Я был в походе долгом; термос чая,
Булатный нож и твёрдая рука,
Гармоника и пропасть созерцанья
В минуты затуханья уголька.
На полной древней галькою дороге
Увидев жалкий крохотный цветок,
Подумал, что придётся он мне в пору
И подойдёт к цветам моих сапог.
И я почти натруженную спину уже напряг
В намереньи сорвать,
Но смутная печаль остановила
И мантру захотелось прочитать.
Ведь я и так впрок приносил страданья
Равно любимым или же врагам,
За жизнь не испытал стыд покаянья,
Не поклонившийся иконам и церквам.
Зачем теперь умножу я мученья?
Цветок и так застыл в моих глазах,
Прохладу подарил и вдохновенье
В притихших желто-белых лепестках.
О, бедное безвольное созданье!
Никто не помнит, как тебя зовут,
Но я такой же с точки мирозданья,
А потому расти и дальше тут.
Ты иллюзорен и при этом вечен,
Как отраженье месяца во снах,
Как сонм божеств уродливых и гневных,
Как голос на кладбищенских местах.
Я понимаю суть твоей природы,
Где жизнь - одна упорная болезнь
Немых корней, столь страждущих свободы
Без тьмы и страха что-то не успеть.
Я б взял тебя с собой и любовался
Лишь до поры, до времени, пока
Ты бы в ладони мёртвым комом сжался,
Увы, была б потеха коротка.
Как хорошо, что я надёжно понял
И кроткою сгорбившимся слугой
Над рыцарем, что море крови пролил
Всего лишь только говорил с тобой.
Цветок! О, если б только знал ты, уж который
Бесч;тный раз игривая рука меня
Срывала так же. Наигравшись вдоволь,
Бросала снова в землю свысока.