Герман Гессе«Я думаю, среди всех видов деятельности человека есть два прекраснейших — музыка и живопись, — писал восьмидесятилетний Герман Гессе одному читателю в Ливерпуле. — Я остался дилетантом в том и другом, зато с ними вместе преодолел труднейшую из задач: противостояние жизни». Гессе начинает заниматься живописью в разгар войны, дойдя до высшей точки внешнего и внутреннего разрушения, пытаясь противопоставить гибельному распаду созидательную сосредоточенность. «Сломленный, раненый или погибающий от засухи цветок пытается напоследок завязать семена... — писал он в ту пору. — Так и я, почувствовав, что надорван самый нерв моей жизни, вернулся к труду. Творчество, работа пером и кистью для меня подобны глотку вина, и этот хмель так согревает жизнь, что её можно вынести». Рисовальное перо и кисть наравне со словом были необходимыми для него инструментами, чтобы «постичь якобы непостижное и поймать ускользающий миг, протянуть вослед ему трепетную руку, и прикоснуться, и сберечь частицу его очарования и магии». «Когда в Тессине мы отправляемся на этюды и вместе пишем один пейзаж, то оба стараемся запечатлеть не столько уголок природы, сколько собственную любовь к этой природе, и у каждого из нас этот пейзаж получается свой, уникальный. Пусть порой мы умеем выразить лишь свою печаль и сознание собственного несовершенства, но и в том есть ценность. В стихах даже самая глубокая печаль, даже самое глубокое отчаяние, имеет привкус сладости. А сколько художников, оцененных только профанами да невеждами, впоследствии раскрылись как истинные искатели, а их работы оказались для последователей отраднее и милее сердцу, чем величайшие творения мастеров-классиков». /Из сборника «Герман Гессе. Магия красок»/ © Copyright: Татьяна Ноготовка, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
