Чеслав Милош.
Элегия для N. N.
Скажи,для тебя это очень далеко ?
Смогла ли бы ты пробежать над мелкой волною Балтийского моря
и за полями Дании, за буковым лесом
свернуть к океану, а там уже и недолго
до Лабрадора, белого в это время.
А если тебя, мечтавшей о необитаемом острове,
пугают города и мерцанье огней на шоссе,
можешь пройти посредине глуши лесной,
над синью подтаявших вод по следам лосей и карибу
аж до Сиеррас, оставленных приисков золотых.
Тебя привела бы тогда река Сакраменто
Туда, где между холмов, поросших дубьём колючим
Есть роща эвкалиптов - и ты бы попала ко мне..
Правда, когда цветёт манцанита
а залив такой голубой ранним весенним утром
о неводах, которые тянут под серым литовским небом.
и о двух озёрах и доме меж ними
я думаю неохотно.
Пляжная будка, где ты снимала платье
В абстрактный кристалл навсегда превратилась.
Есть лишь медовая тьма возле веранды,
запах ремней и смешные малышки-совы.
Как можно тогда было жить, я и сам не знаю.
Одежды и стили вибрируют неясно
несамостоятельные, стремящиеся к финалу.
Что из того, что мы тоскуем о вещи в самой себе.
Знание об ускользающем времени осмолило коней у кузни,
колонки на площади местечка,
ступеньки и парики мамы Флигельтауб.
Ты знаешь сама, как многому мы учились,
И как отнимается понемногу
То, что, отнять невозможно – околицы, люди.
И не умирает сердце, хоть, казалось, должно бы…
Мы улыбаемся,хлеб на столе и в чайнике чай,
и лишь угрызения совести, что не любили, как следует,
бедный неведомый пепел в Заксенхаузене
абсолютной любовью, превыше людской меры.
Ты привыкла уже к новым мокрым зимам,
К дому, где кровь прежнего хозяина-немца
смыта со стен, и он никогда не вернётся.
Я тоже взял только то, что можно – города и страны,
и я не вступаю дважды в то озеро
где листвою прибрежной ольхи застелено дно
с надломленной узкой полоской солнца.
Твоя и моя вина? ВИны небольшие.
Твои и мои секреты? Мелкие секреты,
когда подвяжут челюсть платком и в руки вложат крестик,
а где-то будет лаять пёс, и мерцать звезда.
Нет, это не потому, что слишком далёко
и ты не посетила меня в тот день или той ночью.
Из года в год в нас созревает, пока не охватит
То, что как ты и я осознал: равнодушие.
Беркли, 1962.