Вольные переводы из Уильяма Блейка

Михаил Евгеньевич Трубников
Из Уильяма Блейка

Древо яда

Я на друга рассердился –
Гнев, как влага, испарился,
Но смолчал врагу в ответ –
Не проходит гнев мой, нет!

Я полью его слезами,
Поволхвую над ветвями…
Бог ты мой, какое древо
Может вырасти из гнева!

День и ночь оно росло,
Стало ветке тяжело,
Оттого что вызрел плод –
Сочный, яркий, как восход.

Враг мой в садик прокрадётся,
Подивится, ухмыльнётся…
Он сорвёт смертельный плод,
Съест его и упадёт.

Из Уильяма Блейка

К музам

В лесах ли Иды элитарных
Вы, музы, спрятались от нас?
Или в хоромах светозарных,
Что вам златой Восток припас?

В раю ли нынче ваша прелесть?
В зелёных пажитях земли?
Иль продвигаетесь вы через
Воздушной музыки слои?

Или под грудью океана,
Под одеялами штормов,
Средь рощ коралла, пышно-странных,
Вы свой находите покров?

Без вас, прекрасных, вечно юных,
Бард вдохновенно не поёт –
Нот не хватает, слабнут струны
И даже слов недостаёт!

Из Уильяма Блейка

Тигр

О, горящий оком тигр,
Что рождён для грозных игр!
Кто сумел сразить людей
Симметричностью твоей?

В глубине иль в небесах
Ты задуман нам на страх?
На крылах какой мечты
Чьим желаньем скован ты?

Кто скрутил и для чего
Жилы сердца твоего?
Чья нацелила рука
Твой удар исподтишка?

Где тот молот, где та цепь,
Что твою сплотили крепь?
В чьём горниле хищный мозг
Получил свой страшный лоск?

Опустили звёзды взор,
Слёзы лили реки гор…
Не ягнёночка ль творец
Выдал злобы образец?

О, горящий оком тигр,
Что рождён для грозных игр!
Кто сумел сразить людей
Симметричностью твоей?

Из Уильяма Блейка

Лондон

На улицах свобод и хартий,
У достопамятной реки,
Бранятся нищие в азарте…
На лицах их – печать тоски.

И в каждом детском крике страха,
И в каждом всплеске грубых слов
Мне чудятся топор и плаха
И звон духовных кандалов.

Несчастных трубочистов рати
Снуют, ругаясь без конца…
И кто б подумал о солдате,
Пролившем кровь за честь дворца!

А ближе к полночи зловонной
Нетрезвой проститутки бред
Чернит слезу новорождённой
И стены свадебных карет.

Из Уильяма Блейка

Человеческая абстракция

Никого не разоришь –
Никого не одаришь.
Милосердье не нужно,
Если счастье нам дано.

Был бы страх – и будет мир.
Эгоизм устроит пир,
А жестокости силки
Нас затянут в плен тоски.

Мы растим священный страх,
Слёзы льём в бесплодный прах,
Чтобы корни кротости
Пили соки робости.

Под покровом ночи мрачной
Тешим, нежим куст невзрачный,
Пока муха с мотыльком
Не съедят листву на нём.

Подождём чуть-чуть – и вот
Народится лживый плод.
Не бесплоден, значит, страх…
Где ж тот куст – в каких краях?

Божества земли и моря
Не нашли его – вот горе!
Поищи-ка ты его
В дебрях мозга своего.
 
Из Уильяма Блейка

Ангел

Что значит этот дивный сон?
Пришла я к власти без препон
Царицей-девой молодой,
А стражем ангел был со мной.

Я голосила день и ночь,
Мой ангел гнал слезинки прочь –
И осушал, и вытирал,
Но сердце не завоевал.

Тогда он крылышки надел,
Покинул тесный мой предел…
Смахнула слёзы я и вмиг
Вручила войску тыщи пик.

Вернулся он ко мне домой…
Оружьем полон замок мой!
Преодолён старинный страх,
Но серый пепел – в волосах…
 
Из Уильяма Блейка

Подсолнух

Стоит утомлённый подсолнух
И к солнцу стремится весь век,
Надеждою гордою полный,
Как будто чудак-человек.

Вот так из земли, из могилы
И дева, и юноша встать
Хотели б, собравши все силы,
Чтоб солнце увидеть опять.

