Стихи Владимира Леви
Владимир Леви
Стихи
* * *
Душа, не умирай.
Душа, питайся болью.
Не погибай, насытиться спеша.
Надежда - злейший враг.
Гони ее с любовью.
Безумием спасай себя, Душа.
Во взлете весь твой смысл,
во взлете - и паренье
над суетой - ты крылья сотворишь
из кожи содранной,
и яд стихотворенья
заменит кровь,
и ты заговоришь.
.
* * *
Ну, полно... Полноте дурить!
Кто Вам сказал, что утро мудро?
Его рассыпанная пудра развеяна по мостовой.
И сон, качая головой,
опохмеляться начинает.
Еще плывет страна ночная,
еще в глазах обрывки книг
из прежних жизней. В этот миг
химеры длят совокупление,
амур роняет амулет.
Спешил на светопреставление -
украли проездной билет.
.
* * *
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания,
а ненависть - силой того отвращения,
с которым ты помнишь свои обещания.
И тою же мерой, с припадками ревности,
тебя обгрызают, как рыбы-пирании,
друзья и заботы, источники нервности,
и все-то ты знаешь заранее...
Кошмар возрастает в пропорции к сумме
развеявшихся иллюзий.
Ты это предвидел. Ты благоразумен,
ты взгляд своевременно сузил.
Но время взрывается. Новый обычай
родится как частное мнение.
Права человека по сущности - птичьи,
а суть естества - отклонение,
свобода - вот ужас. Проклятье всевышнее
Адаму, а Еве напутствие...
Не с той ли поры, как нагрузка излишняя,
она измеряется мерой отсутствия?
И в липких объятиях сладкой беспечности
напомнит назойливый насморк,
что ценность мгновенья равна Бесконечности,
деленной на жизнь и помноженной на смерть.
Итак - подытожили. Жизнь - возвращение
забытого займа, сиречь - завещание.
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания...
.
* * *
Мне дела нет, что миллионы раз
Картины небосвода повторялись.
Я ухожу за поволоку глаз,
Туда, где карты мира потерялись,
Я ухожу в Тебя, бездонный мир.
В незримые поля под тонкой кожей,
В иное вещество, в другой эфир,
Где все так страшно близко, так похоже,
Что не узнать - ни неба, ни себя
И сны, как птицы покидают гнезда,
И тайно зреют, взрывами слепя,
Поющие невидимые звезды.
Я ухожу в Тебя - для бытия
В не бывших звуках, я освобождаюсь
Для снов. Твоих - где, может быть, и я,
Не узнанный, в последний раз рождаюсь...
.
* * *
Оглушенный собственным эхом,
не узнаешь,
поди,
сколько силы в груди,
то ли ревом ревешь,
то ли смехом,
оглушенный собственным эхом,
не заметишь, поди,
что трудов посреди
то ли мохом оброс, то ли мехом,
заглушенный собственным эхом,
заглушенный собственным эхом...
* * *
И этот дождь закончится, как жизнь…
И наших душ истоптанная местность
с провалами изломов и кривизн
вернется в первозданную безвестность.
Там, в темноте, Предвечная Река
к своим пределам тени предков гонит,
и мечутся, как звери, облака
под взмахами невидимых ладоней,
и дождь, слепой, неумолимый дождь,
питая переполненную сушу,
пророчеством становится, как дрожь
художника, рождающего душу.
…и наши голоса уносит ночь…
Крик памяти сливается с пространством,
с молчанием, со всем, что превозмочь
нельзя ни мятежом, ни постоянством…
Не отнимая руки ото лба,
забудешься в оцепененье смутном,
и сквозь ладони протечет судьба,
как этот дождь,
закончившийся утром.
Автор: В.Леви
* * *
Когда-нибудь расскажу
как шли навстречу друг другу двое слепых.
Они встретились в пустыне,
шли вместе. И разошлись.
Палило ночное солнце.
