Смелый Ваня
Сказка
Художник Алексей Акиндинов, "Уходящая провинция. Рязань 90-х. Старый дом в центре города", 21х29,7 см, грунтованная бумага, масло, 1995 г. с.
Старый дом на берегу,
Где рыбацкое селенье,
Стоял, как цапля, на пруду,
В топи зыбкого забвенья.
Как скошенный крест
Стоял дом у речки;
Дыша в высь небес
Трубою от печки.
В нём сын рыбака
Недавно родился,
Где над лугами с утра
Пар клубился.
В соседнем доме за углом
У богача родилась дочка:
Прекрасна статью и лицом,
Как свежь цветочка…
Время брало стариков
В небытье, детей растило.
Времени закон суров,
Но в том его и сила.
Да, детей оно растит
На смену и во славу:
Кого почётом одарит,
Кого – бесчестьем, но по праву...
Росли Иван и Филимонья,
С истоков набираясь сил.
Расцвета и любви гармонью
Им рок всесильный подарил.
Разность и условность быта
Их разделяла в сласть молве.
Но там, где дверь в мечту открыта,
Там нет покорности судьбе…
Убегая на свиданье,
Забывал он всё на воле,
И горячие признанья
Внимали травы в дальнем поле.
Забывали они оба,
Что рыбак – отец Ивана
Затаил на сердце злобу,
Что подружку не по сану
Непутёвый сын Иван
Выбрать вздумал из мещан.
Часто приходя домой,
Встречал он окрик строгий: «Стой!
Откуда это ты пришёл?
И куда, шельмец, за стол
Направляешься с порога?!
Аль не накормили там,
Куда беспутная дорога
Тебя водила по лугам?..»
«Отец, я есть хочу…» «И что же?!
На время погляди, гойтра!..
Суп – к обеду, ложка тоже
Остывает безо рта…
А теперь марш спать, засранец…
И попробуй ускользнуть
Завтра в поле мне, поганец…
Ремень висит, вон, не забудь –
На гвозде – прям под лежанкой, –
Он отпляшет по бокам,
Коли с этою поганкой
Ты шататься будешь там!»
«Филимонья не поганка…»
«Ты поспорь еще со мной!
Завтра встанешь спозаранку,
И на лов пойдёшь, герой…»
Однако мать во тьме укромной,
Когда храпел уже отец,
Накормила сына полбой,
И в меду дала хлебец…
С лова Ваня сразу в поле…
Филимоньи там нет…
Старшая сестра неволи –
Тревога – вестница всех бед,
Волновала его сердце,
Не давая в зной согреться…
Ваня обошёл всё поле,
Прочесал с опушкой лес,
С молитвою о лучшей доле,
Обежав родной окрест,
В дом направился подруги…
Как не восставали слуги,
Вошёл в покой, отринув страх,
Представ пред матерью в слезах…
Перед ложем в полутьме
Она стояла, как во сне:
Со Спасителем в руках
И с молитвой на устах.
«Что случилось, тетя Магда,
С Филимоньей моей?!..»
«Ах, беда, мой мальчик, правда…
Нету для меня страшней…
За что такой я крест несу?..
Сегодня утром, на поляне, –
Плакалась мещанка Ване, –
В нашем собственном лесу…
Бедняжку изломал медведь, –
Как я могла не доглядеть?,
Который другом был дурёхе:
Она его с такой вот крохи
Вырастила лиходея,
На беду свою и шею...»
«Мама, он не виноват…
Он мне друг, дитя и брат…
Не виновен он, Иван, –
Просто угодил в капкан,
От боли он рассвирепел,
Меня не сразу разглядел…
А потом меня домой
Сам принёс, мишутка мой,
Когда рассеялось затменье,
От сильной боли иступленья», –
Простонала Филимонья,
Едва Ивана услыхав.
Отступила вмиг агонья.
Он к ней кинулся, сказав:
«Ты лежи, лежи, не бойся,
За него не беспокойся:
Не дам в обиду я медведя,
Тебя я, Филушка, спасу!
Только как?..» «Я от Ведя –
Ведьмака, что жил в лесу, –
Задумчиво проговорила Магда, –
Слыхала в детстве я своём,
По лесу гуляя как-то,
Попав к нему случайно в дом,
Что трава есть «Птичье сердце»
Она целит любою хворь;
С ней любой и без усердства
И светлее ясных зорь
Станет лекарем-светилом,
Подняв хоть старца из могилы…
Только где её найти –
Я не ведаю, прости…» –
Магда опустила руки,
Мальчик голову склонил,
Девочка сквозь боль и муки,
Придать желая ближним сил,
Улыбнулась: «Ничего…
Сама поправлюсь... Не грустите…»
Магда тронула его:
«Вот я глупая, простите…
Знаешь батюшку Елаха –
Старца нашего – монаха,
Что живёт в сторожке храма?.. –
Весела вдруг стала мама
Филимоньи на глазах. –
Ну, конечно же, монах…
Он был другом Ведьмака –
Знает он, наверняка,
Ту заветную траву…»
«Я найду её, сорву,
Где она бы ни росла,
Хоть в горах, где тень орла! –
Прокричал Иван с порога. –
Жди меня, я принесу,
Тебя я, милая, спасу! –
Эхом вторила дорога…»
Пятиглавый храм у речки,
Застыв в сгустевшей синеве,
Паря, как бабочка у свечки,
Витал в божественном окне.
Тишь гудела возле храма,
Как с божественной руки
Нотами звенела гамма
Арфой трепетной реки…
В согласованном созвучье
Плыла молитва гимном вдаль,
Пророча нам благополучье,
Набросив на тоску вуаль....
У храма сторожка
По древнему чину,
Как старая кошка,
Дугой выгнув спину,
Встречала всех важно,
Окошком косясь,
И, скрипнув протяжно,
Стрехой била в грязь
В русском поклоне
Мольбой снизойти,
Дорожной истоме
Приют дав в пути.
К сторожке той Ваня
С мольбой подошёл,
И с древним Писаньем
В ней старца нашёл.
«Что ищешь ты, чадо, —
Старик проскрипел. —
Чего тебе надо,
Зачем мой придел
Тревожишь напрасно?» —
Старик хоть суров
Был видом ненастным,
Но добр. И под кров
Ступил мальчик смело,
Надежду храня.
«Важное дело
К тебе у меня:
В селеньи нашем
Девчонка живёт –
Нет её краше,
Сердце поёт,
Лишь только встречаю
В селении, во снах…
К тебе припадаю,
О, добрый Елах
В священных мольбах…
Она ненароком
Попала в беду
И в роке жестоком
Горит, как в чаду…
О, милый мой старче,
Прошу, помоги!..»
«Не надо уж ярче! –
Язык береги!
Скажи мне яснее,
В чём дело скорей?..» –
Старец добрее
Сказал уж теперь.
Мальчик, ободрясь,
Поведал в чём суть:
Сломив духа робость,
Уняв в сердце грусть.
«Тебе это надо
К нашей сове –
Она – наша рада,
Свет мысли в дупле!»
И старец премудрый,
Свой долг не забыв,
В путь близкий, но трудный,
Отправил, крестив…
Шагал Ваня полем,
И лесом он шёл –
Русским раздольем,
Прянящим простор.
Искал он сосёнку
В чаще лесной,
Как парень девчонку
Весенней порой.
Искал Ваня в чаще
Пророчеств дупло,
Чтоб морок щемящий
Не гнул дум крыло…
Он шёл меж стволами –
Заветный ищя,
Где птица ночами
Кричит, как дитя.
Он шёл меж корнями –
Ковром паутинным,
Лесными путями,
Дорогою длинной…
Он шёл по тропинке –
Он знал верный путь.
У каждой травинки
Он зрел что-нибудь:
Там ягодка скрылась,
Там вырос грибок,
Там мушка забилась,
Там плачет жучок…
«Что плачешь бедняга,
Обидел ли кто?»
«Я бедный трудяга…
За что мне? За что?..
Тускла моя спинка –
Погас огонёк...
Ах, где та травинка?
И кто б мне помог
Её потереть бы,
Чтоб снова сверкать?
Чтоб всякий смотреть мог
Сверху на гладь?
Ах, вышний мой Бог,
Как мне засверкать?»
«Потру я травинкой
Спинку твою,
Чтоб больше искринкой
Было в краю,
В котором живу я,
Где свет в сто дорог…
Спинку потру я,
Не плачь, светлячок!..»
«Проси чего хочешь,
Тогда у меня!
Днём или ночью,
Лишь поманя,
Меня ты увидишь,
Меня ты найдёшь;
Под землю хоть сыдешь –
Там свет обретёшь!»
И Ваня подался
К мудрой сове,
Жучок же остался
Сверкать в мураве.
