Вечер поздний. Синева без края.
Глубина заполнила все небо.
Тихий шорох волнами играет
На просторах золотого хлеба.
Прядь колосьев вскинула долина,
И щегол сорвался одинокий,
Вот вцепившись в воздух паутина,
Взмыла ввысь, чтоб грезить о востоке.
Ветер дальний внеземные трели,
Под вуалью сумерек сбирает,
И в пастушьей дорогой свирели,
Беззаботно и печально тает.
Толи скрип стволов звучит из бора,
Толи стон: извечный и знакомый,
Что тоску в душе находит скоро,
Пестротой и прелестью влекомый.
Подтверждает вся земля до кома,
До жука, что был в смоле запаян,
То, что ты не за морем, а дома,
То, что ты не бродишь неприкаян.
Не пылит, боясь дышать, дорога.
Жизнь груба, ее невзрачны краски.
Просит дол: "Еще пропой немного!
Эти звуки слаще грешной ласки".