Время подполковников
Пётр Милосердов – Арестован губернатор Х. Осужден министр Y. Задержан офицер ФСБ Z. Если верить новостям — в России идет борьба с коррупцией. Это веский аргумент в пользу путинского авторитаризма: денег нет, свобод — тоже, но перед законом все равны. Пребывание в тюрьме предоставило мне уникальную возможность пообщаться с фигурантами громких дел. Из телерепортажей, где СОБР выбивает двери, они попадают сюда, в спецблоки «Матросской Тишины». Картина реалий «борьбы с коррупцией» сложилась, как пазл, из кусочков — разговоров с арестованными чиновниками, коммерсантами, силовиками. Отсюда эта борьба видится как масштабная эпидемия по отъему собственности, выколачиванию денег, фабрикации дел ради звездочек на погонах. Именно эпидемия, так как в основе лежит не замысел верхов, а модель поведения (социальный вирус) силовиков среднего звена, подполковников. В этом убедились те из моих собеседников, кто пробовал найти лицо, принявшее решение об их аресте. Да, без труда можно узнать фамилии — следователя, прокурора, судьи. Но кто принимал решение не формально-юридическое, а по сути? Того, кто сказал «фас!», найти не удается. Среди моих собеседников были те, кто наивно верил, что «товарищу Сталину не доложили» об их аресте, что главное — достучаться до «кого следует». И когда они звонили по Вотсаппу «своим», прикормленным годами чиновникам, то в лучшем случае слышали: «Старик, решение по тебе где-то наверху приняли, ничем не могу помочь». Так и в нашем случае: на месте мыслимой высокопоставленной фигуры на самом деле — пустое место. Принимающего решения — нет. Нет и «машины репрессий», нет плана, нет механизма. А есть — модель поведения подполковников, работающая в условиях паранойи верхов, «дерибана» активов, атомизированного общества, выдавшего им мандат на презрение к праву ради «порядка». Согласно этой модели, принятие решений заменено коллективным молчаливым согласием полуанонимных фигур. Из десятков следователей реально работают два-три человека, остальные — для разовых поручений. Из сотен томов три четверти — копии судебных решений, внутренняя переписка органов, все это отксерено по два-три раза. То, что уйдет в суд под видом доказательств, — процентов пять от объема дела, несколько томов. Де-факто следствие не ведется, а имитируется. Кейс Ивана Голунова — пример дела, порожденного «черной дырой». Напомним его итог: скандал на всю страну, инициатор дела — не найден. Уверен, что если бы удалось вскрыть его изнанку, то выяснилось бы, что ни один мало-мальски высокопоставленный чин не принимал решения о возбуждении дела. Оно как бы «самозародилось»: кто-то внес фамилию Голунова в материалы оперативных разработок, кто-то подделал экспертизы, кто-то что-то подбросил, кто-то что-то подписал. Разумеется, не за просто так, в чьих-то — местного, подполковничьего масштаба — интересах. Таким же образом появляются в «черной дыре» и политические дела. Я, например, за отказ сотрудничать с ФСБ получил абсурдное, в духе 37-го года, обвинение в подготовке госпереворота в Казахстане. Конечно, и раньше за отказ сотрудничать с органами можно было ждать какой-то подлянки, но ведь не тюрьмы же! В ходе выяснения, кому именно была нужна моя посадка, удалось дойти до высоких кабинетов. «Да не нужно нам это» — было типичным ответом. И добавляли: «Время сейчас такое, поймите». А время сейчас такое, что движущей силой принятия решений, да и самим их стилем стала истерика, невроз. Реалии российской «осажденной крепости» таковы, что каждый из осажденных подозревает соседа в готовности сдаться. Это порождает в верхах паранойю, которую эксплуатируют подполковники. Пример — «московское дело», посадки участников протестных акций в Москве. Кто принимал ПОЛИТИЧЕСКОЕ решение об их арестах? Руководство страны? Полагаю, что запроса на жесткие меры сверху не было. Решения принимались исполнителями, в формате коллективного, анонимного ухода от ответственности (та самая «черная дыра»). А уж только потом молчаливо визировались верхами. Но человека, сказавшего «сажайте их!», скорее всего, нет. Подполковники укрепляют свой авторитет ценой развала госаппарата: волна посадок уже привела к тому, что в нем остаются только те, кто боится принимать хоть какие-то решения. Ведь если раньше наказывали за нарушение неформальных правил игры, то сегодня — за их соблюдение. В такой обстановке чиновник вообще перестает работать. Бизнесмен N решил, что его обманывают партнеры, и обратился в СКР. Возбудили дело, провели обыски. Но подозреваемым по делу стал сам N. Впрочем, следователь ему намекнул, что за взятку можно будет все переиграть. N возмутился шантажом, пошел в ФСБ. Там обрадовались, снабдили мечеными купюрами. Следователя СКР взяли с поличным. Итог: сидят оба. N — по тому, заведенному из-за шантажа делу, следователь — за вымогательство взятки от N. Кстати, в большинстве дел против коммерсантов нет не то что государственного интереса, нет даже интересантов общероссийского масштаба. Ходорковского в свое время посадили, мотивируя это необходимостью сохранения властной конструкции, дело курировалось с самого верха. Сегодня же дело против МБХ возбудил бы безымянный подполковник, из интереса «отжать» тысяч 700 зеленых. И кстати, получил бы Ходорковский примерно тот же срок. Каков он, этот подполковник, герой своего времени? Он относительно молод, 1975–1980 г.р. Как многие, кто рожден в эти годы, он видел слом казавшегося вечным Союза и, пораженный легкостью, с которой рухнула империя, не верит ни во что вечное. Кроме денег, эпоха которых пришла на смену советской. Предпринимателей он ненавидит, они на его языке — «барыги». Не уважает он и чиновников. Одному из них (крупная региональная шишка) сопровождающий его на допросы фээсбэшник гордо заявил: «Скоро и до губернатора вашего доберемся, авторитетов для нас нет». Чем статуснее обвиняемый — тем больше мстительного восторга. Да и звезд на погонах может прибавиться. Устраивает ли верхи размах деятельности анонимных подполковников? Боюсь, что такая постановка вопроса сегодня уже невозможна. И вот почему. «Кремляне» не видят сегодня опоры ни в одной из активных прослоек. Ни в бизнесе (не хотят «барыги» затягивать пояса), ни в госаппарате (бездельники и интриганы), ни в среднем классе (потенциальные «предатели Родины»), ни даже уже в «Уралвагонзаводе» (эти не желают потерпеть безденежье еще немного). Поэтому довольно многочисленное и показательно лояльное среднее звено силовиков становится единственной опорой. В связи с этим вопрос, устраивает ли верхи эпидемия посадок, уже не стоит. Впрочем, предполагаю, что и в Кремле немало тех, кто понимает: «мандат на насилие» в руках подполковников до добра не доведет. Силовой «хвост» начнет в итоге вилять властной «собакой», приводя к разносу системы. Но из-за паранойи и боязни принятия решений все остается как есть. Велосипеду для устойчивости нужно движение. Подполковникам — уголовные дела, причем во все нарастающем объеме; нужны враги государства — бизнесмены, чиновники, оппозиционеры. Сочетание трех факторов: советского принципа коллективной (без)ответственности, постсоветской жажды наживы и паранойи последних лет — породило уникальный самодвижущийся механизм по фабрикации уголовных дел. Но если кто-то считает, что эта внеидеологическая полудиктатура устойчива, — ущипните себя. Вам грезится.
Новая газета, 16 сентября 2019 года © Copyright: Владимир Долженко, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|