Советская гражданская поэзия
Семён Кац
Я знаю наверно - меня не поймут
Приверженцы моды,
Но то, что мне сердце сжимало в хомут,
Предать невозможно.
Я духом советский. Меня не достать
Течениям новым.
Советской поэзии прежняя стать -
Моё предстоящее слово.
***
Николай Ушаков
Дезертир
Познав дурных предчувствий мир,
в вокзальных комнатах угарных
транзитный трется дезертир
и ждет облавы и товарных.
И с сундучка глазком седым
на конных смотрит он матросов
и, вдруг устав,сдается им
и глухо просит папиросу.
И зазвенел за ним замок.
И с арестованными вместе
он хлещет синий кипяток
из чайников тончайшей жести.
Пайковый хлеб лежит в дыму,
свинцовые пылают блюдца, —
он сыт, и вот велят ему
фуфайку снять и скинуть бутсы.
Свистят пустые поезда,
на полках — тощая бригада.
Над мертвецом висит звезда,
и ничего звезде не надо.
***
Дмитрий Кедрин
Красота (1942)
Эти гордые лбы винчианских мадонн
Я встречал не однажды у русских крестьянок,
У рязанских молодок, согбенных трудом,
На току молотящих снопы спозаранок.
У вихрастых мальчишек, что ловят грачей
И несут в рукаве полушубка отцова,
Я видал эти синие звезды очей,
Что глядят с вдохновенных картин Васнецова.
С большака перешли на отрезок холста
Бурлаков этих репинских ноги босые...
Я теперь понимаю, что вся красота —
Только луч того солнца, чье имя — Россия!
***
Николай Тихонов
Я - одержимый дикарь, я гол.
Скалой меловой блестит балкон.
К Тучкову мосту шхуну привел
Седой чудак Стивенсон.
И лет ему нынче двадцать пять,
Он новый придумал рассказ -
Ночь отменена, и Земля опять
Ясна, как морской приказ.
Пуля дум-дум, стрела, динамит
Ловили душу мою в боях,-
И смеялась она, а сегодня дрожит
Болью о кораблях.
Но я такой, не молод, не сед -
И шхуне, что в душу вросла,
Я не могу прочертить ответ
Соленым концом весла.
Пусть уходит в моря, в золото, в лак
Вонзать в китов острогу,
Я сердце свое, как боксер - кулак,
Для боя в степях берегу.
***
Степан Щипачёв
СЕДИНА
Рукою волосы поправлю,
иду, как прежде, молодой,
но девушки, которым нравлюсь,
меня давно зовут "седой".
Да и друзья, что помоложе,
признаться, надоели мне:
иной руки пожать не может,
чтоб не сказать о седине.
Ну что ж, мы были в жарком деле.
Пройдут года - заговорят,
как мы под тридцать лет седели
и не старели в шестьдесят.
1939
***
Михаил Светлов
Я в жизни ни разу не был в таверне,
Я не пил с матросами крепкого виски,
Я в жизни ни разу не буду, наверно,
Скакать на коне по степям аравийским.
Мне робкой рукой не натягивать парус,
Веслом не взмахнуть, не кружить в урагане,-
Атлантика любит соленого парня
С обветренной грудью, с кривыми ногами...
Стеной за бортами льдины сожмутся,
Мы будем блуждать по огромному полю,-
Так будет, когда мне позволит Амундсен
Увидеть хоть издали Северный полюс.
Я, может, не скоро свой берег покину,
А так хорошо бы под натиском бури,
До косточек зная свою Украину,
Тропической ночью на вахте дежурить.
В черниговском поле, над сонною рощей
Подобные ночи еще не спускались,-
Чтоб по небу звезды бродили на ощупь
И в темноте на луну натыкались...
В двенадцать у нас запирают ворота,
Я мчал по Фонтанке, смешавшись с толпою,
И все мне казалось: за поворотом
Усатыетигры прошли к водопою.
1926
***
АлександрПрокофьев
Что весной на родине? Погода.
Волны неумолчно в берег бьют.
На цветах настоянную воду
Из восьми озер родные пьют.
Пьют, как брагу, темными ковшами
Парни в самых радостных летах,
Не испить ее: она большая.
И не расплескать: она в цветах!
Мне до тех озер дорогой длинной
Не дойти. И вот в разбеге дня
Я кричу товарищам старинным:
«Поднимите ковшик за меня!»
1935
***
Всеволод Рождественский
ДЕНИС ДАВЫДОВ
Герой Двенадцатого года,
Непобедимый партизан,
В горячих схватках в честь народа
Крутил он вихрем доломан.
Гусарской саблею сверкая,
Строфу свою рубя сплеча,
Он знал, что муза, «дева рая»,
Куда как сердцем горяча!
За словом он в карман не лазил,
Вельмож Олимпа звал на ты,
Кутил, не вовремя проказил,
Служил заветам красоты.
И обойденным генералом,
В Москве, в отставке, свой халат
Предпочитал придворным балам
И пестрой радуге наград.
К неуспокоенным сединам
Внушив насмешливый почет,
Остался он Беллоны сыном
И среди старческих невзгод.
Лихой гусар, любил он струнность
Строфы с горчинкой табака,
И, волей муз, такая юность
Eму досталась на века.
***
Борис Корнилов
НА КЕРЖЕНЦЕ
Мы идём.
И рука в руке,
И шумит молодая смородина.
Мы на Керженце, на реке,
Где моя непонятная родина,
Где растут вековые леса,
Где гуляют и лось, и лиса
И на каждой лесной версте,
У любого кержачьего скита
Русь, распятая на кресте,
На старинном,
На медном прибита.
Девки чёрные молятся здесь,
Старики умирают за делом
И не любят, что тракторы есть —
Жеребцы с металлическим телом.
Эта русская старина,
Вся замшённая» как стена,
Где водою сморена смородина,
Где реке незабвенность дана, —
Там корёжит медведя она,
Желтобородая родина,
Там медведя корёжит медведь.
Замолчи!
Нам про это не петь.
1927
***
Павел Васильев
РАССКАЗ О ДЕДЕ
Корнила Ильич, ты мне сказки баял,
Служилый да ладный - вон ты каков!
Кружилась за окнами ночь, рябая
От звезд, сирени и светляков.
Тогда, как подкошенная, с разлета
В окно ударялась летучая мышь,
Настоянной кровью взбухало болото,
Сопя и всасывая камыш.
В тяжелом ковше не тонул, а плавал
Расплавленных свеч заколдованный воск,
Тогда начиналась твоя забава -
Лягушечьи песни и переплеск.
Недобрым огнем разжигались поверья,
Под мох забиваясь, шипя под золой,
И песни летали, как белые перья,
Как пух одуванчиков над землей!
Корнила Ильич, бородатый дедко,
Я помню, как в пасмурные вечера
Липо загудевшею синею сеткой
Тебе заволакивала мошкара.
Ножовый цвет бархата, незабудки,
Да в темную сырь смоляной запал,-
Ходил ты к реке и играл на дудке,
А я подсвистывал и подпевал.
Таким ты остался. Хмурый да ярый,
Еще неуступчивый в стык, на слом,
Рыжеголовый, с дудкою старой,
Весну проводящий сквозь бурелом.
Весна проходила речонки бродом,
За пестрым телком, распустив волоса.
И петухи по соседним зародам
Сверяли простуженные голоса.
Она проходила куда попало
По метам твоим. И наугад
Из рукава по воде пускала
Белых гусынь и желтых утят.
Вот так радость зверью и деду!
Корнила Ильич, здесь трава и плес,
Давай окончим нашу беседу
У мельничных вызелененных колес,
Я рядом с тобою в осоку лягу
В упор трясинному зыбуну.
Со дна водяным поднялась коряга,
И щука нацеливается на луну.
Теперь бы время сказкой потешить
Про злую любовь, про лесную жизнь.
Четыре пня, как четыре леших,
Сидят у берега, подпершись.
Корнила Ильич, по старой излуке
Круги расходятся от пузырей,
И я, распластав, словно крылья, руки,
Встречаю молодость на заре.
Я молодость слышу в птичьем крике,
В цветенье и гаме твоих болот,
В горячем броженье свежей брусники,
В сосне, зашатавшейся от непогод.
Крест не в крест, земля - не перина,
Как звезды, осыпались светляки, -
Из гроба не встанешь, и с глаз совиных
Не снимешь стертые пятаки.
И лучший удел - что в забытой яме,
Накрытой древнею синевой,
Отыщет тебя молодыми когтями
Обугленный дуб, шелестящий листвой.
Он череп развалит, он высосет соки,
Чтоб снова заставить их жить и петь,
Чтоб встать над тобою крутым и высоким,
Корой обрастать и ветвями звенеть!
© Copyright: Семён Кац, 2012
Свидетельство о публикации №11204291034
Другие статьи в литературном дневнике:
