И еще о Темных лунах Натальи Воронцовой-Юрьевой

Виталий Литвин
     Все-таки интересно,  что вызвало эту статью?

     (Наталья Воронцова-Юрьева "Две темные луны. Цветаева. Версия." http://www.stihi.ru/2003/08/07-864 )

     Обставлено все, как обычно с размахом: в качестве обзора – на первую страницу, в качестве номинации – на первую страницу, в качестве best’а  - в вершину top’а…. Хватит?  Нет! Еще – в промпакет. Хватит? Нет!  Еще и ОВ небольшой скандальчик закатить, после чего с чувством удовлетворения от хорошо выполненной работы уйти на weekend. Cool!… ( Это  скандал не прошлой недели  - позапрошлой. Я за ними не успеваю – не умею  писать  так быстро).
     Работа действительно сделана хорошо. Ритм эссе  настолько выверен, что эта литературоведческая статья читается, как детектив – на одном дыхании.  Факты подобраны убойно, письмо интерпретировано – блестяще, цитата от несравненной Парнок –  мила, повтор ее – очень к месту и к концу текста мнение об этой нехорошей женщине складывается очень нехорошее. Я имею в виду не Парнок.
     А уж в обсуждении, когда вопросы формы и вкуса уже не довлеют, можно будет и потешиться: Марина Цветаева с бензопилой – это вам не «Пятница 13»!
    Очень убедительно. Особенно для тех,  кто  любит ее не особенно, творчество ее знает  не особенно, а уж про нравы тех странных времен и той странной среды не знает вообще ничего. Впрочем, наши времена тоже не простые.   Вот к примеру: Наталью Воронцову-Юрьеву возмущает тот факт, что Марина влюбилась… (наверное, все-таки  точнее будет  сказать –
увлеклась)  братом своего мужа, а  также тот факт, что она  бросила эту самую несравненную Парнок.  Понимаете, показать неравнодушие смертельно  больному молодому человеку – ужасно, а  роман с Парнок сразу, следом – это ничего. Ужасно, что потом   бросила. Но об этом потом.

     Что нам предъявляют-то?

     1.Коктебель. Любимый Петр умирает в Москве, а она на солнышке греется. У-у-у, змея.
Во-первых давайте вспомним – 1914 год. Марине 22 год, – девчонка!-  замужем (фактически) 3 года. Дочь.  За все три года мужу – любимому - не написано ничего стоящего! Доченьке – любимой! - ничего стоящего. Стоящее есть  – о смерти («Идешь на меня похожий»),   об идущих мимо («Вы идущие мимо меня»),   о девичьем томлении ( «Стать тем, что никому не мило»), при живом-то муже…  Что-то требовалось менять, и  Марина была готова на измену, ведь изменить, и значило, измениться… И вот Петр… У-у-у,   змея-Марина,  на мужненого брата глаз положила…. Но  в  любовных играх участвуют  два партнера (минимально).  Два! (Через несколько лет Марина затеет морок вокруг мужа сестры. Помните – «Мне нравится, что Вы больны не мной»? И что? И ничего! Только  стихи! А Петр… Или все-таки - именно Петр?)  Но одно дело мечтать, а  вот изменить в реальной жизни…  и возможно впервые в жизни… Марина не решается и сбегает в Коктебель.  И пишет стихи Сергею – знаменитые «Я с вызовом ношу его кольцо»(3 июля), но  следом, сразу следом (5 июля) - дочери , где перечисляет все то, чего она лишена, что  ей самой « – только снится»:

                «Ты будешь царицей бала
                И всех молодых поэм»

     Ну, а кто виноват, в том что жена чего-то там лишена – это не вопрос. Это всем известно. Даже если муж – 20-летний мальчик, а жена – гениальная поэтесса.
     Итак, не было никакой лжи, коварства. Была обыкновенная женская нерешительность.

     2. Стихи в больницу. «Не думаю, не жалуюсь, не спорю» - такие тягостные стихи в больницу! Смертельно больному!  Это - чтоб он умер. У-у-у, змея.
     Наталья Воронцова-Юрьева, я открою Вам великую мужскую тайну. Мужчины обожают, когда женщины им жалуются на жизнь! Для нас это означает, что она (женщина) считает, что он (мужчина) может все исправить. И это поднимает тонус (причем,   чисто на  физиологическом уровне -  как таблетка,  как эрекция... впрочем, почему -"как", бывает - и вместе). Обыкновенно,  женщины эту великую тайну знают. Или чувствуют. Нутром… Или чем там чувствуют женщины?

     3.Больничный роман. Он смертельно больной, а она вокруг него такое устроила… У-у-у, змея.
Нам недавно по телевизору показали больного чахоткой – в «Идиоте»… Представляете, как он был бы счастлив, если бы Настасья Филипповна закружила вокруг него…. Ведь так?.. Ну вспомните еще «Три товарища» – Ремарка…  Конечно, в нашем случае не точно по Ремарку: у него в романе – нежность, здесь… круженье на грани смерти с женой брата… Ах, какой грех… Но времена-то были уж больно не религиозные… 
Было бы для него лучше, если бы он тихо помирал в больничных палатах под ласковым присмотром сестер?

