Из последних воспоминаний

(для тех, кто не знаком ни со мной, ни с моим творчеством - лучше не читать... Ну не ваше это...

Из последних воспоминаний…
(Не хочу зацикливаться, но последние 4 года я рыдаю только от физической боли… От душевной – я рыдаю в стихах, когда есть силы сидеть вертикально и писать… Хотя… большая часть последнего творческого груза пришлась на мою горизонталь…
Это один из случаев…)

…
Взъерошенная постель… и скованное бессилием тело… волны онемения и судороги… все перемешано… Скрестив руки на груди - понимаю, как это нелепо, когда ты жив… Но уже вошло в привычку. Хочется застыть в удобной позе. Чтобы не «сильно» «трогали» …
Неисправимый оптимист))
Странно… где был мой оптимизм, когда я остался один?..
Когда, после потери моей любимой Мамы, моментально исчезли все «родственники» …
Когда, даже «биологическая мать», ни разу меня не видевшая, оказалась просто – «тварью» … (И это я осознанно пишу… Без эмоций…)
Когда я критически повредил спину…
Когда после всего этого - я получил серьезнейшие травмы - переломы лица, челюсти, носа… 3 скорых, только - чтобы не умереть от потери крови…
Когда «друзья» – увидев мое жалкое физическое положение после всего случившегося - просто оказались мразями и исчезли, обобрав меня, одолжив… пообещав… просто поимев…
Где был мой оптимизм? - риторический вопрос… там, где была вера в себя…

Сколько мыслей может пронестись в умирающем человеке за минуту до встречи с… пустотой?
Сколько «пустых» мыслей проносится в голове умирающего, за минуту до «фильтрации»?..
Сколько, откровенно безнадежных, желаний рождает последний вздох?..
И сколько секунд – в последней минуте?..

Трудно быть Пушкиным – он был ловелас…
Трудно быть Достоевским, Пастернаком, Булгаковым, Ахматовой, - они хотя бы сжигали рукописи… (Пушкин тоже психовал… но ему можно - он ловелас)))
Трудно быть Горьким – он был «на дне», но у него была «мать»…
Трудно быть Хемингуэем – он просто застрелился…
Трудно быть… кем-то… особенно - собой… Я не собираюсь сжигать рукописи – их просто недостаточно для костра… Стреляться не хочу, хоть пистолет и есть (не этично)… Да и какой из меня ловелас?
Еще труднее озираться по сторонам и понимать, насколько ты мелок в сравнении с Великими, пусть и не вполне адекватными…
Не оправдание, но все же: за ними всегда кто-то стоял – не менее Великий… А за мной стоит… пустота…
Это моя цена за свободу – вылившаяся в одиночество… (Я говорю о периоде после - Мамы)
Когда я вспоминаю последние мамины слова, что я никогда не должен отчаиваться: ведь у меня за спиной, после неё, «останутся» сильные и любящие меня люди - мне становится до тошноты мерзко и смертельно больно… Потому что - её бесконечная вера была и моей абсолютной верой - до… момента неверия в себя…
Что-то я раскричался…

Когда наступает последняя минута боли и отчаяния... внутренний голос умолкает и просит тишины... И в этом оглушающем промежутке между криком и болью, в бессмысленной ретуши смазанных ожиданий - возникают фантомные ощущения спокойствия и надежды...

Взгляд, будто бы оживает… и начинает обшаривать белый потолок в поисках незаметных, но очень важных трещин… Осознав, что они не видны и не важны, взгляд разбегается по стенам… однотонной привычной тишины… не понимая: что трещины - это всего лишь рисунок, сложенный им же, из фрагментов дикой боли…
В попытке повернуться и уставиться только в одну ближайшую стену, внутренний голос переходит на крик… ослабевшей спины… и я начинаю видеть трещины…
Нет… я не кричу… закусив полподушки… Я просто лежу… мысленно считая черные круги перед глазами… Разрываясь между желанием – поправить одеяло и… ничего не чувствовать…
Но…
Между болью и отчаянием – существую я… пустотелая оболочка несуществующей души… мыльный пузырь прошлого, наткнувшийся на острое настоящее… А душа?.. Именно ее я и ищу в трещинах… но в последние минуты – я даже трещин не могу найти… Где же душа?..
Ведь, если она и была, то уже лет пять как радуется, обнимаясь с Мамой и Папой… под «Белой вишней»… Где-то - в недосягаемости моего уставшего тела и, ставшими мачехой и отчимом, – боли и отчаяния…
Души нет…
Ведь я плачу не от её отсутствия – а только от боли… тихо… в подушку… И только пульсация в висках, и, раздавленное пробуждением, сердце, дикой аритмией дыхания подтверждают, что трещины… во мне… Душа не имеет трещин… Где же она?..
От снотворного и болеутоляющего давно нет прока… Удивительно – они есть, а меня - почти нет…
Если бы было наоборот, я бы не писал о последней минуте… одной рукой, еле-еле видя кнопки клавиатуры…

Пролетела моль… Обыкновенная пищевая моль – маленькая бабочка, безобидная, но прожорливая)) … Попорхав с пару секунд перед носом – села на стенку напротив моего почерневшего взгляда и…
Судорога свела спину… я дернулся от радости, тут же пронзенный в ответ болью… Вот же она!
Маленькая… безобидная… никому не мешает жить… Просто иногда летает… Моя душа…
Однажды ее ветром занесет к вам… она, обессилевшая, вцепится в обои, и даже не успев отдышаться, будет размазана грязным дырявым тапком… только потому, что она – летала…
Странное сравнение, но... глядя постоянно на белые стены, оно вполне естественно… Ведь, именно между болью и отчаянием – мы начинаем замечать самое важное.
Да… жаль… В мотыльке не моя душа… Полет не так высок. Не хватает напористости и величия, взмах не тот… да и размах мелковат…))
Улыбнувшись, я, медленно поворачиваясь - заставив, уже осознанно, внутренний голос перейти на крик, судорожно прикусил губу… Больно…
Сквозь проплывшие круги проступила белая дверь… Она всегда закрыта, чтобы запах не проступил резко, если я "сдохну"… (Окна тоже всегда закрыты, чтобы птицы не наглели) Кто ее откроет в этот раз? Я, или…
Я закрыл глаза… Смерть не нуждается в приветственном взгляде… И уж тем более - не станет стучаться… зайдет, приберется и уйдет…
А сердце продолжало биться, раздирая меня изнутри… Куда же ты рвешься? Бедное мое сердце… снаружи свободы нет… Как и внутри… До кого ты хочешь достучаться… Я же один…
Уйди со мной. Раздели последнюю минуту боли и отчаяния... Ведь внутренний голос умолкает и в который раз просит тишины…
Тише… тише…

Посмотри, как я вывожу последние строки… порадуйся со мной… Ты мне очень нужна, чтобы найти и обрести потерянную душу… Без тебя я не справлюсь…
Давай напишем что-нибудь хорошее…
Маме и Отцу я все лично расскажу…
Давай…
Для Наташи… Ей нравится, когда ты в стихах к ней – стучишься…
Оставь ей возможность растворится в твоем ритме…
Тук… тук…
У нее даже цыплята стали ходить вразвалочку под твой ритм))) Что уж о ней говорить… бегает, как ужаленная… Тише… тише… тук… тук…

Где-то, у небольшого водоема, окуная уставшие руки в июньской прохладе спокойной воды, она услышит твое и свое перестукивание и увидит в зеркальной глади черных кругов нечеткое отражение моей потерянной души… И тихо заплакав, скажет – твоя душа со мной… не ищи… Я берегу ее… в одном большом нашем сердце…
Где-то будет бегать серый перепел - слегка общипанный, но гордый - с моим именем - Sadovskij …
Где-то будет лежать распечатанный листок с любимой песней… А где-то… на стене будет красоваться не пищевая моль – а одна из моих картин в большущей рамке…(а на ней уже будет сидеть моль… быть может – моя душа)
Взъерошенная постель… и скованное бессилием тело… волны онемения и судороги… все перемешано…
Так я мечтал, закрыв глаза… пытаясь понять – успеет ли слеза моя добежать по щеке до подушки…

А что было дальше ?
Я не знаю… Я умер…

Другие статьи в литературном дневнике:

• 07.04.2024. ***
• 06.04.2024. Из последних воспоминаний