Стихи Ивана Коновалова

Гостем Натэллы Болтянской 9 декабря 2017 был поэт Иван Коновалов.
Целый час чтения прекрасных стихов!

Нашла его стихи в журнале "Москва"
Иван КОНОВАЛОВ

Иван Ильич Коновалов родился в 1988 году в Ярославле. Окончил математический факультет ЯрГУ имени П.Г. Демидова по специальности прикладная математика и ин­форматика.
Работает программистом.
Стихи и прозу начал писать в старших классах. Публиковался в журнале «Юность».
Лауреат литературной премии имени А.Ахматовой (2015).

О колдовстве

О, если бы птица в окно влетела,
то я бы сказал тебе, дорогая, —
наверное, в доме беда. И ты бы
затеплила свечи, плеснула воду
в глубокую чашу и до рассвета
всю ночь бы шептала воде такое,
что если бы сорок я слов расслышал,
то полголовы б моей стала белой.

О, если бы рухнул церковный купол,
то я бы сказал тебе: дорогая,
недоброе что­то за нами ходит.
И ты посолила бы тень от дуба
и тени велела следить за нами,
а если недоброе что увидит —
душить, не пускать, оплетать корнями.
И дуб бы окреп, выпивая соки
из твари, которую тень поймала.

О, если бы денег мне было нужно,
то я подошел бы к тебе, родная,
и просто сказал, что не в деньгах счастье,
но счастье без денег — уха без рыбы,
и ты бы в серебряный колокольчик
с усмешкой недоброю позвонила,
и белка вбежала бы, колокольчик
забрав у тебя, и в передних лапах
к мохнатой груди прижимая будто
бельчонка, баюкала бы подарок
и стрекотом беличьим отвечала
на просьбу добыть нам немного денег.

Но это беда — не беды предвестник,
не поступь тяжелая неудачи,
не бедности призрак, скребущий в окна,
и не тебе ее отвести.
Нет, не тебе, о моя родная,
я знаю, что все колдовство бессильно,
когда из зловонной пучины моря
выходит война и шипит в столицах
затем, чтобы громче прогрохотать.

Родная моя, не пытайся даже,
теперь не твоя, но моя забота,
и незачем знать тебе, что за средство
я буду пытаться употребить.

* * *
Собор виднелся через вьюгу
с шинелью белой на плечах;
и Ленин бронзовый, крича,
с угрозой вскинутую руку

уткнул в него. Какой­то лозунг
растяжкой бился на ветру
(мелькнуло: с ерами, про труд
и революцию). Сам воздух

дышал гражданской. Башлыки,
шевроны, звездочки, штыки...
А снег, кружась, так густо сыпал,

что стая вспугнутых ворон
металась: с четырех сторон
белым­бело — кричи до хрипа.

Рынок

Мертвые головы на прилавке,
тюкает в тушу топор мясницкий;
крытого рынка прохлада, низкий
говор гудит, а собаке гавкать,

лаять на привязи, ждать ответа...
Сладкою грудой лежат конфеты;
выговором не равнинным, острым
пряные травы на вес и вроссыпь.

Посередине, как перст, как столпник,
ящик держа на груди, священник
ждет — и проходят людские толпы.
Как же стеснялся я мелких денег

две­три бумажки просунуть в щелку!
В рясе большой бородач ребенку
кланялся чуть и спросил однажды,
как мое имя. Забыл — бумажных

денег я клал или горсть монеток?
И восстановлен ли храм — не знаю,
помню зато: если дело летом,
можно дверями с другого края

здания выйти, а там рядами
рыбки, котята, щенки; «Отдам» и
«В добрые руки» гласят картонки.
Щебет по клеткам, а прутья тонки,

и попугай, будто впрямь затеял
смелый побег, обжимает лапкой
прутья и клювом скребет, а тени
цельные, плотные, без залатки —

солнце в зените! И шли мы с мамой
по зеленщицким, и я, я самый
мимо рядов, как по длинной фразе,
арбуза тащил полосатый праздник.

Ангел и сопелка

В такой глуши живу, что небо спьяну
скатилось вниз и спит теперь в овраге;
связные трассы, не добравшись, вянут,
и вспять идут казенные бумаги.

Играю в шахматы с политруком, колдую
(здесь колдовать — такая же работа),
дужу в сопелку — заборматываю бурю.
А впрочем, просто так дужу — охота.

Считаю галок, прячу сны по рукавицам,
люблю рябиновой настойки горький вкус
и жду, когда хоть что­нибудь случится, —
как сыч ждет мыши, сидя на суку.

И вот — случилось. Появился ангел.
Приезжая. (Как добралась, ей­богу?)
в каком она там звании и ранге? —
спросить бы небо.
Небо спит — не трогай.

Она, смеясь, сопелке подпевала,
гундосой дудке — птичьим переливом,
и, сколько бы ни пела, было мало.
Я в первый раз считал себя счастливым.

Мне думалось — не вымолвлю ни слова
при ней, бездымном всполохе искусства;
но угощал ее узбекским пловом.
И подарил сопелку. Было грустно.

Я отдал сокровенное — простую
свистульку, дудочку, пустышку — стыдно, мелко!
Уехала. Я так по ней тоскую!
Тоскую так! И жаль до слез сопелку.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 10.12.2017. Стихи Ивана Коновалова