Шуршали ящерицы.
Каждый думал:
не я его упустил – не я,
нет – нет,
не мог я ее упустить – не могла,
это он – это она
меня бросила – бросил меня,
беспомощную – одинокого,
притворялась – обманывал,
зрячий он, зрячий – она видела, видела,
как я клонюсь, как клонюсь,
спотыкаюсь – как спотыкаюсь,
следит – следит,
ждет моей смерти, смерти моей,
ловит душу мою – душу ловит,
ведь это вода и пища – вода и пища,
душа человечья в пустыне – в пустыне
вода и пища! Скорее – скорее – уйти – уйти – уйти!..
Палило ночное солнце.
Тени путников им встречались,
бесплотные, беспокойные стада призраков
и одиночки, еще живыми себя считавшие,
обнимали шуршащими голосами,
обещали, прощались…
Чудился голос каждому –
тот, во тьме зазвучавший светом,
кипение листьев они в нем услышали,
когда руки сомкнулись...
И пел запах солнца, палил и пел...
Что сотворить могут двое слепых?
Одиночество, еще одно одиночество.
Расскажу, долго буду рассказывать,
как брели они, не угадывая,
что давно стали тенью друг друга,
одной общей тенью,
бесконечно буду рассказывать,
ты не слушай…
* * *
Во мраке просыпаясь звуки шлю
тому,
Кого не знаю и люблю,
Кого люблю за то, что не познаю.
Ты слышишь?... Мы живем на сквозняке.
Рука во тьме спешит к другой руке,
И между ними нить горит сквозная.
Ты чувствуешь? Душа летит к душе.
Как близко ты, но мгла настороже
Закрытых окон нет, глаза закрыты.
Во мраке просыпаясь, звуки шлю
тому,
Кого не знаю и люблю,
и верю, и ищу,
Как знак забытый...
НИЧЕГО НЕ СЛУЧИТСЯ (эпизод из войны ролей)
Они думали, что это их не постигнет.
Были гармоничны по статям и темпераментам,
оба сведущи и щедры.
Но, еще свежие и сильные,
все чаще обнаруживали, что не жаждут друг друга.
Они знали на чужом опыте, что все когда-то исчерпывается;
все, о чем могут поведать объятия и прикосновения,
все эти ритмы и мелодии
скоро ли, медленно ли
выучиваются наизусть, приедаются и в гениальнейшем исполнении,
- знали, что так, но когда началось у них... Какие еще открытия? И зачем?..
Наступает время, когда любовь покидает ложе,
а желание еще мечется.
Две души и два тела - уже не квартет единства, а распадающиеся дуэты.
И тогда выбор: вверх или вниз.
Либо к новому целомудрию, либо к старой привычке...
Далее ширпотреб - измена, но иная верность хуже измены.
Признание в утрате желания казалось им равносильным признанию в смерти.
И они молчали и замерзали, они желали желания..
* * *
Ночные мотыльки летят и льнут
к настольной лампе. Рай самоубийства
влечёт, влечёт... Не пряник и не кнут -
подмена Солнца. Фокус пародиста.
Расплавы крыльев, усиков кресты,
спалённых лапок исполох горячий...
Как безобразен пепел красоты,
как жадно светит смерти глаз незрячий.
Закрыть окно? Законопатить дом?
Бессмысленно. Гуманность не поможет,
пока Творец не даст нам знать о том,
зачем Он создал мотыльков и мошек,
зачем летят живые существа
на мёртвый пламень идола, который
их губит, и какая голова
придумала конец для всех историй
любви...
Не самозванствуй, в идолы не лезь.
В учебниках ответа не найдётся.
Искусство и душевная болезнь
науке мстят, а дух над ней смеётся.
Дух хочет жить, и плакать, и гореть,
и буйствует, и окна открывает,
и жаждет, и не может умереть,
и мотыльков на лампе убивает...
Другие статьи в литературном дневнике:
