
Белый атлас и кружева...
Золотые обручальные кольца...
Стоя у алтаря перед родственниками и друзьями, мы обязуемся любить и почитать друг друга, пока смерть не разлучит нас.
Смерть.
Я поклялась быть с ним, пока смерть не разлучит нас, и я остаюсь верной этой клятве. Я даже представить не могла тогда, что есть вещи хуже, чем смерть.
Когда Лана находит меня, пачка пуста, а вокруг валяются противные жёлтые окурки. Кажется, что на моём лице появились морщинки – это всё от высохших слёз, а мои глаза покраснели и опухли. К счастью, она ничего не говорит, просто поднимает меня, позволяет опереться на неё, и мы идём в уборную для персонала. Она включает тёплую воду, даёт мне влажное полотенце, чтобы я освежила лицо, после чего пальцами пытается привести мои волосы в надлежащий вид.
Когда я снова выгляжу более-менее нормально, Лана заключает меня в объятия, целует в щёчку и после этого говорит, что меня ждут документы в кабинете, и я должна пойти разобраться с ними, пока она последит за порядком в зале. Это так похоже на Лану... она знает, что я никогда не пойду по своей воле туда, где есть сейчас сосредоточение народа. Не знаю, сколько раз в неделю со мной такое происходит, но ей каждый раз удаётся меня «вытащить».
И я просто не представляю, как долго каждый из нас сможет выносить это.
Поведай мне свои тайны,
Не опускаясь до фраз.
Ты - Ангел. И всё мирозданье
Я вижу на дне твоих глаз.
Умчаться на крыльях к рассвету
Хочу, но, увы, мне нельзя.
Я - Ангел, покинувший небо,
Другая досталась стезя.
Я робким коснусь поцелуем
Небрежной невинности плеч,
Укрывшись ночи ажуром,
Как верная псина буду стеречь.
Я сберегу твою нежность,
Сквозь горечь и боль пронесу,
Хоть розы утренней свежеть
Отдана не мне, а ему...
Поведай мне свои тайны,
Не опускаясь до фраз.
Ты - Ангел. И всё мирозданье
Вместилось на дне этих глаз.
Умчаться с тобою к рассвету
На крыльях хочу, но нельзя.
Так Ангел, покинувший небо,
Хранителем стал для тебя.