     4. Плохая мать, нелюбимая дочь.  18, 19, 20 годы. Источников дохода – нет, умения зарабатывать – нет, умения быта – нет (в 41 в Елабуге -  спустя  20 лет жизни, спустя всю жизнь - над ней  будет удивляться хозяйка: протереть тряпкой пол – не умеет, пожарить рыбу – не умеет) муж – где-то воюет за «идеалы». А что есть?  Стихи…
     У кого дети есть  - знают:  первые полгода-год  - это карусель: пеленки - стирать, гладить, только дите завернешь – опять… ну почему они обожают писяться именно  в чистые пеленки?! (Нам, как «молодым отцам, ожидающим ребенка»  читали лекцию, «что делать, если она…» - ответы очень однообразные: дайте жене выспаться.) Кормить через 4 часа и днем, и ночью, и опять стирать, гладить, а оно орет… ну, что же ты орешь??!! Ну, откуда молоко у голодной матери?! А прислуги  -  нет, а мужа –   нет, а бабушек – нет. Изредка являются сестры Сергея и брезгливо указывают  друг другу глазами на неотстиранные пятна на пеленках…
     У Бенджамина Спока на эту тему очень просто  сказано: «Приступы ненависти к ребенку – это  бывает, это нормально. Не обращайте внимания - нахлынет и пройдет.  Лучше сходите в парикмахерскую или купите новое платье».
     В парикмахерскую - в 18-ом году… Или новое платье - в 19-ом…

     5. Смерть Ирины.  Судя по всему есть две версии: Марины и сестер Сергея. Марина: «Спасти обеих я не могла, нечем было кормить, я выбрала старшую, более сильную, помочь ей выжить. Ирину в приюте кормили, как красноармейских детей, что-то варили, и я ее там оставила. Алю, больную, везла на телеге, укутав в солдатскую шинель. Я шагала рядом, долго, далеко, не знаю сколько... В огромных чужих валенках, стоптанных. Снег — глубокий. Голова кружилась. Лошадь была тоже слабая. Мне не дали сесть на телегу, да я и не села бы, лошадь жалко...»    Больше она в приюте не была. Зачем? Рвать сердце?: «Я была так покинута! У всех кто-то есть: муж, отец, брат, у меня была только Аля... Аля была больна, и я вся ушла в ее болезнь, и вот Бог наказал. Я даже на похороны не поехала. У Али в этот день было 40°».
     Версию сестер я не знаю. Признаться – не интересно. Свидетель из них – никакой. Сами представьте: у вас есть любимый брат, а эта… эта  «Марина»  - мальчика в 17 лет совратила, привязала к себе, изменяет ему направо-налево  - и с другим братом, и с другими  мужчинами и…  с бабами… И после этого быть к ней «объективной»?! 
     Почему они  не забрали племянницу? Марина не отдала? – Отдавала. Но они тут же  выставили условие «навсегда». Чушь какая-то. Вы знаете Марину и выставляете условия? Вам кажется, что Марина  совсем не любит младшую дочку,  и вы выставляете условия? Вы видите умирающих от голода детей любимого брата и выставляете условия? Да заберите ее и не отдавайте! Марина что? - киллеров наймет?  В  совдеповский суд пойдет?
     «Сергей  с ними поговорил и их понял». Сергей  после этого бросил Марину? Нет? Он и ее понял? - Он и  ГПУ потом поймет и пойдет убивать друзей. Очень удобный муж. Тот самый «слепо-глухо-немой капитан дальнего плаванья» – и свидетель из него тоже дерьмовый.

     Больше  в статье аргументов нет. Есть повтор цитаты из  Парнок.  Что ж,  я знаю 99 причин, по которым одна женщина называет другую «змеей». В 98 из них звучит слово «мужчина». А уж если одной  - пол партнера  не  важен, то  могу себе представить, сколько яда  добавляется в каждое из них.

     И  есть вывод: Марина – лжива, поэтому ее стихам верить нельзя, и читать их противно. Марина -  злодейка,  и поэтому спустя 25 лет после смерти Петра, и 20 лет после смерти  Ирины она сначала бросит писать, потом покончит с собой. 

     Злодейка? 1941 год. Война. Елабуга. Цветаевой – под 50.  Муж расстрелян. Сестра – сидит, дочь – сидит, друзьям – не до нее. (Друзья!).  Литературной работы – нет. Никакой работы нет. В посудомойки не взяли! И есть сын, которого… опять не прокормить? И есть пример Маяковского, который  передоверил свою семью «товарищу правительству»… И нет стихов. (Все-таки почему Блок перестал писать стихи после революции? Почему перестала писать Марина, вернувшись в СССР?) Злодейство?  А мне кажется,  она спасала сына.

