Одиссея. Гомер

Песнь первая (Альфа). "Божественный гость".

Мужа, о, муза, воспой! Многохитрого мужа, который
Долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою;
Многих племён города видел он, их обычаи, нравы;

Жизни спасая друзей и свою, чтоб вернуться в отчизну...

Но всё равно НЕ СБЕРЁГ ОН ТОВАРИЩЕЙ, как ни старался...

ГЛУПЫЕ, ГИБЕЛЬ ОНИ НА СЕБЯ НАВЛЕКЛИ СВЯТОТАТСТВОМ: СЪЕЛИ БЕЗУМЦЫ БЫКОВ ГЕЛИОСА...

ДНЯ ВОЗВРАЩЕНЬЯ ДОМОЙ НАВСЕГДА ИХ ЗА ЭТО ЛИШИЛ ОН!

...
Все остальные смогли избежать злой погибели близкой;
Дома уж были они, одолевшие битвы и море.
Он лишь один тосковал по жене и отчизне далёкой:
В недрах пещеры его задержала богиня Калипсо,
Нимфа прекрасная, чтоб убедить его стать ей супругом...

Песнь пятая (Эпсилон). "Освобождение от Калипсо".

Эос проснулась едва в ложе рядом со славным Тифоном,
И поднялась, чтобы свет принести и бессмертным и смертным...

Боги уже на совет все собрались.
И главный меж ними – Зевс,
что гремит в вышине и могуществом всех превосходит.

Стала Афина тогда им о множестве бед Одиссея напоминать,
И о том, что ещё он в неволе у нимфы:
«О, Зевс отец! Также вы, все блаженные вечные боги!
Благим и кротким с людьми, и приветливым, быть уж не должен
Царь скиптроносный теперь!

Но, убив в себе правду и совесть,
Пусть притесняет народ каждый царь, беззаконно и смело!..

Раз уж забыть вы смогли Одиссея! Не он ли всегда был
Добрым и честным царём, был народу отцом благодушным?!…
Сильно страдая душой, до сих пор он на острове дальнем;
Нимфа Калипсо его держит в доме своём против воли,
Вот и не может никак в путь пуститься он к дому родному:
Нет у него корабля, нет товарищей с ним, с кем он мог бы
В дальний отправиться путь по хребту широчайшему моря.
Ну а теперь уж убить его милого сына желают
В день возвращенья домой: он искать об отце своём вести
В Пилос священный отбыл и в божественный град Лакедемон».

Зевс ей на это сказал, громовержущий туч собиратель:
«Дочь! Как такие слова за ограду зубов ты пустила?!
Раньше не ты ли сама так в уме своём твёрдо решила,
Что, возвратившись домой, Одиссей отомстит им жестоко?
И Телеемаха сама проводить осторожно сумеешь,
Чтоб невредимым совсем он вернулся в отцовскую землю.
И женихи пусть назад возвратятся, не сделав злодейства».

Так он сказал, и наказ дал он милому сыну Гермесу:
«Сын мой, Гермес, ты всегда был посланником славным! Лети же
К нимфе, что косы свои заплетает изящно, скажи ей:
Срок наступил, чтоб домой Одиссей, стойкий в бедах, вернулся!
В путь пусть один он идёт, – без друзей, без участия свыше,
– Морем, на крепком плоту.
Пусть в пути встретит много несчастий.
Пусть в день двадцатый найдёт берег Схерии он плодородной,
Где феакийцы живут, что родные богам.
Пусть ему там
Почесть окажут они как бессмертному славному богу,
И на своём корабле его в землю отправят родную,
Меди и золота дав, и одежд драгоценных в подарок -
Столько всего, сколько он никогда не привёз бы из Трои
С долей добычи своей, если б сразу домой он вернулся…
Так возвратиться ему суждено; видеть вновь своих близких,
Милую землю отцов, царский дом свой высокий, красивый».

Так он сказал.
И не стал медлить с вестью той Аргоубийца.
К светлым ногам привязал он свои золотые подошвы
Амброзиальные, те, что носили его словно ветер
И над бескрайней землёй, и над водною гладью широкой.

Взял он волшебный свой жезл, что и бодрого вмиг усыпляет,
Или же наоборот: пробуждает от сна крепко спящих...

С жезлом в руке полетел мощный Аргоубийца с Олимпа;
Возле Пиерии он сразу к понту спустился с эфира.
Быстро помчался потом над волнами он чайкой крылатой,
Жадно хватающей рыб между волн шумнобурного моря,
Смело в солёной воде свои сильные крылья купая.
Чайке подобный, Гермес полетел над пучиной морскою.
Вскоре он остров нашёл, что был скрыт в дальнем море широком;
Тут же на землю вступил, с тёмно-синего моря спустившись.
Берегом дальше пошёл...

Так он дошёл до просторной пещеры...
И нимфу, что косы свои заплетает изящно, там встретил.
На очаге у неё ярко пламя пылало большое.
Запах повсюду неся благовоний и колкого кедра,
Остров окутывал дым. Нимфа ткань ткала, пела красиво,
Ткацкий станок обходя с челноком золотым и искусным.
Густо разросшийся лес окружал отовсюду пещеру,
Тополем чёрным, ольхой, кипарисом высоким душистым...
Также у входа ковром по скале виноград поднимался,
Пышно разросшись; кругом ягод тяжкие гроздья свисали.
Рядом четыре текли светлоструйных источника чистых,
Близко друг к другу; потом разбегались они друг от друга.
Всюду на мягких лужках здесь фиалки цвели с сельдереем...

Так, созерцая, стоял, восхищаясь, бог Аргоубийца.
После того как на всё, восторгаясь, Гермес нагляделся,
Внутрь он пещеры вошёл преогромной. И, гостя увидев,
Нимфа, краса средь богинь, его тут же, взглянув лишь, узнала.

Боги бессмертные быть незнакомы друг другу не могут,
Даже когда делит их друг от друга большое пространство.

Но Одиссея внутри не увидел он, сильного духом.
Тот, как обычно, сидел на утёсе над морем, и плакал.
Там он все дни проводил, горем душу питая и плачем;
Взгляд, помутневший от слёз, не сводил он с пустынного моря.

Нимфа Гермеса на трон усадила, сверкающий ярко.
После спросила его вида дивного нимфа Калипсо:
«Что же тебя привело, о, ГЕРМЕС ЗЛАТОЖЕЗЛЕННЫЙ, в дом мой?
Здесь ты желанен и чтим! Только раньше ко мне не бывал ты.
Что тебе нужно, скажи. Всё исполнить велит моё сердце:
То, что исполнить смогу, то, что в силах сама я исполнить.
Прежде, однако, моё угощенье отведать ты должен».

Это сказав, дивный стол перед гостем воздвигла богиня.
И амброзийный нектар подала ему сладкий пурпурный.
Пищи охотно вкусил благовестник, БОГ АРГОУБИЙЦА.

После того, как поел, насладив душу пищей бессмертных,
С речью ответной Гермес обратился к прекрасной богине:
«Бога, богиня, меня о приходе моем вопрошаешь?
Что ж, я тебе расскажу всё, как есть, раз сама ты велишь мне.
Зевсом я послан; не сам произвольно к тебе я явился.
Кто ж добровольно помчит в эту даль бесконечного моря
Горько-солёного, где не увидишь жилищ человека,
Что нас и жертвами чтит, и приносит для нас гекатомбы!
Волю же Зевса никто, щитодержца, нарушить не смеет
Даже и между богов, не исполнить её невозможно.
Ведает он, что здесь скрыт, у тебя, злополучнейший самый
Муж из тех славных мужей, что сражались под Троей Приама
Все девять лет; взяв её на десятый, – отплыли в отчизну.
Но возвращаясь, они разозлись умудрились Афину!
Ветер она послала им, вздымающий страшные волны.
Спутников всех растеряв в бурном море, он сам напоследок,
Бурей подхваченный, здесь был у острова волнами брошен.
Этого мужа тебе надлежит отослать поскорее,
Так как ему не судьба здесь погибнуть, вдали от отчизны.
Но возвратиться ему суждено; видеть вновь своих близких,
Милую землю отцов, царский дом свой высокий, красивый».
Так он сказал.

