Орфей и Эвридика

Орфей слепо пробирается через дебри царства Аида, не имея возможности оглянуться и узреть оставленное позади; неизвестно даже, не заблудилась ли Эвридика в этой кромешной мгле, потеряв очертания мужа. Где-то на затылке смутно угадывает он дыхание ее, но не верит собственным чувствам. Они идут в цепи навстречу дыре, ведущей наружу всех измерений, или попросту в привычный мир, мир людей, неизменно равнодушный к судьбе теней, обитающих в бездне. Свет уже виден вдалеке, он все ближе и ближе с каждым шагом, но беспокойный Орфей, прямо перед выходом, ощущая мучительное одиночество, в преддверии спасения все-таки озирается и видит Эвридику. Она верно следовала за ним, не издавая ни звука, все это время, теперь же удаляется куда-то во тьму, теряя очертания и форму. Отчаянно бросается к ней Орфей, но нет никого, он ловит руками пустоту, безжалостно глядящую на него глазами невидимыми. Стать невесомой тенью или отяжелеть, свинцовыми крыльями хлопая, улететь еще ниже загробного мира - вот желания Орфея, которые мучат его пред безобразным лицом потери суженой. Певец некогда, теперь он страшно и неестественно молчит. Мрачная его фигура удаляется в сторону Стикса. Он сидит дни и ночи, которые неразличимы в Аиде, у реки и самозабвенно глядит в ее темные воды, словно выискивая в них отражение Эвридики, хотя бы намек на ее восхитительный лик. Но видит там только искаженное скорбью лицо свое. Стикс равномерно шумит, где-то вдалеке Харон плывет на ладье, перевозя новоприбывших мертвецов. Орфей стонет бессильно, воображая, что, может, в глубине Аидова царства бродит по-прежнему тень его жены. Она бесплотна отныне и вовек, возможно, в том и есть утешение человека перед томительной вечностью, ибо лишенный тела не способен ощутить ничего, ни любви, ни страдания. Вдруг Орфей, нарушая повисшую тишину, оглашает пространство новой песней, сначала едва-едва, потом все громче и громче, он вонзает ее во все его окружающее, желая погубить существующее и умереть от собственного голоса и звуков тяжелой лиры, позабыться в них, раствориться, рассыпаться, но уже не чтобы вернуть Эвридику, а только чтобы так же как и она приобрести качество бестелесности и, освободившись, унестись  смутной тенью в безвестность царства подземного. Но затихает лира, а он по-прежнему жив, ощущая мучительно все конечности свои, он снова плачет, лишенный надежды на избавление. Оказывается, даже всесильная музыка не способна победить разлуку, возродив в сердце что-то наподобие новой любви. Орфей молчит. Продолжают однообразно шуметь воды Стикса. Он совсем один. Тихо. Только перевозит где-то вдалеке предвечный Харон нового мертвеца на другой берег.