Из Уильяма Блейка

Смешливая песенка

Опять, наслаждаясь, смеются леса,
Струистые речки, ручьи, небеса,
И воздух смеётся, ядрён и остёр,
И дуб на холме, и трескучий костёр,

И зеленью милой смеются луга,
И малый кузнечик на скрип сапога,
И Мэри, и Сьюзан, и Эми поют,
Их губы хохочут, а в душах – уют.

Весёлые птицы смеются во мгле,
Орехи и вишни на нашем столе.
Ничто не напомнит про сплин или тлен.
Мы вместе исполним приятный рефрен.

Из Уильяма Блейка

Духовный странник

Бродя страной мужей и жён –
Моей духовною страной,
Я столько страхов повидал –
Не то что нищеброд земной.

Там радостно дитя родят,
А зачинают – чуть не мрут,
Ведь плод сорвать – всегда легко,
Зато пахать – тяжёлый труд.

Родится мальчиком дитя –
Начнёт старуха править бал,
И пригвоздит его к скале,
И крики все сольёт в бокал.

Шипами голову зажмёт,
Потычет в тело острый меч
И сердце вырежет ему,
Чтоб заморозить и зажечь.

Пронумерует каждый нерв,
Как скряга в пачке каждый фунт,
Чтобы от пыток молодеть…
А он окреп, задумав бунт!

Покуда он ещё в крови,
Она пред ним огнём горит,
А он срывает кандалы
И своеволие творит.

Он в нервах у неё пророс,
Как муж, её сформировал
И обобрал фруктовый сад,
Её сразивши наповал.

Но увядает, будто тень,
Бродя у хижины земной,
Где все сокровища его…
Они дались большой ценой.

Там самоцветы душ людских,
Рубины, перлы милых глаз,
И золото любовных мук,
И плач святых – всё напоказ.

Они ему – как мяса кус,
Как чаша яркая с вином.
Всем в мире страждущим открыт
Его странноприимный дом.

Его страданья – радость всем…
Трезвонят – кто б сумел помочь!
Но из каминного огня
Родится будущая дочь.

В сплошном беспримесном огне
Она горит, как самоцвет.
Ничья не мнёт её рука,
Ничей не душит плотный плед.

Она любимого нашла,
Огнём охваченная дщерь.
На что ей призрак пожилой!
Ему показывают дверь.

Он бродит, плача, вдалеке…
И суждено ему бродить,
Пока, несчастный и больной,
Не сможет деву победить.

Но лишь её своей рукой
Коснулся грубо, как жандарм, –
Дом испарился, сад завял,
Пропали колдовство и шарм.

И гости разбежались прочь,
Как будто всех постиг кошмар,
И чувства спутались в клубок,
И плоскость превратилась в шар.

Ни звёзд, ни солнца, ни луны.
Кругом – пустыня без границ
И нечего ни есть, ни пить…
И голова склонилась ниц.

Но мёд её свежайших губ,
Улыбки сладкое вино
И дикий, исступлённый взгляд –
Всё это и ему дано.

И ест, и пьёт он, и растёт,
И молодеет вновь и вновь,
И оба пустошью идут,
В смятении храня любовь.

Но вот она как лань бежит,
И в чаще страх её велик,
А он преследует её,
Как молодой, а не старик.

Любовь и ненависть растут.
Она не ведает вины,
Маня в любовный лабиринт,
Где волки, львы и кабаны.

Пока он вновь ребёнком стал,
Она ж – старухою больной,
Весь мир любовью начал жить,
И закружился звёздный рой.

Деревья принесли плоды –
Отведать каждый их готов,
И вырастают города
И хижины для пастухов.

Но возвращается кошмар –
Грохочет гром, земля дрожит,
И люди в трепете кричат:
«Ребёнок найденный лежит!»

Кто ж тронет грозное дитя?
Рука отсохнет навсегда!
Из леса хищники ушли,
Плоды упали – вот беда!

Вновь, как в былые времена,
Начнёт старуха править бал
И пригвоздит его к скале…
И будет всё, как я сказал.

Из Уильяма Блейка

Малыш нашёлся

В болоте тёмном и сыром
Мальчонка заблудился,
Но рядом Бог – он как всегда
В сиянии явился.

Повёл дитя, поцеловал…
А вот и та долина,
Где причитала мать в слезах,
Оплакивая сына.

Из Уильяма Блейка

Пастух

Ах, как сладок пастушеский жребий!
Славно быть допоздна на ногах!
Он проводит с овечками время,
Славит Бога почти как монах.

Он невинные слышит звоночки
И ягняток, и их матерей,
И так бдительны пастыря очи,
И так мирен его эмпирей…