Ужас вдруг охватил тут богиню Калипсо,
Голос возвысив, она шлёт к нему слов крылатые стаи:
«Как вы жестоки порой, как завистливы, вечные боги!
Вас раздражает, когда делит ложе богиня со смертным,
Милым супругом зовёт не бессмертного, – смертного мужа!
Так Орион избран был розопёрстою Эос, богиней.
Гнали за то вы его, легкою жизнью живущие боги,
Гнали до тех пор, пока Артемидою он златотронной
Не был в Ортигии вдруг умерщвлён её тихой стрелою.
Так избран был Ясион заплетённой красиво Деметрой.
Сердцем его возлюбя, ложе с ним разделила богиня
В поле, что трижды уже было вспахано.
Скоро узнал то Зевс, яркой молнией он вмиг он умертвил Ясиона.
Нынче, о, боги, и мне невозможно остаться со смертным!?
В море его я спасла! Был он на перевёрнутом киле От корабля,
А корабль его быстрый разбил как скорлупку
Молнией Зевс пополам посреди винно-тёмного моря.
Спутников всех растеряв в бурном море, он сам напоследок,
Бурей подхваченный, здесь был у острова волнами брошен.
Кров я дала и еду, и любовь ему! Также хотела
Дать и бессмертье, чтоб он жил здесь старости дряхлой не зная.
Волю же Зевса никто, щитодержца, нарушить не смеет,
Даже и между богов, не исполнить её невозможно.
Раз он так хочет, – пусть вновь тот плывёт по неверному морю,
По беспокойной воде. Но помочь в этом я уж в силах:
Нет у меня кораблей, нет людей мореходных, способных
С ним безопасно пройти по хребту многоводного моря.
Дать я могу лишь совет, как ему беспрепятственно можно
И невредимым назад в землю предков своих возвратиться».

Ей отвечая, сказал благовестник, бог Аргоубийца:
«Тотчас его от себя отошли! Бойся Зевсова гнева!
Тяжко придётся тебе, если гнев на себя навлечёшь ты».

Так повелев, улетел прочь могучий бог Аргоубийца.
Светлая нимфа, приняв волю Зевса от вестника, тут же
Лёгкий направила шаг к Одиссею, отважному духом.
Тот над обрывом сидел, на утёсе, над морем, и плакал,
Слёз не жалея. И жизнь, словно слёзы, за каплею капля,
Прочь утекала в тоске по далёкой и милой отчизне.
К нимфе уж он охладел, но неволей делил с нею ложе
В гроте глубоком ночном; без желанья – с желающей страстно.
Днём же опять уходил на утёс к морю, чтобы поплакать.
Там он все дни проводил, горем душу питая и плачем;
Взгляд, помутневший от слёз, не сводил он с пустынного моря.

Близко к нему подойдя, так сказала прекрасная нимфа:
«О, злополучный, утри свои слёзы! И жизнь горьким плачем Не сокращай!
Я тебя отпустить благосклонно готова. Вот что: в лесу наруби острой медью деревьев для брёвен;
Брёвна сбей в плот; по краям сбей борта попрочней и повыше,
Чтоб безопасно тебя плот нёс в море капризном и зыбком.
Щедро тебе я вина на дорогу пурпурного выдам,
Щедро дам хлеба, воды, чтобы голод и жажду не знал ты.
Дам я одежды тебе и пошлю тебе ветер попутный,
Чтоб поскорей ты достиг своей милой далёкой отчизны…
Если того так хотят беспредельного неба владыки.
С ними ни разумом мне невозможно тягаться, ни властью».
Так говорила. И страх ощутил Одиссей многостойкий.

Голос возвысив, послал он богине крылатое слово:
«В мыслях, богиня, твоих не отъезд мой, а что-то другое.
Как же могу переплыть на плоту я широкую бездну
Бурного моря, когда нелегко и корабль быстроходный
Может его пробежать, даже с ветром попутным от Зевса?
Нет, против воли твоей не вступлю я на плот ненадежный!

Прежде ты дай мне сама, о, богиня, великою клятву,
Что никакого вреда для меня не замыслила нынче».
Так он сказал.

И в ответ улыбнулась богиня Калипсо;
Кудри его потрепав, так сказала, назвав его имя:
«Да, ты, и вправду, хитрец! И твой ум осторожен и тонок,
Если ты с речью такой ухитрился ко мне обратиться!

Что же, клянусь я землей плодоносной и небом широким, Стикса подземной водой!

Эта клятва вовек нерушима. Страшная клятва, её даже боги нарушить боятся.

Ею клянусь, что тебе никакого вреда не замыслю.
Даже напротив, сама о тебе я заботиться буду,
Как о себе, словно я, как и ты, в положенье таком же.
Я справедлива в душе, и достоинства разум мой полон,
Сердце в груди у меня не железное, знает и жалость».

Кончив, поспешно пошла впереди вида дивного нимфа.
Следом пошёл Одиссей за богинею, быстро шагая,
Смертный с бессмертной; они оба вскоре вернулись в пещеру.
В кресло он сел, где Гермес до него отдыхал, бог-посланник.

Нимфа еды и питья перед ним на столе разложила,
Всё предлагала ему, чем питаются смертные люди.
Села напротив сама перед равным богам Одиссеем.
Дали амброзии ей тут рабыни со сладким нектаром.