И вот оно древо –
Под небо сосна,
Как стройная дева,
Стоит у окна
Небесного свода
И смотрится ввысь,
Где свет и свобода
В едино слились.
Вскарабкался Ваня
Почти под макушку,
В страстном желаньи
Избавить подружку
От хвори смертельной.
С мечтой о траве,
В тоске безраздельной
Стучит он к сове.
Сова ещё спала –
Далёк был закат.
Уфнув устало,
Она наугад
На выход подалась,
Щуря глаза:
«Я так разоспалась…
А позже нельзя
Меня потревожить?»
«Ах, тётя сова…
Прости, коли можно…
Твоя голова
Мне только поможет,
Спасёт от беды…»
«О мой Лесной Боже,
Многословен же ты!
Скажи мне яснее:
Что ждёшь от меня?
Пожалуйста, скорее,
Не тратя огня!»
«Нужна трава мне «Птичье сердце»…»
«Но ты как-будто бы здоров»
«Не мне, сова, такое средство, –
Моей подруге – от зубов,
Когтей, и лап её медведя,
Который сразу не узнал,
В порыве боли сильной, бредя,
И, нехотя её порвал…»
«Уф, вот оно, в чём дело!
Хорошо, я помогу… –
Сова поближе подлетела, –
Трава растёт та на лугу –
Где я ловлю мышек,
Ночами тайком.
Ветер колышет
В забвеньи своём
Её под луною
Во мгле предрассветной…
Тебе дам с собою
Колос заветный:
Спасай Филимонью,
Домой с ним беги…
Но только сначала
Мне помоги…» –
Сова уфотала
Всерьёз и с ирооньей,
Наставив на Ваню литые круги
Расплавленной меди,
Остывшей слегка…
Иван, как при бреде,
Тёр лоб о рукав…
«Скажи, дорогая,
Чем надо помочь?
Не надо мне рая,
Спасти бы мне дочь
Тётушки Магды…»
«Ну, коли так смел,
На всё готов правда –
Поправь мой удел…
Мне нужен фонарик,
Что носит жучок –
Светящейся шарик,
Лучистый бочок…
Достань мне его ты,
А я дам траву,
И наши заботы
Исчезнут во рву!»
Отправился Ваня
В обратный вновь путь…
Жизнь есть скитанья –
Её соль и суть.
На той же тропинке
Он встретил жучка,
У той же былинки –
Искру маячка.
«Ты что, мой спаситель,
Забыл на тропе?» –
Жучок-осветитель
Привстал на стопе
Ваниной, лапки
К нему протянув,
Как-будто охапки
Звёзд зачерпнув,
В желаньи Вани
Все подарить…
«Я снова в скитаньи –
Не знаю, как быть…
Мне нужен фонарик
Твой, светлячок –
Светящейся шарик
Сове на зрачок…
Но как огонёчек
Забрать могу твой?..»
«Ах, добрый дружочек,
Есть запасной!
Об этом не думай,
И здесь жди меня,
И вид свой угрюмый
Скорее меняй!»
Сказал так жучокчек
И скрылся в траве,
А через часочек
Тащил на себе
Две ярких искринки,
Пронзающих тьму,
Как-будто звездинки
В огромном дому
Вселенского мрака –
Два ярких луча
В бездне барака
Жучок на плечах
Нёс с трепетом другу,
Как дар от небес
На всю свет округу –
В синь канувший лес…
Сова лишь к обеду
Вернулась к сосне,
Неся, как победу,
Траву в вышине:
Из множеств сердечек
Колосьев литых –
Маленьких свечек
Зёрен злотых…
И только фонарик
Дотронулся глаз,
Стал он как шарик
Луны в поздний час…
С тех пор блещут совы
Диском очей,
Гоня мрак суровый
Пугая мышей.
Подался вновь Ваня
В путь от сосны,
Горя от желаний
Юной весны.
Уверенным шагом
Шёл к дому Иван,
Чувствуя магом
Себя, как шаман
Небу заклятья
Творя на ходу,
Чтоб снова в объятья
Подругу при встрече
Вновь заключить,
Отбросив за плечи
Злых дум чехарду,
Он шёл день и вечер,
Не в силах миг длить…
И вот уже сад тот, и вот уже дом,
И вот те герани за милым окном.
Вот тётушка Магда встречает его…
Лишь Филимонья не зрит ничего…
Вся в лютой агоньи,
Как кипень бледна
Его Филимонья –
Отрада одна…
«Мальчик мой милый,
Траву ты принёс?» –
Магда все силы
Вложила в вопрос.
«Принёс, тётя Магда, вот вам трава…», –
Из-за пазухи Ваня достал кружева –
Колосьев сплетенье, и Магде отдал.
«Ах, мальчик мой милый, где ты достал
Это спасенье
Для дочки моей?»
«Не тратьте зря время,
Готовьте скорей
Целебное зелье…»
«Да, милый, да, да…» –
Радостной трелью
Теперь, как всегда
Щебетала она,
Радости светлой, надежды полна.
И тут же с травою
Подалась к печам,
А мальчик с тоскою –
К тонким рукам
Милой подруги –
Филимоньи своей,
Пока мать и слуги
Вдали у дверей…
«Ты лишь поправляйся –
Я скоро вернусь…
Ко мне возвращайся,
Развей мою грусть…»
А дома встречает
Взбешённый отец:
«Вновь где-то летает
Наш птенчик-шельмец…
Еды не получишь…»
«Да я не хочу…»
«Опять ты канючишь…»
«Нет, пап, я молчу…»
И тут в дверь приказчик
Соседей стучит:
«Наверно ваш мальчик
Давно уже спит…»
«Не спит наш бродяга…
Что он сотворил?» –
Сделав три шага
Навстречу, спросил
Отец его строго.
«Побойтеся Бога…
Он барскую дочку
Давеча спас…
Подобна цветочку
Она для всех нас…»
«Как Филимонья?» –
Иван тут спросил.
«Просила сегодня
В лесу чтоб ты был
В условленном месте…» –
Больше уже не сказав ничего,
В приветственном жесте
Слуга тут исчез.
«Голодным его
Отправишь что ль в лес?!
Поскорее накорми,
Да отправь мальца поспать –
Потушили уж огни…» –
Проворчал отец на мать…
Как весною пахнут травы
На заветных на лугах,
Когда ветер из дубравы
Кружит голову вразмах
Медовой пряностью свободы;
Когда ждёшь свою подругу
Под звёздно-алым небосводом,
Оставив за спиною вьюгу
Сердце рвётся ей навстречу,
Прочь гоня разлучный вечер.
Словно очи закрывают вежды, –
Любимая рука крылом
Набрасывает плат надежды
Рассветным, ласковым лучом…
Сзади тихо Филимонья
К нему лебёдкой подплыла.
Но на сей раз, как спросонья,
Не ловка рука была…
«Это ты ли Филимонья –
Нега сладкая души,
Её всевышняя симфонья,
Ангельская песнь тиши?»
«Это я, мой смелый Ваня.
Только сбоку я стою…
А кто сзади в ожиданьи
Дышит в маковку твою?»
«Моя родная Филимонья,
Не стращай уж ты меня…
Кто же там, скажи, сегодня,
С души тревогу прогоня…»
«Выходи же, Косолапый,
И Ванюшу не пугай…
Своей косматою лопатой
Взор ему не закрывай…»
Косолапый тут же вышел
При ласковых её словах.
Филимонья же колышет
Медвежонка на руках…
Серолобый медвежонок,
Сам же бурый – весь в отца…
«На тебе спит, как котёнок…
Где же их медведица?»
«Её недавно подстрелили
Слуги моего отца…»
«Значит вас осиротили…» –
Ваня погрустнел с лица.
Но взяла верх все же радость
Над грустью жизни ледяной;
И, к реке помчала младость
Их нахлынувшей волной!
Побежали они к речке
Пускать кораблики мечты;
Не терпит молодость уздечки,
На скаку рвя хомуты…
Та ж река спустя два года
Волны шлёт за горизонт...
Отдохнувшая природа
На пир младую суть зовёт.
«Ванечка, пойдём купаться,
Вода – парное молоко» –
Филимонья смеяться
Взяла моду с ним легко.
Река тепла была в протоке,
Хотя быстра и широка.
Из трёх морей свои истоки
Она брала, как с родника.
Так и пара брала силы
В своей любви, как в роднике.
Природа с детства их копила,
Как капельки Оки в руке.
Как же сладостно плескаться
В лучезарной синеве,
Каждой клеточкой касаться
Того, кто ближе всех тебе.
«Куда ты скрылась, Филимонья?..»
«Догоняй меня, Иван!» –
Смехголосьеунисонье
Звенели эхом тут и там…
Плескалась и звенела речка,
И ветерок ласкал тела,
Запретов падала уздечка,
И страсть калила до бела,
Зимой очищенные души…
Не взрослые, не малыши –
Они прыгали, плескались
В искрах солнечной реки,
С невинным детством расставались,
Встречая летние деньки.
«Филимонья, где ж ты? Где ты?
Покажись, мой угорёк…
Не рушь надежд свои обеты –
Дай мне губок сахарок!»
Филимонья под волнами
То скрывалась, то плыла,
Вся речными жемчугами
Сверкая, будто зеркала
Вышней глади над землёю,
Лучезарною звездою.
Вдруг, откуда ни возьмись
Щупальца из вод речных
Показалось, будто рысь,
Из ветвей лесных…
Филимоньи талью – хвать,
Да и – в глубь –
Неизвестный, скользкий тать
Оглозуб!
Только видел лишь Иван,
Как коса
Уплывает в океан
В треть часа!
И поплыл за ней Иван
Что есть сил –
В Ледовитый океан
В чём и был…
Долго, коротко ль Иван
Плыл за ней…
Ох, далёк же океан
В дюж морей!
В дюж морей – без одного,
Да в осемь рек,
Куда чудо понесло
Страсть всех нег!..
Долго, коротко ль он плыл
В Ледовитый,
Не простым его путь был
Хладом свитый…
Плыл и плыл себе Иван
Прям на север,
Сквозь шторма и ураган,
Волны, ветер…
А когда устал Иван,
Он на донце,
Да под море-океан,
Будто солнце,
Опустился камнем вниз
Сердоликом;
Ураганом стал вновь бриз
В вопле диком…
Видит тут на дне Иван
Изумрудный,
Как разросшийся коралл,
Замок чудный.
Побежал Иван по дну,
Как по полю,
Видя цель всего одну
В бездне моря:
Чтоб спасти свою любовь –
Филимонью,
И вернуть в родимый кров
Из бездонья.
Замок вот он, замок тут
Изумрудный…
Только здесь его не ждут
В тьме безлюдной.
А у замка у того
Рыбья стража:
Не пускает никого –
Блошки даже.
Восемь китов, восемь акул
На воротах;
Если кто-то утонул –
Рвут с налёта!
«Эй, чешуйная рыбня
Жаб-оскалок,
Пропусти же ты меня
В татев замок!»
Акулы скрипнули зубами,
Киты ударили хвостами
Да по гладкому по дну,
Подняв до небес волну...
Взволновалась гладь тут моря
Суднам утлым всем на горе,
Мореходникам на страх…
Самый дюжий кит к Ивану
С хвостом, как винт на кораблях,
Подплывает, как к буяну
И в размах по заду – трах!..
Отлетев на сто саженей,
Переждав главыкруженье,
Призадумался Иван…
Видит он: кругом лишь скалы,
Справа берег величавый
Скрытза облачный туман…
В это времяФилимонья
Глядит вокруг себя спросонья:
Комната жемчужная,
Мебель – краснодрев,
Занавесь воздушная,
Словно сени древ,
Колышется теченьем –
Лёгким дуновеньем.
На столе слоновой кости
С яствами фарфор…
Не в диковинку здесь гости,
Видно, с давних пор…
Шкаф огромный у кровати –
В стену шириной;
Она глянула –там платьев
На девичий строй!
Не обрадовали платья
Девицу-красу:
Она скучает по объятьям
Иванушки в лесу.
И не лезут в ротик яства –
Всякий разносол,
Чуждо осьминожье царство,
Дух гнетёт простор…
Вздыхает горько Филимонья,
Мнёт пирог в руке,
Воздух моря, как зловонье,
Давит грудь в тоске.
Не дурманят хмелем вина,
Разум не мутят…
Ей бы пряный запах тмина,
В стойле пар телят…
Из-за стенок отдалённых
Вдруг раздался всхлип,
Словно сорок запряжённых
Буйволов в прошиб
Вражьей крепости опальной
Ринулись гурьбой…
Двор затрясся даже дальний
От поступи литой…
Распахнулась дверь:
На пороге нереальный
Осьминогий зверь…
Клокоча, он дышит паром –
Пузыри вокруг,
А от жабр его угаром,
Как от дымных труб,
Тянет – не вздохнуть от смрада,
Хоть ложись на дно,
Хоть беги из замка-ада
За моря в окно!
«Здравствуй, красная девица!
Стань моей женой!
