Как отличить художника от малевича? Я так вижу

Джинн Толик: литературный дневник

– Государь мой! – твердо сказал Таварош, справившись с минутным смятением. – Этот тип и в самом деле принадлежит к моему клану, о чем я горько сожалею… Смею вас заверить, я – человек достаточно широких взглядов и прекрасно понимаю, что искусство имеет право на существование, а то и на субсидии государства… Однако денег из казны я ему не дам! Казните меня, не дам!
– Ну что вы, успокойтесь, – сказал Сварог. – Может, ему не так уж много и нужно? Как-никак собирается основать Академию высокого художества, как он пишет. Насколько я знаю, никакой Академии художества в Глане нет, быть может, стоит…
– Государь! – отчеканил Таварош. – Если вы прикажете, я выдам из казны любые деньги на любые проекты… Только не посмотреть ли сначала вам самому на эти его художества? С тех пор, как он вернулся из Равены, я об этой Академии слышу по пять раз на дню – он племянник моей супруги, двери дома так просто не закроешь… Может быть, я слишком старомоден, но от этих художеств у меня порою ум за разум заходит!
– Почему?
– Потому что я этих художеств не понимаю, – признался Таварош. – Если в мире действительно чтото перевернулось и то, что он малюет, и в самом деле признается художеством, то нам, старикам, пора в гроб… Я вовсе не противник живописи, государь, у меня дома висят и семейные портреты, и пейзаж с ивами, и пейзаж с кораблем, и батальные полотна… Но Аркаса я бы за его мазню в каменоломни отправил! Дороги мостить! Чтобы не позорил уважаемое семейство! Я вполне серьезно, мой король!
– Ну что же, – сказал Сварог. – Вообще-то, королям согласно правилам хорошего тона положено быть ценителями и покровителями искусств… Распорядитесь-ка доставить во дворец и вашего родственника, и картины. У меня все равно нет никаких серьезных дел, давайте-ка ненадолго посвятим себя искусству…


…Он вошел в высокий сводчатый зал в сопровождении Тавароша, Мары и сидевшего у нее на плече Караха. Вдоль стены уже было расставлено десятка два полотен, и возле них в претенциозной позе – этакая смесь скромности и творческой гордости – стоял пухлощекий молодой человек примечательного облика. На нем, правда, был тартан геральдической расцветки – но его комически дополняли блуза из грубого полотна, в какой, Сварог помнил, ходили ронерские маляры, высокий колпак из белого шелка, расписанного яркими полосами и зигзагами. Вместо золотой дворянской цепи на шее красовалась серебряная, и на ней висел медальон с изображением мифологической птицы Сирин – символ Сословия свободных искусств и творческого вдохновения. Такие Сварог уже видел, но они всегда были довольно скромных размеров, а не с тарелку величиной.
– Вот в таком виде он по столице и шляется, – шепотом наябедничал Таварош. – Не пойми что. Супруга глаза выплакала, знакомые злословят… Каменоломни и не таких перевоспитывали…
– Ну, бросьте, – так же шепотом ответил Сварог. – Творческие люди – народ особый, стоящий выше глупых условностей, а потому…
Он замолчал. Он увидел картины – и содрогнулся. За спиной громко фыркнула Мара. Подойдя поближе и присмотревшись гораздо внимательнее, Сварог громко произнес в пространство:
– Это что, какая-то шутка?
– Государь! – укоризненным, вальяжным тоном отозвался мастер кисти. – Я бы не осмелился шутить с высоким искусством…
Сварог оторопело пялился на холсты. Разноцветные кляксы, широкие полосы, загогулины и зигзаги, лихие мазки шириной в ладонь, дикое сочетание колеров…
– Позвольте, юноша! – поднял он бровь. – Не могу назвать себя тонким знатоком живописи, но должен же быть сюжет и смысл… Что касаемо этого, – он указал на одно из полотен, – такое впечатление, будто вы краску с завязанными глазами из ведерок выплескивали…
– Государь! – вскричал пухлощекий в совершеннейшем восторге. – Я восхищен вами! С первого же взгляда вы безошибочно определили творческий метод, коим создавалось именно это полотно! – Он свысока глянул на остолбеневшего Тавароша. – Дядюшка, вам бы следовало поучиться у его величества, подлинного знатока искусства. Государь, я счастлив обрести в вашем лице…
– Погодите, погодите, – оборвал Сварог. – У вас что, все… в таком вот стиле и направлении?
– Государь! – с чувством сказал молодой человек. – Простите за похвальбу, но именно я могу считаться творцом этого направления! В основе всякого художественного произведения лежит взгляд творца на окружающий мир. Полотна, на которые вы благосклонно обратили ваше высокое внимание, как раз и являются отражением моего взгляда на мир, моего понимания мира. Я так вижу! И стремлюсь не следовать рабски устаревшим канонам, предписывающим тупо добиваться сходства, сюжета и смысла. Главная задача художника – отразить свое видение мира! Полтора года, государь! Полтора года я обиваю пороги тупых бюрократов и закосневших консерваторов, требуя совершенно ничтожных сумм на организацию Академии высокого художества, но ответом были лишь насмешки невежд… Смею думать, что теперь в вашем лице…
Он разливался соловьем, тыча испачканным красками указательным пальцем в испачканные краской холсты. Сварог мрачно слушал, прикидывая, сколько же угроблено красок и холста, которым можно было найти и полезное применение, – рубашку сшить, вывеску намалевать. Таварош скривился, как от зубной боли. Сварог всерьез опасался, что он вот-вот шарахнет родственничка по голове своим тяжелым мешком с бумагами. По углам зала стояли, как статуи, телохранители с протазанами – им-то не полагалось показывать какие бы то ни было эмоции и чувства, что бы ни творилось вокруг. Даже Мара притихла, не в силах придумать с ходу убойную шуточку.
«В дурдом его, что ли? – угрюмо подумал Сварог. – Интересно, а есть ли здесь дурдом? Как-то не успел выяснить, кто ж знал, что понадобится…»
И тут его осенило. Он даже осклабился от удовольствия. И щелкнул пальцами, громко приказав:
– Карандаш и бумагу! Живо!
За спиной послышался тихий топоток, энергичное перешептывание дворцовых лакеев. Буквально через полминуты кто-то, возникнув за спиной Сварога, почтительно протянул ему большой лист белейшей бумаги и остро заточенный карандаш.
Сварог отмахнулся:
– Это не мне. Отдайте этому господину… Любезный мэтр, не будете ли вы столь любезны нарисовать мне лошадку? Обыкновенную лошадку?
Пухлощекий художник уставился на него изумленно и тупо. Растерянно вертел в руках бумагу.
– Король приказывает, – сказал Сварог с садистским наслаждением.
– Король приказывает, ты слышал? – обрадованно поддержал глэрд Таварош, еще ничего не понявший, но заметно воодушевившийся.
Художник коснулся бумаги остро заточенным грифелем, провел несколько линий. Уронил руки, понурил голову. Едва слышным шепотом сообщил:
– Не получится…
– А почему? – безжалостным голосом коронного прокурора наседал Сварог. – Не умеете, а? Отвечайте, когда вас король спрашивает!
– Отвечать, когда спрашивает его величество! – заорал сияющий Таварош.
– Так не умеете? – спросил Сварог ласковее. – Я правильно понял?
– Не умею, ваше величество, – кивнул художник, не поднимая глаз.
– А домик нарисовать сумеете?
– Нет…
– Кошечку? – не отставал Сварог. – Птичку? Собачку? Уличный фонарь? Вывеску для трактирщика? Что молчите? Выходит, вы умеете только это малевать? – показал он на испачканные холсты. – Ну вот, с вами кое-что проясняется…
– В каменоломни на годик, – в полный голос сказал Таварош. – У нас не одного шалопая таким вот творческим методом воспитали… Государь…



Эпизод книги Александра Бушкова "Сварог". Какова грань эксперимента у художника и творца? Я считаю, любой состоявшийся творческий человек имеет свой индивидуальный стиль и почерк, который даже будучи сложным - обязан быть воспринят хотя бы узким кругом лиц. Работа на которую затрачено пять минут эфирного времени - не может, и не будет считаться хоть сколько нибудь ценной. Вспоминаю урок ИЗО в школе, когда я сдал пустой белый лист и сказал: Зима, метель.. почему то учитель не очень воспринял мою великую задумку.. Работы импрессионистов и других новаторов в живописи - просто отсутствие вкуса и минимальных способностей к передаче хоть какой нибудь идеи или образа. Поэтому - в каменоломни! Конечно, это не означает, что должен быть востребован только реализм. В поэзии мы тоже частенько наблюдаем приверженность к простой речи, шаблонным фразам, из которых набираются стихи за 5 минут, не отличимые один от другого.


Хорошее произведение не может быть с отличным содержанием и не иметь формы, и наоборот хорошая форма произведения не гарантирует ему почет, если в содержании пусто. Для того чтобы ходить - поэзия пользуется двумя ногами, а может и большим числом ног.


Если мы отпускаем тормоза - не заботимся ни о форме ни о содержании, то на выходе мы имеем хаос. Возьмем например самородок алмаза - почему его цена всегда ниже ограненного алмаза? Потому что самородок это лишь камень в потенциале, а не алмаз. Так и слова и мысли в поззии - без должного строя, как в армии - это просто сброд.



Другие статьи в литературном дневнике: