Корректирование.№86 Мы дружно живём в нашем садоводстве. Все друг друга знают. Ровно живём, хорошо. Если помочь кому надо, так все сразу отзываются. Только крикни: "У кого болгарка есть?" — с трёх участков сразу болгарку предложат. А крикни: "Леска для триммера кончилась!" — тут же замотаешься в этой леске, как личинка в коконе. Хорошие у нас люди. И название у садоводства хорошее: "Отдых трудящихся". Молодёжи не нравится, конечно. Старики другого и не представляют. А мне так... Лёгкая ностальгия по советскому детству. Правда, я и тогда вопросом задавался. А кто такие трудящиеся? Что значит трудящиеся? Ведь трудиться – это значит совершать какую-то работу. Неужели существуют люди, которые не совершают никакой работы? Из физики помню: работа равна произведению силы на пройденное расстояние. Не совершать работы может только лежачий инвалид. Хотя, если подходить здраво, и он может совершать умственную работу, порой более полезную, чем работа физическая. Но к чёрту философию! Это ведь шарж. В нашем садоводстве нетрудящихся нет. И люди все замечательные. Но вот какую особенность я заметил. Чем лучше люди, тем хуже у них дороги. Приходилось мне не раз бывать в мёртвых наших деревнях, в глубинке. Какие там люди! Душа нараспашку. Над головой нимбы светятся. А дороги у них? Я два километра до деревни на своём старом внедорожнике доехать не смог, увяз. Приехал за мной ДТ-50, гусеничный, а у него сзади на тросе лист железа. Меня на этот стальной лист мужики затолкали, встал я на нём, на ручник, и все два километра меня трактор волоком пронёс, как на ковре-самолёте. Бывал я и в элитных посёлках, у своих заказчиков по работе. Какие там идеальные дороги я вам скажу! А люди? Но это не про них. В нашем садоводстве таких нет. Все порядочные. Стало быть, дороги у нас – дерьмо. Если есть проблема, то всегда есть и тот, кто должен этой проблемой заниматься. В нашем случае это, конечно же, председатель правления. Отставной мичман северного флота Почталюк, с маленькими седыми усиками и отсутствующими двумя пальцами на правой руке. Где Почталюк потерял пальцы, я не знаю, но то, что совесть мичман никогда в своей жизни не терял, – это точно. Объясню почему. Всех предыдущих председателей у нас народ обвинял в воровстве. Доказательств особых было не нужно. Зачем? Ревизионная комиссия ничего не нашла? И что? Живёшь беднее всех? Неважно. Значит, спрятал куда-то. Садоводство на глазах при тебе расцветает? Значит, могло бы быть ещё лучше, если бы ты не воровал. Ты по-любому вор, просто потому, что председатель. У нас же вообще слова "начальник" и "вор" – это синонимы. Так вот, Почталюк был первым, кто эту доктрину у нас в посёлке разрушил. Как ему это удалось – только Бог ведает. Но если он кому грозил своей беспалой рукой, то все слушались и никто не думал, что председатель в карман что-то хочет. И Гена Платковский так не думал, когда председатель пришёл к нему со своим насущным вопросом. Застигнутый врасплох во время обеда с распитием чекушки Гена сразу же предложил Почталюку табурет, три картофельных драника со сметаной и рюмку. Соседи как-никак. А Почталюк что, не наш, что ли? Рюмку проглотил, драник сжевал и приступил к делу. – Ты Гена, нашу беду не хуже меня знаешь, – начал Почталюк, запихивая в рот второй драник, – дорога наша единственная, как путь на голгофу, не приведи Господи. – Да, грейдер нужен, – со знанием дела заметил Генка, – да посыпать бы ещё щебёночкой. Сначала бы крупной, а сверху помельче. – Ты, Гена, в корень смотришь. Только у нас в целевых взносах эта процедура, как ты помнишь, летом не заложена. Посему, Гена, хочу попросить тебя вот по этой ведомости тысячу рублей сдать. Вот соберу сейчас, хотя бы с половины садоводов, и