Наум Сагаловский. Кадиш.

Глеб Ходорковский: литературный дневник

Наум Сагаловский - настоящий поэт в любом из своих стихотворений. Мне кажется, что они у него возникают спонтанно, естественно - как дыхание
"КАДИШ" меня поразил. Сохранив обрядную суть обращения к Богу, Наум говорит о себе, о своем отношении к Богу и к миру и не только своему внутреннему.
А ко всему этому ещё и неиссякаемый юмор...


Итак:


ПОМНИШЬ, МАМА МОЯ...
Помнишь, мама моя, как я мужа-еврея,
никого не спросив, привела к тебе в дом?
Строго глянула ты и, от злости зверея,
прокричала: "Катись вместе с этим жидом,
вместе с этим жидом!"


Он учился тогда на врача-окулиста,
не имел ничего - ни рубля, ни угла,
он играл на трубе Берлиоза и Листа,
только этого ты оценить не могла,
оценить не могла.


Не давала ему ни картошки, ни сала,
отвечала по-хамски, о чём ни спроси,
и в партком на него анонимки писала,
будто слушает он по ночам Би-Би-Си,
по ночам Би-Би-Си.


Бедный Гриша, ему б лишь терпенья хватило,
не ушёл, не сбежал, не отбился от рук,
а теперь он уже мировое светило
и профессор больших, очень важных наук,
очень важных наук.


Где тот дом, что стоял в лопухах и крапиве,
где тот старый петух, что кричал по утрам?
Всё пропало давно, мы живём в Тель-Авиве,
и два сына у нас - Исаак и Абрам,
Исаак и Абрам.


Мы живём, ни беды и ни горя не зная,
нас проклятья твои далеко занесли.
Так спасибо ж тебе, что хранишь ты, родная,
то, что нас увело от родимой земли,
от родимой земли.



ПЕРЕВОДЫ С ЯПОНСКОГО


ТАНКА ПРО ХАЙКУ
Тойота мне сказал, что хочет хайку.
Я говорю: "Ты что, с ума сошёл?
У хайки муж! А светку ты не хочешь?"
Тойота мне сказал,
что светку - нет.


ВИД НА ФУДЗИЯМУ
Вот я стою, смотрю на Фудзияму
и вспоминаю
Хаима и Зяму.


ДУМАЮ О МАТЕРИ
Япона мать - как много в этом слове!
Прошу прощенья -
в этих ДВУХ словах.


ЗИМНИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Как хорошо в морозный зимний день,
когда снежок на солнышке искрится,
взять лыжи в руки,
смазать их погуще
и выбросить.


УЧУ ПОЛЬСКИЙ ЯЗЫК
К примеру, "стол" по-польски будет "стул",
"стул" будет "кжесло", "кресло" будет "фотель"!
Зачем японцу голову ломать?


НЕТРАДИЦИОННАЯ ОРИЕНТАЦИЯ
Уж если педераст зовётся "гей",
то, значит, "гейша" -
это лесбиянка.


ЧТО СЛУЧИТСЯ
Кто обзовёт меня японской мордой,
тому скажу я просто, по-японски:
а макэ дир ин пунэм.


ПАЛИНДРОМ
Я сочинил японский палиндром,
налево ль справа,
справа ли налево -
всё то же:
харакиририкарах.




Рабиновичи русской земли


Наум Сагаловский



В том краю, где берёзки и сосны,
где сугробы снега намели,
как живётся вам, братья и сёстры,
рабиновичи русской земли?


Пой, Кобзон! Философствуй, Жванецкий!
Веселите угрюмый народ!
Злобный дух юдофобский, советский,
не ушёл и вовек не уйдёт.


Пусть пока лишь слова, не каменья,
но дойдёт и до них, не дремли!
Где вы, крестники батюшки Меня,
рабиновичи русской земли?


От курильской гряды до Игарки,
от Игарки до химкинских дач -
скрипачи, хохмачи, олигархи,
как жуётся вам русский калач?


Домоглись ли, чего ожидали?
Уважаемы, вхожи в кремли?
Ничего, что зовут вас жидами,
рабиновичи русской земли?


Ничего, что вокруг благочинность
и не зверствует правящий класс,
только, что бы в стране ни случилось,
всё смахнут непременно на вас?


Жаль, что предков печальную участь
вы надолго в себе погребли.
Ничему вас погромы не учат,
рабиновичи русской земли.


