Платонический выдох в густеющий дым многоточия,
Кровоточит любовью разодранный стан благодетели.
В Гефсиманском саду, в заметавшейся памяти клочьями
Мой прелестный предатель прошел беспристрастным свидетелем.
Неопальной сиренью паду на алтарь покаяния,
Провалившись в бездонное озеро взгляда стеклянного.
О, Иуда! Целуй же, целуй и касайся отчаянно
Бледных рук, что собою окутала дрожь замешательства,
Разрывай изможденные губы фальшивым раскаяньем,
И сжигай меня, светоч, сжигай бестолковым предательством!
О, Иуда! Сожми в кулаке мои хрупкие возгласы,
Я в беззвучной мольбе зарыдаю, тобой поглощенная.
Мой истерзанный, светлый, топчи же сознанье влюбленное,
Где ржавеющей тишью гремят твои светлые образы.
О, Иуда! В свинцовых объятьях рассыпемся инеем,
Растворимся в слезах моих, полных молитвенной слабости.
Ненавижу морозную сталь твоего безразличия
И люблю отголоски твоей обездвиженной святости.