на грейдер точно хватит. Через неделю будешь летать здесь, как по автобану. – Молодец ты, председатель! Только вот при тебе и стало у нас всё в "Отдыхе трудящихся" налаживаться по уму! – Генка полез в карман за тысячной бумажкой. – Это что же такое значит?! – вмешалась в разговор Генкина жена, которой надоело переворачивать драники на сковороде. – Половина людей скинутся, дорогу сделают, а остальная половина на дармовщину будет ездить? – Может, они и вообще ездить не будут, — оправдывался Почталюк, – вон, соседка ваша справа, Углова, на чём ей ездить в свои восемьдесят пять? Разве что на метле? Одна-одинёшенька тележку свою по дороге нашей еле тащит. Недавно колесо от тележки потеряла, так я ей приладил. – А соседка слева, Люська Тимошенко! – не унималась Генкина жена. – Она же жмотина. Ни за что не сдаст. Значит, мы заплатим, дорогу сделают, а Люська на своей машине по нашей дороге будет ездить? – Но вы-то тоже по хорошей дороге будете кататься. Какая вам до неё разница? – увещевал председатель своим особым малороссийским выговором. – Да. Что-то и впрямь несправедливо, – заметил Генка, – у меня вообще машины нет, зачем мне эта дорога? – Как нет? – изумился Почталюк. – Ты же мне каждый день из "Дастера" рукой машешь. – Так это не мой. Это зятя моего. Он себе "Крузака" взял, а старую машину куда деть? Оставил. Я и катаюсь. Но это не моя. – А "Шкода" во дворе чья? – взмолился председатель. – "Шкода" дочери моей Маринки. У неё вот и проси денег. Вон она в гамаке разлеглась. Иди, дружочек, иди. Видишь, как супруга моя нахмурилась. Выпить мне больше не даст, – последнюю фразу Платковский произнёс шёпотом. Обиженный председатель вышел во двор. Рюмка водки проскочила впустую, а вторую Генка не предложил. Но не за рюмкой пришёл отставной мичман, и дело ещё вполне можно было бы поправить. Маринка активно работала пилочкой для ногтей, лёжа в гамаке под раскидистым клёном. – Марина Геннадьевна! – начал Почталюк официально. Потому что молодых красивых женщин побаивался и фамильярностей с ними не допускал. Особенно неловко он себя чувствовал в разговорах с женщинами при деньгах, бизнесвумен, так сказать. Стоявшая неподалёку Маринкина новая "Шкода" только усугубляла неловкость мичмана. – Чего вам? – лениво протянула Маринка, не отрывая глаз от скользящей в её руках, словно смычок скрипача, пилки. – Дорогу нашу надо бы подровнять. Цена вопроса всего тысячу рублей. Вы же, Марина Геннадьевна, хотите по ровной дороге ездить? – А я при чём здесь? Вы кто? Председатель правления садоводства, правильно? Вот со своих садоводов и собирайте. Я в вашей организации не член, – Маринка ехидно улыбнулась, делая акцент на последнем слове. Поняв непробиваемость Маринки и юридическую несостоятельность своей просьбы, председатель хотел было уйти, но старая мичманская привычка не сдаваться без боя заставила его развернуться и войти обратно в дом Платковского. Уже захмелевший Генка встретил Почталюка с прежним радушием и вновь подвинул ему табурет, налил рюмку из только что открытой второй чекушки и шлёпнул ложку сметаны на горячий драник. – Спасибо Гена! – Почталюк махнул стопку, и желание довести дело до конца сразу же усилилось. – На здоровье, старина! – отозвался Генка набитым ртом. – Вот несерьёзно это, Гена! Владелец участка ты? – Я. – У тебя на участке три машины постоянно паркуются. Пусть и не тебе принадлежащие, но это один хрен. А за дорогу ты платить не хочешь. Как так? – Кто тебе сказал, что я не хочу? Ты что считаешь, что я скряга или жулик? – в Генкиных словах послышалась нотка обиды. – Да я за все три машины по тысяче за каждую сдам. Ты же меня знаешь, председатель? Я тебя хоть раз в этой жизни подводил? – во хмелю Генка шлёпнул пятернёй по столу так, что сметана на драниках испуганно зашевелилась. Генка встал и, покачиваясь, начал рыться в кармане спортивных штанов, извлекая оттуда бумажник. – Отставить благотворительность! – раздался суровый голос от плиты, и Генка как-то сразу осел и размяк. – Пусть сначала Люська Тимошенко на дорогу сдаст! У неё что, денег нет? Вон у неё, заразы, сапоги какие! Мне таких в жизни не купить! Поняв, что с этой стороны взять бастион штурмом не выйдет, Почталюк отчаянно махнул третью стопку и, к радости хозяев, вышел. Пройдя сто метров по изрытой как после разминирования улице, председатель решительно постучался в калитку Люськи Тимошенко. – Люся, это твоя машина на участке под навесом стоит? – с ходу задал вопрос мичман обескураженной Люське. – Моя, а что? – встревоженно ответила та. – Если ты по поводу мусора, что утром кто-то в канаву выбросил, так это не я. Посмотри, у меня машина холодная. Я вообще сегодня не выезжала! – Да я не про мусор сейчас. Дорогу нашу надо бы грейдером подровнять. – Что правда, то правда, – успокоилась Люська, – уже и на первой передаче скоро не проехать будет. – Вот ведомость. Собираю по тысяче рублей на ремонт, – радостно протянул вперёд бумагу Почталюк. – Это ты молодец! Можно я тебе переводом закину, а то у меня налички нет? – Закидывай. И вот здесь распишись, – председатель протянул ведомость. Люська на мгновение оторвалась от телефона, чтобы поставить подпись, и вдруг застыла в недоумении: – Да сейчас мы и с ними решим, – засуетился мичман! – Ты переводи, Люсенька, и расписывайся, а я к ним сейчас схожу. – Значит так! – категорично заявила Люська, убирая телефон. – Пока я здесь подпись этой стервы Платковской не увижу, денег не дам. Пешком ходить буду, а не сдам. – Наверное, бури сегодня магнитные на солнце, – прошептал председатель и вышел. На следующее утро. В надежде на более благоприятную геомагнитную обстановку Почталюк решил повторить свой обход садоводов, начав при этом с другого края посёлка, чтобы, дойдя до сегодняшних упрямцев, иметь в качестве аргумента хоть наполовину заполненную ведомость. Мысль эта не давала Почталюку покоя, и всю ночь он ворочался, формулируя, как ему казалось, наиболее убедительные фразы в пользу согласия и совместного ремонта дороги. Под утро, решив, что уже не уснёт, председатель вышел на улицу. "Будить людей в такую рань нехорошо", – подумал Почталюк, но мысль о разбитой дороге не отпускала его. Чтобы не терять времени даром, бывший мичман взял лопату и направился к дороге. Он хотел вручную попытаться подровнять хотя бы самые чудовищные колдобины. На дороге Почталюка ждал новый сюрприз. Уткнувшись мордой в землю, с вывороченным набок колесом проезд перегородил "Дастер" Платковских. Генка злобно разговаривал по телефону с водителем эвакуатора, который, очевидно, отказывался ехать в садоводство. Генкина жена, с видом полным достоинства, курила длинную тонкую сигарету, опираясь задом на капот обездвиженного автомобиля. Бывший мичман вопросительно посмотрел на женщину. – Ну и что? – как бы отвечая на немой вопрос председателя, заявила она. – Главное, мы после Люськиного дома сломались. Теперь она тоже на работу не проедет. ******** Письмо И.С. Тургеневу от бывшего стропальщика, а ныне пенсионера и литературного критика Степана Дудкина. Однажды литературный критик Дудкин, прочитав на просторах интернета рассказ Тургенева "Муму", решил написать на него рецензию. А что такого? В современном мире неприкасаемых нет. Сделать это Степан Дудкин решил грациозно. В виде открытого письма автору. Как бы протягивая классику дружескую руку сквозь столетия. Надо сказать, что на просторах интернета критик Дудкин слыл если не троллем, то уж точно разрушителем стереотипов. Поэтому такая затея не показалась Дудкину странной и вызвала у него сильное воодушевление. Получилось у него следующее. "Уважаемый Иван Сергеевич, преклоняюсь перед Вашим талантом и являюсь неизменным почитателем творчества. Недавно мне посчастливилось ознакомиться с рассказом "Муму", и вот что я хотел бы по этому поводу высказать. Рассказ у вас получился откровенно слабый. К примеру, образ барыни. Какая она? В начале рассказа Вы пишете, что она доживала годы своей скупой старости: "День её, нерадостный и ненастный, давно прошел; но и вечер её был чернее ночи". Но к середине рассказа мы читаем: "В один прекрасный летний день барыня с своими приживалками расхаживала по гостиной. Она была в духе, смеялась и шутила". С неизменным уважением к автору, критик Степан Дудкин". Довольный своей работой критик разместил статью в социальных сетях. В первый же день на эту заметку последовало три комментария от читателей. Первый комментарий тут же последовал от завсегдатая форумов, под ником Тролль Стебков. Комментарий был следующий: "Ай да Дудкин, ай да сукин сын. Размазал классика по стене. Молодец. Жму руку!" Второй комментарий поступил от не зарегистрированного нигде пользователя и гласил: "А мне плевать на вас всех, и на вашего тургенева, потому что все Третий комментарий от пользователя, по имени Танечка, был таков: "А мне всё равно очень нравятся великолепные рассказы Ивана Сергеевича Тургенева, потому что в них есть душа. А у вас, Дудкин, души нет. И ещё мне кажется, что вы просто дурак. Ученица 7 "Б" класса Таня Иванова". На этом комментарии закончились, и все благополучно забыли о критической статье Дудкина. Не забыл лишь сам Степан Дудкин. Пока Вы тут расслабляетесь, он уже читает ваше творчество и потирает руки.
Есть у руководителей в МВД такая фишка – дежурство ответственным по управлению. Это когда начальники отделов или их замы освобождаются от своей основной работы и на машине с водителем целые сутки находятся на дежурстве. В обязанности входит объезд постов, с внезапной проверкой, оперативный выезд на любые происшествия, связанные с личным составом, и всякие особые поручения от главного управления. У нас на каждого начальника или зама такое дежурство выпадало примерно раз в месяц. Лет пятнадцать назад, ещё до реформы МВД, я в очередной раз был на таком вот дежурстве со своим водителем Сергеем. Весь день мы болтались по городу на своём стареньком белом "Форде", проверяя работу наших сотрудников. Часов в одиннадцать вечера вызывает меня по рации оперативный дежурный. Прибудь, мол, срочно на базу: есть особое поручение. – Может, по связи скажешь, какое задание и куда ехать, а то вдруг я как раз в нужном районе? Зачем же я поеду к тебе, а потом обратно? – пытаюсь возразить я. – Приказано в эфире открытым текстом не говорить, езжай на базу, – отвечает дежурный. Ну, думаю, что-то очень важное случилось. Первый раз такое слышу, что в эфире нельзя о чём-то говорить. Вернее, в эфире много чего нельзя говорить, но существует "свод условных выражений", которым можно любую стандартную задачу объяснить. Пока ехали, я всё ломал голову, что же могло случиться. Террористический акт? Чрезвычайное происшествие федерального масштаба? Нам объявили войну? Оказалось всё гораздо хуже. В главном управлении совещание затянулось до позднего вечера. Там генерал из Москвы, очень важный, фамилию называют и должность. У него то ли с машиной что-то случилось, то ли с водителем, в общем, надо его в гостиницу отвезти: у него жена там, одна в номере нервничает, ждёт не дождётся. Ну, я всё понял и поехал. Приезжаю на Суворовский проспект, в главк. Представился, как положено, удостоверением махнул, поднимаюсь в приёмную начальника управления. Выходит ко мне незнакомый полковник, отводит за локоть в сторонку и почти шёпотом начинает объяснять нестандартность сложившейся ситуации. – Понимаете, Евгений Владимирович, ситуация очень деликатная; мне сказали, что вы человек тактичный и, я надеюсь, вы справитесь. – Конечно, справлюсь, а в чём, собственно, задача? – Дело в том, что товарищ генерал, как бы это вам объяснить, немножечко пьян. Нужно с соблюдением величайшей осторожности доставить его в гостиницу. Это ведь человек из Москвы, из министерства. Понимаете, какая на вас лежит ответственность? Слова Москва и министерство полковник произнёс шёпотом, еле слышно, одними губами, высоко поднимая при этом брови. – Да всё я понимаю, довезём аккуратно, водила у меня хороший, – говорю я. – Нет, Евгений Владимирович, вы, видимо, не до конца меня поняли. Он слегка пьян, и надо быть крайне деликатным. Руку подать, например, поддержать, а если ему не очень хорошо будет – надо остановиться, окошко открыть, салфеточку ему предложить если что. Ну, вы меня понимаете? Я чувствую, что к генералу здесь относятся как к божеству, которое спустя тысячи лет совершило неожиданное пришествие на землю и немного устало за это время в дороге. Невольно я начинаю подыгрывать полковнику. – Я вас очень хорошо понимаю, вы, пожалуйста, только не беспокойтесь, я сделаю всё предельно деликатно; я ведь знаю, какая это ответственность, он ведь из Москвы, из министерства! – говорю я тоже почти шёпотом. – Ну, тогда пойдёмте в приёмную начальника управления, следуйте за мной. Только идите, пожалуйста, по ковровой дорожке, чтобы было тише. Полковник уводит меня в приёмную. Там за огромными дубовыми дверями, в застеленном коврами зале ещё три полковника нервно ходят из угла в угол. Лица их предельно напряжены и взволнованны. Один что-то бормочет себе под нос. Другой всё время машинально поправляет галстук. – Что же теперь будет? – Произносит один из них. – Это конец, – добавляет дрожащим голосом другой, задумчиво глядя в окно. – Да подождите вы каркать, – вмешивается третий, – может, ещё как-нибудь обойдётся? – Да ты понимаешь, кто это такой? – продолжает первый. – Он же нас живьём закопает, всё управление зароет, весь город уничтожит! – Ну и что, – возражает третий, – а я всё равно горжусь, что мне довелось лично общаться с человеком исторического масштаба. Пусть даже моя работа будет признана негодной. Но признана кем?!! Самим… В это время огромной высоты двери распахиваются, и из кабинета начальника управления выходит грузный мужчина лет шестидесяти в генеральской форме с красным потным лицом и растрёпанными жирными спутанными волосами. Его стеклянные глаза с покрасневшими от пьянства белками безумно таращатся в потолок. Полковники вытягиваются в струнку, а один из них роняет на пол свой ежедневник, который падает плашмя на паркет с невероятным грохотом. Выражение лица полковника, уронившего ежедневник, в этот момент напоминает Ивана Грозного с известной картины, который только что собственноручно убил посохом своего сына. Генерал стоит молча, наклонившись всем корпусом чуть вперёд. Он медленно обводит всех присутствующих остекленевшим взглядом. Его китель небрежно расстёгнут, а толстый живот свешивается через брючный ремень, как плохо надутый невоспитанным ребёнком пузырь из жевательной резинки. – Кто тут нах… ? – генерал теряет мысль, не успев её высказать. – Товарищ генерал, не будете ли вы так любезны?.. – подбегает к нему первый полковник и не успевает закончить фразу. – Всё уже организовано, товарищ генерал! – заорал второй полковник так громко, что у первого исказилось лицо. – Поехали! – рявкнул генерал и сделал резкий шаг вперёд, чуть не завалившись на пол. Четыре полковника тут же подхватывают его под руки, по двое с каждой стороны. Я стараюсь идти сзади и не путаться под ногами, так как мелко семенящие полковники и так мешают друг другу спускаться по лестнице. – Господи, господи, осторожней, пожалуйста, осторожней! - слышится шёпот со всех сторон. Усаживаем в машину. – Серёга, только не комментируй, – тихо говорю я водителю. Тот молча кивает. Едем в "Гранд-отель Европа". Вдруг предательски засвистела помехами радиостанция. – Серёга, выключи её на фиг, – умоляю я сквозь зубы. Генерал развалился на заднем сиденье и тяжело дышит. – Вам не душно, может, окошко приоткрыть? – говорю я вкрадчиво и предельно вежливо. – Открывай нах…, – мычит генерал. Через некоторое время чувствую, что в машине становится холодно. – Может быть, прикрыть окошко, дует ведь? – говорю я также спокойно. – Закрывай нах…, – мычит генерал. Подъезжаем к отелю. Вдвоём с Серёгой вытаскиваем генерала из машины и аккуратно под руки ведём к входу. Я одной рукой держу генерала, другой пытаюсь достать удостоверение, чтобы предъявить швейцару, но тот, увидев генеральские лампасы, сам вытягивается в стойку и зовёт какого-то халдея, чтобы нас проводили. Перед дверью номера генерал наклоняется вперёд и берётся за ручку двери, прихватывая при этом вместе с ручкой свой галстук. Затем он начинает сильно дёргать дверь на себя. Дверь, открывающаяся от себя, естественно, не поддаётся даже генеральским усилиям. Наступает некоторое замешательство. Необходимо срочно подобрать слова, позволяющие тактично объяснить генералу, что дверь нужно открывать в другую сторону. Тем временем ситуация разрешается сама собой. Дверь неожиданно открывается кем-то изнутри номера, и на пороге появляется невероятных габаритов женщина с тремя подбородками и огромными, как у штангиста, голыми руками. Она молча, со всего размаха бьёт генерала здоровенной ладонью по морде. – Сука! Опять нажрался! – кричит супруга на весь отель и бьёт наотмашь другой рукой. Хлопок удара кажется просто оглушительным и разносится эхом по длинному коридору. Генерал медленно заваливается на пол. – Кажется, наша миссия закончена, всё предельно деликатно, - говорю я Серёге. – Да, здесь генеральские лампасы не работают, - соглашается Серёга. Мы медленно удаляемся, а штангистка с неистовой бранью продолжает пинать ногами валяющегося на полу "высокого гостя".
Ваучер (история из недавнего прошлого). В огромной луже, покрытой рябью от холодного осеннего питерского ветра, лежал мужчина. На вид чуть за пятьдесят лет. В хорошей кожаной куртке, импортных джинсах и приличных, возможно, даже итальянских, ботинках. Изящные очки в тонкой золотой оправе съехали набок. Худые белые пальцы и утонченные черты лица выдавали в нём человека интеллектуального труда. Глаза его были закрыты, а всё тело сотрясалось от мелкой и частой дрожи.
Труба Директор жилкомсервиса номер три Максим Петрович Распрягаев был сегодня в ударе. Попасть ему под горячую руку в такой момент не пожелал бы никто из сотрудников. Всё просто горело и плавилось от его энергичного напора. – Где этот бездельник Рогов? Почему у меня до сих пор интернет подвисает? – кричал Максим Петрович. – За ним уже послали, он будет ровно через десять минут, – успокаивала его секретарь-референт Зоя. – Почему я не вижу здесь Селиванова и Борисова? – не унимался Максим Петрович. – Они вообще на часы смотрят когда-нибудь? Нам через тридцать пять минут начинать, а их ещё нет на месте. Они забыли, как в прошлом году по их милости мы сорвали мероприятие? – Максим Петрович, давайте я вам ещё кофе принесу, – вкрадчиво успокаивала его Зоя. – Несите, конечно. И, пожалуйста, сделайте так, чтобы во время мероприятия ваша кофеварка опять не засорилась и кофе на моём столе оказался без таких промедлений, как в прошлый раз. – Не волнуйтесь, Максим Петрович, в этот раз я хорошо подготовилась и не подведу вас. – А связь? Межгород у нас оплачен? Если мне срочно нужно будет связаться с Поликарповым? Вы опять будете до него десять минут дозваниваться? – Нет, что вы, Максим Петрович! Я уже связалась с ним сегодня утром и попросила быть постоянно на связи. – Ну, хорошо. А что у нас твориться с оплатой счетов? Где Дина Львовна? Почему железо, заказанное неделю назад, было оплачено только вчера? Мы вообще можем выполнять поставленные задачи оперативно? – Там были сложности с банком. Я точно не знаю подробностей, но, если хотите, я сейчас приглашу Дину Львовну, и она сама вам объяснит. – Зовите мне её сюда. Совершенно невозможно работать. Вы понимаете, что из-за таких задержек я не смог провести полноценную модернизацию наших инструментов? – А я-то здесь при чём? – Зоя удивлённо подняла брови и потрогала чашку с только что сваренным кофе, убеждаясь, что принесла шефу вполне горячий напиток. – Идите уже, наконец, зовите мне Дину Львовну. Распрягаев сделал несколько телефонных звонков, в ходе которых на повышенных тонах пообщался с собеседниками, вытер со лба выступившие капли пота и откинулся в кресле. Всё его нутро чувствовало, что сегодня будет "не его день". Досада оттого, что неприятностей можно было избежать при тщательном планировании и чёткой организации процесса, всё больше и больше овладевала директором. Он чувствовал лёгкую дрожь в коленях от неминуемого поражения, и это приводило его в бешенство. Когда Дина Львовна вошла в его кабинет, Распрягаев просто взорвался. – Вы понимаете, что вы сделали? – набросился он с ходу на главного бухгалтера. – Я всё понимаю, но у меня не было возможности быстрее оплатить счета, о которых вы так переживаете, – невозмутимо ответила полная брюнетка с большим слегка горбатым носом и огромными золотыми кольцами в ушах. – Сегодня одиннадцатое число, а у меня команда не экипирована! – простонал Максим Петрович. – Что вы такое говорите? – Максим Петрович, вы же знаете, что я несколько скептически отношусь к вашей деятельности. Особенно после того, как вы втянули в это безумие моего сына. – Ваш сын взрослый человек, инженер. Он сам прекрасно может разобраться, что для него в жизни хорошо и что плохо. – Так вот, этот взрослый инженер по вашей милости теперь целыми днями портит свои глаза, уставившись в монитор. Он уже забыл, что у него есть жена и дети, я уж не говорю про мать. – Да перестаньте вы приплетать сюда своего сына. Завалили работу – так и скажите! – последние слова Максим Петрович произнёс, взвизгнув и чуть не плача от обиды. – Хорошо, извините меня, пожалуйста. – Что мне толку с ваших извинений. Идите, работайте. Распрягаев судорожно схватил мобильный телефон, как будто пытаясь зацепиться за последнюю спасительную соломинку. – Алё, Петраков? Спасай, дружище! У меня через пятнадцать минут всё начнётся, а мои ребята совсем не готовы. У нас снарядов мало. Скорострельность ни к чёрту. А нам бы сегодня боевой пропуск получить. Мы уже несколько раз учебную миссию прошли. Дальше пора лутбоксы завоёвывать. Мне бы бафф какой-нибудь или спелл хороший, а? Дружище, ну хоть мувлист свой скинул бы мне. Кровь из носа сегодня дэш мне нужен, иначе фаталити. – Прости, друг, но я всё жду, когда разрабы пофиксят Cyberpunk 2077. Точно так же не брал на старте Kingdom Come. Держу в уме сюжетные аддоны: хотелось бы познакомиться с историей сразу целиком. Пока не решил, буду проходить по стелсу или палить из всех пушек. Это был полный провал. Распрягаев устало бросил на стол мобильник. Лучший друг не хочет делиться магией. Дина Львовна не оплатила вовремя покупку мощного компьютера с видеокартой. Лучшие стратеги в компьютерных играх Селиванов и Борисов где-то до сих пор болтаются. – Это "труба", – произнёс Максим Петрович и потянулся к несгораемому сейфу, чтобы достать коньяк. А в это время слесаря Селиванов и Борисов, матерясь и чертыхаясь, пытались перекрыть закисший ржавый вентиль, чтобы остановить поток кипятка из лопнувшей на двенадцатом этаже жилого дома водопроводной трубы. *** №91
Она вспомнила, что внук Григорьевой работал в городе дизайнером. Приехал в посёлок на время отпуска с приятелем. Был не женат, не пил и не водил в дом девок. Оба они не интересовались вечеринками в доме культуры и большую часть времени проводили дома или гуляли вдвоём по лесу. Вспомнила Клавдия Сергеевна и недавнее шоу на центральном телевидении, где двое молодых мужчин заверяли публику, что любят друг друга, хотят всю жизнь прожить вместе и усыновить ребёнка. Сегодняшняя картина с кофе на крыльце развеяла у Клавдии Сергеевны последние сомнения. Голубые. Пристроившись в очередь за сметаной, она тут же поделилась этой информацией с Никифоровой, за которой заняла. Та изумлённо охала и покачивала головой, подпирая ладонью щёку. Затем Клавдия Сергеевна рассказала об этом продавщице сметаны Вере. А заодно и собравшимся вокруг соседям. Женщины дивились, мужики тихо матерились и сплёвывали. Перебравшись из молочного отдела в булочную, Клавдия Сергеевна в очередной раз пересказала свою версию, завершив её многозначительной фразой: "До чего же дошли люди!". Тут же, в булочной, увидев на подоконнике кота, Клавдия Сергеевна рассказала присутствующим, что у Дёминых пропал кот Черныш. Пропал не просто так, а сбежал вследствие несносных издевательств со стороны хозяев. Этот вывод Клавдия Сергеевна сделала, встретив на днях Черныша у помойки. Испуганный кот не отозвался Клавдии Сергеевне на своё имя. - Ему же ненавистно имя, данное ему хозяевами! Не иначе как они его мучили! — заявила Клавдия Сергеевна на всю булочную. Люди понимающе кивали головами и жалели бедное животное, поражаясь жестокости Дёминых. На почте вокруг Клавдии Сергеевны уже собралась целая толпа. Не то чтобы все пришли её послушать. Просто ждали, когда почта откроется, но и слушали заодно с интересом. Здесь к повествованию о "голубых" и "жестокости Дёминых" Клавдия Сергеевна не забыла добавить, что младшая дочка у Степановой совсем не похожа на своих старших сестёр и отца. Зато вылитая копия Борьки-тракториста. - Вы посмотрите, какой у неё нос! — восклицала Клавдия Сергеевна. В народе тяжело вздыхали, предвидя грандиозный скандал в доме Степановых по этому поводу. По дороге домой Клавдия Сергеевна забежала на железнодорожную станцию, куда, в сущности, ей было совсем не надо, но захотелось перекинуться двумя словами с кассиршей Любой. Там Клавдия Сергеевна рассказала Любе, а заодно и всем стоявшим на платформе, всё, о чём говорила на почте, а также добавила важную новость о том, что все планеты солнечной системы в пятницу выстроятся в знаке водолея. Из телевизионного интервью одного астролога Клавдия Сергеевна точно знала, что это не предвещает ничего хорошего и считала своим долгом предупредить об этом как можно большее количество людей. Домой Клавдия Сергеевна добралась под вечер, полностью удовлетворённая и сильно уставшая. На телефонный звонок дочери с просьбой посидеть завтра с внуком ответила отказом. **** № 92 Кабинет участкового инспектора Размыслова находился по соседству с инспекцией по делам несовершеннолетних. Размыслову нравилось такое соседство. В инспекции работали одни девушки, и участковый любил частенько заходить к ним на чай. © Copyright: Галина Лебединская, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