Вы пройдёте дорогою терний,
будет злым и жестоким урок,
не помогут ни крестик нательный,
ни фамилии, взятые впрок.


Кнут найдётся - была б ягодица!
Под весёлый припев "ай-люли"
продолжайте цвести и плодиться,
рабиновичи русской земли...



© Copyright: Наум Сагаловский, 2012
Свидетельство о публикации №11208010882
КАДИШ.
...................


Кадиш
Наум Сагаловский
да возвысится имя его
уносящему жизни
осанна
всё проходит
лишь смерть постоянна
потому и превыше всего
где ты есть
указующий путь
ни по ком не скорбящий
кому ты
сокращаешь часы и минуты
славен будь
и всемилостив будь
этот кадиш
по жизни моей
по годам
что ушли без возврата
по любви
пусть она старовата
но угаснуть не хочется ей
этот кадиш
по вёснам моим
по свиданиям
с музой чумною
по стихам
не написанным мною
по всему
что в душе мы таим
здравствуй
пастырь заблудших овец
огорчений и чаяний сторож
всё во власти твоей
но не скоро ж
я уйду из любимых сердец
каждый прожитый день или час
словно в паспорт добавленный вкладыш
всемогущий
прими этот кадиш
вместо скучных
и выспренних фраз
пусть когда меня злая судьба
в незакатные дали
поманит
кто-то вспомнит о нас
и помянет
йисгадал в'йискадаш шмей раба



РЕКВИЕМ


К сведенью всех джентльменов и дам:
вечная память ушедшим годам!


Вечная память голодному детству,
свисту шрапнели, разрыву снаряда,
шопоту, крику, ночному злодейству,
залпу салюта и маршу парада,
красному галстуку, двойкам, пятеркам,
счету разгромному в матче футбольном,
старым штанам, на коленях протертым,
девочке в белом переднике школьном.


Милое детство, Кассиль и Гайдар!..
Вечная память ушедшим годам.


Вечная память сонатам и фугам,
нежности Музы, проделкам Пегаса,
вечная память друзьям и подругам,
всем, не дожившим до этого часа,
отчему дому, дубам и рябинам,
полю, что пахнет полынью и мятой,
вечная память котлам и турбинам
вместе с дипломом и первой зарплатой!


Мало ли била нас жизнь по мордам?..
Вечная память ушедшим годам.
Детскому плачу, газетной химере,
власти народной, что всем ненавистна,
крымскому солнцу, одесской холере –
вечная память и ныне, и присно!
Вечная память бетонным квартирам,
песням в лесу, шестиструнным гитарам,
визам, кораллам, таможням, овирам,
венскому вальсу и римским базарам!


Свет мой зеленый, дорогу – жидам!
Вечная память ушедшим годам.


Устью Десны, закарпатской долине,
Рижскому взморью, Петровской аллее,
телу вождя, что живет и поныне –
вечная память ему в мавзолее,
вечная память парткому, месткому,
очередям в магазине «Объедки»,
встречному плану, гудку заводскому,
третьему году восьмой пятилетки –


я вам за них и копейки не дам!..
Вечная память ушедшим годам.


Годы мои, как часы, отстучали,
я их тасую, как карты в колоде –
будни и праздники, сны и печали,
звуки еще не забытых мелодий
Фрадкина, Френкеля, Фельцмана, Каца,
я никогда их забыть не сумею…
Боже, куда мне прикажешь податься
с вечною памятью этой моею?..


Сяду за стол, и налью, и поддам…
Вечная память ушедшим годам.



ПУШКИН


Александр Сергеевич – он непростой человек,
у него под окном специально приставленный пристав.
В Петербурге зима. Мостовые укутаны в снег.
Девятнадцатый век. Угоняют в Сибирь декабристов.


А поэт — как поэт, у него легкомысленный нрав.
Написать ли стихи или грогу принять с непогоды?..
И пекутся о нём, как родной, их сиятельство граф,
генерал Бенкендорф — вроде нашего с вами Ягоды.


Ненаглядная Русь! Нипочем ей ни дни, ни века –
стукачи, прохоря, разговоры насчёт провианта.
Нам, холопам ее, все одно – что цари, что ЦК,
упаси нас, Господь, на Руси от ума и таланта!..


