/фрагмент/
Воспомнив старых лет преданье,
Тех самых лет, мои друзья,
Когда в дворянское собранье
Бывало, хаживал и я,
Когда кутилы и повесы,
По наущенью, словно, беса,
Вели вольготно жизнь свою,
И жили, будто бы, в раю,
Спуская за ночь состоянья,
Игрой за карточный столом,
О времени далёком том,
Пойдёт моё повествованье.
Оно правдиво или нет, -
Сокрыт ответ под толщей лет.
Однако же, герой наш -Герман
Был не картёжник и не мот,
Не жулик и не плут отменный,
Скорее -всё наоборот.
Прилежный малый, не повеса,
И в свете не имел он веса
Или влиятельных друзей;
Он из Германии своей
С Пустым карманом к нам в Россию
Трудиться инженером тут,
Где деньги и карьера ждут,
Заброшен роком был всесильным.
Но средь картёжных воротил
Бывало, время проводил.
Ведь бессеребренника вечно
Так запах денежный манит,
Как злато мастеров заплечных,
Как гвоздь влечёт к себе магнит.
Однако, инженер учёный,
В финансах, как всегда, стеснённый,
Он сам играть не рисковал
Но со вниманьем наблюдал
Со стороны за действом оным;
И ход игры всегда при том
Анализировал умом,
Мечтал выигрывать мильоны.
В мечтах, однако, что за прок?
К тому же, не был он игрок.
В какой-то вечер непогожий,
Обычный для брегов Невы,
В компании одной картёжной,
В каких бывали,, может, Вы,
А, впрочем, мало б потеряли,
Когда бы вовсе не бывали,
Наш Герман время проводил
Среди картежных воротил;
Однако ж тут немало было
Вполне наивных простаков,
И даже круглых дураков,
Что пооигравшися, уныло,
Фиаско, вспомнив Сатану,
Фортуне ставили в вину.
Но вот, вино несут лакеи,
И среди наших игроков,
Или гостей, сказать точнее,
Беседа оживает вновь.
И Томский, баловень удачи,
А, впрочем, может и иначе, -
Не больше, чем картежный вор,
Такой затеял разговор:
-Анна Федотовна, графиня,
Родная бабушка моя,
Скажу вам честно, без вранья,-
Вот кто загадка мне поныне!
Она, владеет тайной карт,
Но предала забвенью фарт.
Когда-то, в молодые годы,
Она, прелестна и мила,
Влекома веяньями моды,
В Париже при дворе была;
И обаяньем и манерой,
Прослыв там русскою Венерой,
Которой красота и стать
Шутя могли мужчин пленять.
Сам Ришелье в неё влюбился,
Но, тщетно волочась за ней,
На протяженьи многих дней,
Чуть, говорят, не застрелился.
Но всё ж история моя
Отнюдь не о любви, друзья.
Во всём ей доставало фарта;
Так вводит в искушенье Бес,
Преисполняя нас азарта,
И руку приложили он здесь!
Ей в карты герцог Орлеанский,
Любимец и угодник дамский,
Однажды предложил сыграть.
Ужель тут можно отказать?
И вот, наивная графиня,
Неопытная в тех делах,
Вся проигралась в пух и прах.
Увы, проклятая гордыня
Сказать не позволяет "нет"
На подстрекательство в ответ.
И вот, домой вернувшись к мужу,
Она поведала про долг,
Который заплатить им нужно,
И тем его повергла в шок.
Не правда ли, что муж несчастно
Страдать принУжден ежечасно,
Тот, чья прелестная жена
Венерою наречена?
Червь ревности всё время точит,
А своенравная, она,
Транжирлива и нескромна,
Ему лишь голову морочит?
И, отказавшись наотрез
Платить, "в бутылку" он полез.
Но, получив отказ от мужа,
Ему, графиня, оскорбясь,
Пощёчину влепила тут же,
А после в спальне заперлась.
Но вразумлению такому,
Как, впрочем, всякому другому,
Супруг не захотел внимать
И долг огромный отдавать.
И то сказать, -полмиллиона
За блажь неумную жены
Они отдать теперь должны!
И он отказ, вполне резонно,
Наутро дал жене опять;
И едет та взаймы искать.
Граф Сен-Жармен; вам имя это
Едва ли скажет что сейчас,
Однако, в пору ту, в те лета,
О коих мой идёт рассказ,
Он был довольно интересен,
В Париже широко известен,
Поскольку выдавал себя,
Обычного грань преступя,
Создателем мекстуры жизни,
И фолософских всех камней,
И прочей дребедени всей;
Он - малый был небескорыстный,
И с состояньем. Потому
Записку шлёт она к нему.
/конец фрагмента/