     Лжива?
                «Любовь, любовь, и в судорогах и в гробе
                Насторожусь – прельщусь – смущусь – рванусь...»

               «Не похоронив – смеяться?
                И похоронив – смеюсь».
     Переведите это с поэтического на бытовой. Куда уж правдивее.

     Я не нашел аргументов в статье показывающих ее «лживость». Кроме того стихи – это не дневник, не «символ веры», а произведение искусства, имеющее своей задачей произвести художественное впечатление, и использование  личной биографии и местоимения "я" - это всего лишь один из технических приемов. Повторю - это прием. Один из.  И объяснять это давно занимающейся литературой Наталье Воронцовой-Юрьевой как-то странно.
     Тему «Гений и Злодейство» в русскую литературу ввел Пушкин. Не правда ли образец нравственности?
     «Я помню чудное мгновенье» – это его стихи. «А вечор я благополучно вые..-ал Аннушку Керн» – это из его почтовой прозы.  Ну и что? «Чудное мгновение» – было. И «вечор» – тоже был. «Чистейший прелести чистейший образец» – был. Интрижка с сестрой «чистейшего образца» – тоже была.  А уж сплавить эту сестричку замуж за врага, за  человека, которого считаешь законченным подлецом – за Дантеса то есть… если это не злодейство, то что?
Еще раз повторю: стихи – это не дневниковые записи, это не дача показаний под присягой – это произведение искусства. Классический пример – стихи Лермонтова. Все мы прошли через его детское творчество, но его юношеские стихи – типичная графомания, последний хрестоматийный пример которой попал в хрестоматии («Погиб поэт…»).
     Что случилось с ним, почему он вдруг, резко  изменился, почему он перестал употреблять ничего не значащее громкоголосье типа «наперсники разврата», а перешел к тихим, точным, простым словам  - мы уже не узнаем. Может, поговорил с кем? -  С кем-то, кто был ему – убежденному в своей гениальности – авторитетен? Может,  с Белинским? (Надо бы перечитать его статьи о Пушкине и Лермонтове…)

     Кстати, Лермонтов тоже был  далеко не ангел. И уж совсем не ангел  - Брюсов. Автор статьи отказала ему в праве называться поэтом (в обсуждениях под текстом). Но поэт – это человек, который написал хотя бы одно хорошее стихотворение. «Сонет к форме» – стихотворение хорошее.  Я знаю еще несколько. Почти все они – в том или ином жанре строгой формы: данный сонет, рондо «Ее колени», триолеты, секстина, терцины «Флоретийки» и «Данте»… Поэт – это человек, который создал облик, легенду из своей жизни – Брюсов создал. Конечно, его лучшие стихи – это не абсолютные шедевры, как «На холмах Грузии» или «Ночь, улица, фонарь, аптека», конечно его легенда уступает ауре даже Есенина, но прошло 120 лет после  выхода его первых книг, а мы помним о нем, знаем его стихи наизусть… А уж его роман «Огненный ангел»  - кто не читал, очень рекомендую.
     Как я сказал и он был совсем не ангел. Как минимум одна женщина покончила с собой из-за него, а сколько осталось после столкновения с ним глубоко несчастными -

              «Четырнадцать  назвать мне было надо
               Имен любимых, памятных живых…»

14?.  А сколько у Цветаевой ?
     И мы возвращаемся к образу маньяка-поэта с бензопилой. К образу  яркому, но фальшивому. Ибо если маньяк забирается к вам в дом и начинает гоняться за вами, то это одно, а если вы по доброй воле приходите к нему (к ней),  если он (она) неоднократно от вас уходит, но вы  опять и опять разыскиваете его (ее) и подливаете бензинчику - то это уже совсем другая разница.
     Несчастная красавица поэтесса Львова покончила с собой, когда ее выгнал знаменитый поэт  Брюсов. Несчастный непоэт Эфрос не ушел от постоянно изменявшей ему незнаменитой поэтессы  Цветаевой. Несчастный  красавец знаменитый поэт Блок до конца  жизни называл в своих дневниках «Милая» никогда не любившую его, регулярно  изменявшую  ему, некрасивую непоэтессу Любовь Дмитриевну.
     То есть фактор «поэзии»,  не существенен, как не существенна  «слава» или «красота»  - наличиствуют  просто «странности любви».

     Вот, собственно говоря, и все о Цветаевой…
------------

     И все-таки?
     С чего вдруг все эти обвинения? «Я  вдруг осознала»… Осознала что? И причем здесь прелестная Парнок?   Правда интересно?
-----------
     Кажется, истина выплыла… Действительно что-то случилось - что-то, что прямо к МЦ не относится,  Может, косвенно относится к Парнок?