Мгновенья минули? Минуты?
Или века прошли по мне?
Я пробудилась. Было утро.
Алели маки на окне.
Сил не осталось ни заплакать,
ни выбежать вослед в туман,
лицом прильнув к горячим макам,
вдыхая влажный их дурман.
Бежала. Ветер пел: «Напрасно...»,
свистя у самых у висков.
Но след горел пунктиром, красный
от лепестков, от лепестков.
В пыли пестрели их копытца –
осколки горестной красы.
«Не дай мне Бог из них напиться
густой, дурманящей росы!..»
Бежала я. Год. Пять. Пятнадцать.
Все тридцать с лишним напрямик.
«Когда ж конец настанет, братцы?» –
кричала. Канул в гуле крик.
То был конец всему. Кишели
поля орущими людьми.
Орудий продымлённых шеи
метали в них огонь из тьмы.
И танков тыщи черепашьи
с остервенением врага
ползли. Над вздыбленною пашней
их разлетались потроха.
Но люди друг на друга лезли.
Сшибались звёзды и кресты.
Средь хруста, стона, лязга лезвий
огнём дышали даже рты.
Кто был кому отцом здесь крёстным,
кто некрещёным был юнцом –
все пали: тот под перекрёстным,
тот вдоль простроченный свинцом.
Испепелясь, земля исчезла.
Сжимал кулак солдата ось.
Вокруг неё вращалась бездна,
как рана, красная насквозь.
Мгновенья минули? Иль годы?
Иль сквозь меня прошли века?..
– Какая чудная погода! –
к плечу притронулась рука.
Смешно! Зачем вам голый веник?
Я свежих маков вам нарву... –
и трудно было мне поверить,
что голос слышен наяву.
И впрямь, что я в руках держала?
Сухие, жалкие хлысты.
А рядом и вокруг державно
алело море красоты.
И я смотрела. Вместо мрака –
насколько видели глаза –
качались маки, маки, маки,
сверкала в чашечках роса...
И мальчик, юный, жадный к жизни,
успел два стебля перегнуть.
Кровавые густые брызги
ударили сквозь пальцы в грудь.
(Из главы седьмой поэмы "ОТСТАВШАЯ ОТ СТАИ)