В лунном свете рождённый,
без изящества
явного лик,
томным звучанием ночи
слог доносился
вдали.
Намокают очи твои,
сквозь тварей господа
толп очерк.
Немеющий, милый оскал,
молитвенным голосом
лишь молчу исподтишка.
Засученные рукава,
половица несчастных ран,
иссякший, редеющий
лоб,
забывшись таращит
в экран.
Микросхемы черепов
сливаются
в едких смол
знакомое звучание
и томный слой отчаяния,
что тянется нечаянно.
Обремененный каюсь
снова, клянусь,
не промолвлю и слога.
Всё безвозмездно щиплет,
ноет, покалывает,
но таким родным чувствуется.
Пусть впредь вокруг все мучаются,
внутри пустынь каменных,
какими были мы когда-то,
замёрзшие вдруг намертво,
ведь был путь,
бывал ведь.