Жадные руки они к пище сытной скорей потянули.
После того как едой и питьём голод свой утолили,
Нимфа Калипсо, краса средь богинь, Одиссею сказала:
«Зевсом рождённый герой Лаэртид, Одиссей хитроумный!
В милую землю отцов, в дом родной свой отправиться хочешь
Ты поскорее! Ну, что ж… Пусть настигнет тебя эта радость!
Но, если б чувствовал ты своим сердцем, какие невзгоды
Роком тебе суждено испытать до того, как вернёшься
В дом свой, – остался б тогда здесь, со мной, в безмятежном жилище.
Стал бы бессмертным! Но ты жаждешь встречи с любимой супругой,
Днями тоскуешь о ней, и мечтаешь вернуться в отчизну.
Я красотою лица или стройностью стана нисколько Не уступлю ей!
Скажи, разве может равняться с богиней
Смертная по красоте: с неземной красотою – земная?»

Нимфе Калипсо в ответ так сказал Одиссей многоумный:
«Ты не сердись на меня, о богиня могучая! Сам я
Знаю, что рядом с тобой Пенелопа разумная меркнет:
Перед лица красотой твоего, перед стройностью стана.
Старость и смерть – для неё; ты ж ни той, ни другой не подвластна!
Всё же при том я хочу, – и всечасно мечтаю об этом, –
В дом свой вернуться родной, сладкий день возвращения встретить!
Если ж мой плот разобьёт бог какой в винно-тёмной пучине –
Выдержу я ту напасть закалённою в бедствиях грудью!
Много уж встретил я бед, и немало трудов перенёс я
В битвах с волной и с врагом. Ну так что же? Пусть будет, что будет!»

Так он сказал. Между тем солнце село, и ночь наступила.
В тёмной пещере они удалились в укромное ложе,
И провели там всю ночь, насладясь обоюдно любовью...

Рано рождённая, вновь свет зажгла розопёрстая Эос.
В лёгкий хитон свой и плащ, рано встав, Одиссей облачился.
Нимфа же, встав, облеклась в серебристое длинное платье,
Тонкой работы, почти невесомое. Поясом дивным
Стан обвила золотым. Кудри скрыла под лёгкой накидкой.
После она начала собирать Одиссея в дорогу...

Место ему указав, где стояли большие деревья,
Снова краса средь богинь возвратилась Калипсо в пещеру.
Стал он деревья рубить. Дело спорилось, быстро свершилось.
Двадцать стволов он свалил и очистил их острою медью,
Выскоблил гладко, затем уровнял по шнуру, обтесал их.

Нимфа Калипсо меж тем и бурав принесла Одиссею.
Бревна он все просверлил и сплотил их, как надо, друг с другом;
Брусьями бревна скрепив, вбил он клинья в пазы, укрепил всё.
Плот он просторным таким себе сделал, каким корабельщик,
Опытный в деле своём, строит трюм у торгового судна,
Что и товар, и купцов носит в море широком надёжно.

Скрепы бортов он возвёл часто, как корабельные рёбра.
Палубу сделал, сплотив крепко длинные гладкие доски.
Мачту поставил, на ней утвердил поперечную рею,
Нежный Демон Сделал и руль у кормы, чтобы судно могло развернуться.
Сделал по скрепам бортов загородку из ивовых прутьев,
Чтоб защищала от волн. Взял в запас много брёвен и досок.

Нимфа Калипсо меж тем, свет богинь, принесла парусины,
Чтобы он парус пошил. Парус он изготовил искусно.
Брасы затем привязал он к нему, также фалы и шкоты.
Кончив всё, сдвинул он плот рычагами к священному морю.
Так день четвёртый прошёл, когда он завершил всю работу.
В пятый день в путь собрала Одиссея богиня Калипсо.
В ванне его освежив, облекла благовонной одеждой.

Мех один с тёмным вином положила на плот ему нимфа,
Мех ещё больший – с водой ключевою, а в третьем лежали:
Хлеб, и запасы еды всякой разной в дорогу в достатке.
Кончив, она призвала ему ветер попутный и добрый.

С радостью парус поднял Одиссей боговидный.
И ветер плот подхватил и понёс.
На корме у руля неустанно
Правил могучей рукой Одиссей;
Сон к нему не спускался.

Глаз не сводил он с Плеяд, с Волопаса, что поздно заходит
В море, и с Арктоса, что Колесницей зовут; этот Арктос
Кружит по небу всегда, вечно смотрит на мощь Ориона...

И лишь один никогда не купается он в Океане.
С ним повелела ему согласовывать нимфа Калипсо
В море ночном верный путь: чтоб всегда находился он слева.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 15.11.2023. Одиссея. Гомер