Будем вдрызг и сласть резвится
На морях с тобой!
Все моря, все океаны
Я к твоим двоим
Положу ногам, как манну,
Всплеском лишь одним!»
«Не нужны мне океаны
Не нужны дворцы!
Я хочу домой к Ивану
Во свои сельцы!» –
Пылко отвечает дева,
Топая ногой.
Его стража загалдела –
Весь злодейский рой:
Сомов, раков и тритонов,
Медуз – прозрачных дур,
Коньков, подводных махаонов
Живодёр-акул…
«Я – Омс! Я – Омс – король подводный!
А ты отказываешь мне!..»
«Я – человек – пород свободных,
Живу на твёрдой я земле!»
Клокочет зверь и пышет дева,
Возмущеньем бурля;
Кипит стихия от нагрева,
Смывая берегов края…
«Будешь ты моей женою!»
«Лучше к черту в ад!»
«Иль умри, иль будь со мною!» –
К ней подплыл тут супостат:
Пенит воду, часто дышит,
Возле – уйма пузырей;
Дева уж его не слышит –
Без чувств упала на ершей…
В этот миг направил Ваня
Бессловесные роптанья
Небу пасмурному ввысь…
Они тотчас же вознеслись,
И, ударясь о луну,
Возвратились вновь к нему.
В это самое мгновенье
Он услышал, как теченье
Заплескалось позади,
Как осенние дожди.
Слышит голос он у уха:
«Не люблю я, когда сухо,
Но ты, дружочек, слёз не лей,
Океан наш солоней
Ты не делай нам, как море…
Мне известно твоё горе…
Вот, возьми сей чудный камень –
Хладен он, но в нём есть пламень…
Им коснись ты татя стражи –
Кит тебе не страшен даже!..
Я молчу уж про акул!..»
Голову он повернул,
Видит Рыбку Золотую:
Сверкают искрами чешуи,
Отражая все лучи,
Звёздой горя в ночи,
А сама-то с ноготок…
«Погоди, постой чуток…
А тебя я как найду,
Коль понадобишься вдруг?
Помогаешь мне зачем,
Будто я приметен чем?» –
Провёл рукой он по воде
С благодарностью судьбе.
«Уважаешь ты природу:
Спешишь на помощь в непогоду
Слабым, малым, бедолагам,
Всем отверженным бродягам… –
Тонко булькнула рыбёшка,
Извернувшись, словно кошка… –
Вот тебе её ответ, –
Для неё секретов нет:
Всё вернётся бумерангом –
По поступкам, не по рангам!
Понадоблюсь тебе, герой –
По земле иль дну ногой
Только топни в час напасти,
Иль скажи, примяв траву:
«Не нужно злата, надо счастье!»
В миг к тебе я приплыву!»
Иван на дно встал со скалы,
Оперся ногами
В вязь подводной муравы,
Пряча чудный камень
У груди в косоворотку,
Он скорее побежал
Выручать красотку
Из щупалец и рта воскал.
Стелилось дно ковром искристым,
Как поле мукарных цветов,
Сверкая небом серебристым,
Упавшим из реали снов.
Здесь были мошки, только белы,
И не жужжали, как вверху.
По дну стелился клевер спелый,
Ложась под водную соху.
Иван бежал. Мерцали звёзды.
И серебрилась выси гладь,
И золотистые борозды –
Перстов Всевышнего печать
Освещали бархат рытый,
Сея драгоценный свет,
И горизонт мечты размытый
Сверкал сакральностью планет.
Вот и замок изумрудный,
И та же стража у ворот…
Запас орудья его скудный,
Но смело он к вратам идёт.
Хвосты нацеливает стража:
Киты и скаты, ряд акул.
Но Ваня не обескуражен –
Даже глазом не моргнул.
Из схрона камешек волшебный
Из-за пазухи достал…
Накренился ряд враждебный,
Смотрит яростно воскал…
Но Иванушка не промах –
Быстро камнем всех подряд
Пересалил, будто в жомах,
И пропал зловещий ряд!
Ворота замка распахнулись,
Иван вошёл в огромный зал.
Стены тихо покачнулись
И раздался звон зеркал.
Мебель зала из фарфора:
Кресла, стол, диван,
Статуэтки Фавнов, Флоры
На подставках у лиан.
Вторая зала хрусталём,
Словно в оттепель звенела;
Океан, как водоём,
Плескался в стенах без придела…
Восемь комнат – восемь нот
Звенели звучною октавой:
Та – янтарь, а эта – лёд,
Малахит – та тяжкоглавый…
А в восьмой, в восьмой, в восьмой
Филимонья на постели
В рубашоночке льняной
Лежит под тихий плач свирели…
«Что мне делать и как быть? –
Иван заламывает руки. –
Как её мне разбудить –
Разорвать ярмо разлуки?»
Волны плещутся о тьму,
Колыхая замок чудный…
Как же холодно ему
В этой глыбе изумрудной!
«Может рыбку позову, –
Ведь помочь мне обещала?
Может встречу наяву
В конце счастья я начало?..»
Топнул Ванечка по дну,
Держа запястье Филимоньи,
Храня в себе мечту одну,
И промолвил, как в агоньи:
«Она мне – воздух и причастье,
Без нее мне свет не мил…
Рыбонька, покинь свой ил, –
«Золота не надо, нужно счастье!» –
Иван как-будто голосил.
Вновь он слышит возле уха
Тонкоструйный голосок:
«Не робей, дружок Ванюха, –
Будет счастье – дай лишь срок!»
«Как вернуть мне Филимонью?
Без неё мне уж не жить…»
«Уйми отчаянья агонью –
За руку её держи…
А сейчас возьми свой камень,
Обведи вокруг чела… –
Рыбка, золотясь, как пламень,
К Ивану ближе подплыла.
Омса я сама тут встречу,
Вам же быть на берегу…
Понадоблюсь, зови, отвечу,
Надо будет – помогу…»
Чела любимой Филимоньи
Коснулся камешком Иван;
Дева снова, как спросонья,
Вглядывалась в океан,
Который в зеркалах и окнах
Отражался глубиной
С существами в тайных сомнах
С их неведомой судьбой…
Филимонья прижалась
Тотчас к Ивановой груди.
Ярмо разлуки всё распалось,
Сияло солнце впереди
Сквозь темноту прозрачной бездны.
«Смотри, не отпускай руки,
Иначе волшебство исчезнет –
И вновь она на дно реки
Опустится во мрак забвенья… –
Шептала рыбка на ушко,
Появляясь, как виденье
Средь заморских петушков. –
Вы – на брег, а я – на свадьбу –
Каждый по своим местам!
Ты веди её в усадьбу,
Я же подыграю вам…»
Дверь тотчас же распахнулась,
Но пара уж была вдали.
Рыбка в деву обернулась –
Дитя от женщины земли.
«Это ты, о королева?
Зовёшь меня? Проснулась уж?»
Радостно подалась дева
В щупальца: «О да, мой муж!
Это я. Душой и телом –
Вся тебе принадлежу!»
Омс обнял её несмело:
«Просто слов не нахожу!
Как же ласкова ты стала…
Где же этот дуралей –
Грёз любви твоей начало,
Соперник участи моей?
Я слышал явно его голос –
Ошибиться я не мог…»
«Его я превратила в колос,
И швырнула за порог!»
«Ах, моя ты чаровница!..
Во мне уже кипит аж кровь…»
«Не простая я девица…
Познаешь ты мою любовь!»
«Как же ласкова ты стала…
Просто слов не нахожу!..»
«Это, Омсик, лишь начало…
Я тебе принадлежу!..» –
Хлопнулапо морде рыбка
Его отросшим плавником.
«Ни тебе, плешивый хлипка,
Владеть земным на дне морском!» –
Рыбка стала тут собою,
Захихикала, как гурь,
И исчезла за скалою,
Света унося лазурь.
Омс по сторонам глазеет,
Смотрит в темное окно,
Как кальмар в сетях бледнеет,
Падая без чувств на дно.
Как елейно плещет море,
Лаская скалы бахромой.
По берегу, обнявшись, двое
Идут в придел родимый свой…
Идут ни день, ни два, – уж месяц,
Не видно их пути конца…
Будто воды поднебесья
Проверяли их сердца…
Море, ласковое море –
Отблеск милости небес,
Осколок вышних бездн в просторе
Росмаши земной врасплеск.
Идут четыре уж недели,
Не разжимая пылких рук.
В родные гнезда пролетели
Над ними птицы, бросив юг.
Они идут. Их ноги босы
Забыли про уют лаптей,
Забыли колкие покосы
Родных лужаек и полей.
«Вот бы плотик или лодку», –
Вздыхает дева на ходу,
Усталость в плен берёт молодку,
Тропы сужая борозду.
«Но вокруг ни древа нету,
У меня нет топора,
Только нож. С ним до рассвета
Только хворост для костра
Я бы мог лишь нарубить…
Но вокруг одни лишь скалы –
Из чего нам плот сложить –
Хоть простой, хоть самый малый?..»
«А ты у рыбки попроси,
Она помочь ведь обещала…
Надежду в сердце не гаси…» –
Обняв, девушка сказала.
«А и правда – рыбка, рыбка
Золотая… Может быть…» –
На устах его улыбка
Словно радужная нить
Протянулась на мгновенье,
Отражая все напасти.
Ваня топнул с оживленьем:
«Не нужно злата, надо счастье!»
Заплескалось сине море,
Сверкая искрами в простор;
Рыбка появилась вскоре,
Ослепляя блеском взор…
«Что вам надобно, ребята? –
Плескалась рыбка на волнах. –
Что вам нужно кроме злата?
Какой порыв у вас в сердцах?»
«Нам бы плотик или лодку,
Чтоб домой доплыть скорей», –
Филимонья просит кротко
У царицы всех морей.
«Дам вам кое-что получше, –
Ивану рыбка говорит. –
Не Голландец он Летучий,
Но домой вас вмиг домчит».
По воде она легонько
Плеснула розовым хвостом,
И волна набрег тихонько
Из глубин подняла ком.
Он трещал как-будто печка
Вязанкаю сушёных дров,
Из трубы, как на крылечке,
Шёл дымок в сомн облаков.
«Вот корабль вам наземный,
Он дойдёт в любую даль...
Хоть горшок обыкновенный,
Но и глина рубит сталь,
Когда на то приходит время,
Трётся о песок булат...
Сейчас – смелее ногу в стремя,
И – вперёд домой назад!»
Горшок пыхтел, они катились,
Как дровни с горки ледяной.
Чайки с киканьем кружились
Над глиняную трубой.
Шёл горшок, сминая травы,
По ветру флюгером кружа,
Как корабль величавый
Шёл со скоростью ежа.
«Вот бы чем-то подкрепиться, –
Филимонья во вздох
Сказала. В третий раз садится
Солнце. Словно мох,
Без дождя и без росинки
Пуст желудок, будто в зной...»
Горшок затрясся на тропинке...
Со дна поднялся стол большой.
На нём такие угощенья –
Омсу не видать во сне! –
Сдоба, пряности, соленья,
Напитки и миндаль в вине...
Насытясь путники, в обнимку
В веселье продолжают путь
Сквозь таинственную дымку
В горизонт – дорог всех суть...
Вот и лес родной. Опушка.
Из неё, как из норы,
Саранчой из-под гнилушки,
Вылетают дикари...
С диким гиканьем навстречу,
Копья вверх подняв, бегут.
Филимонью сжав за плечи,
Ваня вышел, нож и кнут
Прихватив с собой в атаку...
Со смехом, визгом дикари,
Словно гончие собаки,
С жаждой драки до крови,
Бросились ордой бедовой...
Филимонья к небесам
Воздела руки, чтоб рок суровый
Их не предал вновь врагам.
Вдруг из той же, из опушки
Косолапый, да с сынком
Бегут на выручку подружке
И Ивану напролом!
Верста, другая, вражье племя...
Продержись чуть-чуть, Иван...
Выметай гнилое семя –
Лапы, нож и кнут-буян!!!..
Дикари летят, как плевел:
Вправо, влево, взад, вперёд –
На юг, на запад и на север –
Каждого придёт черёд!
Этот в шкуре, тот в фуфайке,
Этот с пикой, тот с копьём,
Тот с обрезом, тот с нагайкой,
Тот еще и с топором...
Этот колет, тот стреляет,
Этот рубит на размах...
Но медведи дело знают –
Все летят на пух и прах!...
Отмахались только к ночи...
Смотрят: на траве Иван
Лежит в крови, закрыты очи,
На теле бороздинки ран...
К реке метнулась Филимонья,
Намочила сарафан,
И смывать с него агонью,
Рану каждую и шрам,
Задувая и целуя,
Принялась тут по-знахарски...
А медведи тайну чуя,
Сели у горшка по-царски –
О стенки опершись спиной...
К утру Ивана отходили,
Руки в лапы положили,
И весёлою гурьбой
В горшок залезли и домой
Под крылом у птицы счастья
Отправились, забыв ненастья!