Лучше пулю в живот, чем томиться и жить под ярмом!
Долго будешь народу любезен — и взрослым, и детям,
и погибнешь, любезный, как многие – в тридцать седьмом,
сам не зная о том, что судьба ошибётся столетьем…


А живи он сейчас, в наше время борьбы и труда,
своенравный поэт, дуэлянт, небожитель, гуляка —
наш большой идеолог, стоящий у власти Балда
прописал бы ему благотворные воды ГУЛАГа!


А быть может – не так, а быть может — российский кумир,
член Союза СП, но не ставший ни завом, ни замом,
наплевал бы на все и пошел бы, как люди, в ОВИР,
чтобы там доказать, что прадедушку звали Абрамом…


Поселился бы он на двенадцатой брайтонской стрит,
выходил на бульвар и гулял бы со взором печальным,
и сидел бы с друзьями на кухне, курчав и небрит,
и Довлатов Сергей называл бы его гениальным…


Александр Сергеевич, рок эмигрантский таков:
к программисту уйдет от тебя Натали Гончарова,
и не станет печатать твоих вдохновенных стихов
вечный жид из газеты «Тоскливое русское слово»,


сдашь на лайсенс и будешь ночами работать в такси…
Все еще образуется, друг мой, любимый, чего там!
Я устрою тебе выступленье у нас в JCC,
может, сотню дадут и оплатят проезд самолетом…


Умирая, живем, и живем, умирая – в стихах,
а вокруг суета, этот мир и жесток, и неистов.
В Петербурге зима. Белый пух превращается в прах.
Кандалы на ногах – угоняют в Сибирь декабристов.


Но покуда в бокалах – волшебные струи Аи,
но покуда зима и метелит, и кружит впридачу,
но покуда звучат незабвенные строки твои —
я и сам еще жив,
и надеюсь,
и мыслю,
и плачу…


Иностранные слова:


Лайсенс – license – здесь: водительские права (англ.).
JCC – Jewish Community Center – еврейский общественный центр (англ.).


НАТЮРМОРТ


Вагричу Бахчаняну


Закажу натюрморт, чтоб глядел на меня со стены,
чтобы радовал глаз, чтобы свет появился в квартире.
Нарисуй мне, художник, четыреста грамм ветчины,
малосольных огурчиков нежинских штуки четыре,
пол-буханки ржаного, салатик, тарелку борща –
а в тарелке мосол и сметаны столовая ложка,
двух цыплят-табака, чтоб взывали ко мне, трепеща,
молодой чесночок посреди отварного горошка,
а на третье — компот. Постарайся – не очень густой.
Можно фруктов немного, клубники, бананов – и баста.
А останутся краски — ты где-нибудь сбоку пристрой
незабвенный стаканчик примерно на грамм полтораста.
И тогда я скажу — ты художник, а не дилетант,
и причислю тебя к золотому безлюдному фонду!
Просто страшно подумать, на что ты угробил талант,
ни цыплят, ни борща — малевал, понимаешь, Джоконду…


ВОЗВРАЩАЕТСЯ ВЕТЕР


Возвращается ветер на круги своя.
Возвращается ветер и песню приносит.
Плодоносит земля,
возвращается осень,
и в глазах золотая стоит кисея.


Отрешаюсь от старых и новых обид,
от любви отрекаюсь,
от зла отрекаюсь.
Перед осенью этой не лгу и не каюсь,
ухожу от людей,
и душа не скорбит.


Ухожу от людей, как печаль поутру.
Тишину мне воздайте, как первую почесть!
Начинается лучшее из одиночеств —
заточенье в себе
на холодном ветру.


Среди шумной толпы, в перепалке сует
мы уходим в себя
и себя обретаем,
и тогда
мир становится необитаем,
и на целой земле только осени цвет.


Возвращается память — ночная роса,
свежий утренний хлеб и вода из колодца,
возвращаются те,
кто уже не вернётся,
в тишине их родные звучат голоса…


Не хочу я ни денег, ни вечной возни,
ваших дел и забот, преисполненных смысла.
Да пребудут со мною и ныне,
и присно,
и во веки веков
эти мудрые дни!..


О, прозрачная осень,
мой давний исток,
ты во мне, как слеза и улыбка паяца!
Дай нам Бог уходить
и опять возвращаться,
как вернется подхваченный ветром листок…


И какого рожна мне?
И дом, и семья,
и супруга верна, и друзья непродажны,
слава Богу, живется, как всем,
но однажды
возвращается
ветер
на круги своя…



© Copyright: Наум Сагаловский, 2012
Свидетельство о публикации №11207051960



Другие статьи в литературном дневнике: