Прощальное

Жене Бильченко, коллеге, другу.

В мой Город на семи исхоженных холмах,
в потрёпанный Подол, в днепровскую джинсу,
в Андреевку, меня сводившую с ума, -
стащить бы, да с собой в руках не унесу, -

в гончарную глазурь Воздвиженки, в ампир
Гостинного Двора, в Софиевскую гжель,
чьё небо пью из вен открытых, как вампир,
в мою Твою БЖ, в твою Мою БЖ, -

из собственных следов тебе её ткала,
под ноги расстелив, как вышитый рушнык,
в бескрайний лаврский звон, в Её колокола,
лакающие тишь из раковин ушных! -

По ком они, по ком? - Комок под кадыком -
чей завершится путь? Чья оборвётся нить? -
В мой Мариинский парк, фонтан с особняком, -
тебе их воспевать и бережно хранить! -

В аллейку старых лип, где слышалось "агу",
где голубь ворковал, набалтывая сны,
в Крещатик, где бродить отныне не смогу
спокойно, как могла когда-то, до войны,

в неузнанных врагов, которые узнав,
что подле нет меня, уснут спокойным сном!
В прекраснейший язык, в тончайший нежный сплав
созвучий, в них сокрыт божественный Геном,

в друзей, которых вмиг рассорила война,
с которыми росла, вдыхая анашу,
я безнадёжно так, так горько влюблена
и ничего взамен у Бога не прошу!

Как часто мы хвалу взаимности трубим,
пока не осенит прозрение слепца:
Любви взаимной нет! Кто любит - тот терпим.
Прощальный поцелуй стирается с лица...

Торопят уезжать... Мне трудно здесь дышать!
Не надобно крестить, через плечо плюя,
не стоит обнимать, не нужно провожать, -
чем безответней, тем сильней любовь моя!

В ней зародилось всё: пентакли звездных сот,
соцветья нот, родной поэзии печаль.
Всевышний, глядя вдаль с невиданных высот
взошедшему на крест на зов не отвечал.

И мы с тобой во тьме сегодняшней - Ничьи
в кругу чужих теней, в преддверии зари.
Смотри на фитилёк единственной свечи...
Молчи... И ничего в ответ не говори.