или мужское начало
Предисловие
Мы были знакомы, что называется «тесно общались» тридцать четыре года. Самое ранее знакомство – забылось. Помню в основном – поездки. Вот одна из ранних: мы в Белоруссии, пошли купаться на речку. Она мелкая, даже для меня, а росту тогда во мне было - около метра. Но купанье для нас острая необходимость, ведь бани в той деревне не было. В поисках речки мы чуть не пересекли границу с Польшей, вышедший из кустов пограничник с автоматом вежливо помешал это сделать.
Как нас из Чувашии занесло в Белоруссию? Приехали к моей бабушке с дедушкой, его тестю с тещей, Василию Леонтьевичу и Анне Васильевне. Они белорусы. Дед Василий - худой, как трость, с вечной самокруткой в рыжих усах, с трехдневной щетиной. Бабушка - кругленькая, серьезная. Разбитые башмаки на босу ногу, нарядной я ее не помню, но хозяйство – большое.
Их деревня Рожковка расположена в Каменецком районе Брестской области. Будучи по российским масштабам селом с двумя улицами, в Белоруссии она так и осталась деревней.
Бабушка Анна, по рассказу мамы, попова дочка. Ее родитель, батюшка, отец Василий Мицкевич служил в другом селе, тут же неподалеку. Было это еще до революции, и даже до Первой мировой войны.
Вместо принятых искони авторитетов, таких как Бог, Царь и Отечество в те времена появлялись новые для России, такие как Свобода, Равенство, Братство. По сути, новые «цари» и боги, появились новоявленные мессии, исчезавшие, иногда в небытие, иногда в Сибирь.
Пошатнулись тысячелетние устои религии. Ничего нового не придумав, бесы покуролесили словно для того, лишь, чтобы проверить на прочность основы. Что-то устояло, что-то нет. Взамен старого, своего родного, люди в России брали старое, чужое, и пользовались - как новым. Какие-то веяния продержались годы, какие-то десятилетия.
Началось обновление, если не революция в экономике и промышленности, здесь победа материалистического мышления - дала свои плоды. Укоренилось стремление к денежной власти, которую некогда так презирали аристократы. Власть денег пришла взамен власти наследственной и сословной. Новыми богачами алчно приобретались владения угасающих барских родов. Так в стороне от философских споров и духовных исканий появилось поколение «купцов Лопатиных», людей с сильной душевной потребностью ощущать, что в их жизни есть прочное основание.
Когда германец наступал, отец Василий с семьей и церковным имуществом - отправился в эвакуацию. Бежали они аж до самой Волги. Примерно до тех мест, где предстояло родиться мне. Потом - обратно, с храмовым золотом в телеге...
А потом туда же попала моя мама. Уехав из родной деревни, она сначала работала на стройке в Бресте. Потом, завербовавшись «на север», поехала вслед за братьями, строить железную дорогу Котлас-Воркута. Дорогу эту строили вначале зэки, но их в конце пятидесятых стало не хватать.
На севере Надя познакомилась с парнем, в отличие от нее, комсомольцем. Она пожалела его, он был такой застенчивый, писал стихи: «Ты, конечно, девушка из Бреста, я чуваш с чувашскою душой».
Он понял, что она, будучи лучше многих прочих, не стремиться выделиться, чего-то достичь. Она старалась оставаться безупречной. Эта девушка - не уставала задавать себе самой безмолвный вопрос: поступает ли она честно и правильно в том или ином случае? Искренняя, до такой степени, что это полностью уничтожало, чьи бы то ни, было сомнения, она обезоруживала своих противников. Если она лгала, то только в крайних случаях и святою ложью.
Они поженились. Поехали сначала к мужу в деревню, потом в Мариинский - Посад. В его деревне ее стали называть «майрой». У них родился сын, которого нарекли Сетнером в честь героя старинной поэмы, но дома его называли Сашенькой.
Наша майра оказалась хорошей хозяйкой. У нее был живой характер, но она никогда не перечила мужу, ведь она его полюбила. Была готова на любые уступки, чтобы избежать споров, даже уверенная в своей правоте на сто процентов. Будучи решительной и справедливой, она частенько проигрывала тому, кто меньше считался с правилами.
На жизнь им хватало. Она не отказывалась помощи от родителей, которые жили далеко, но не забывали ее. Они, наверное, думали, что дочь когда-нибудь вернется к ним, но этого никогда не случилось. Она сама стала хорошей матерью.
Что касается свекрови, Татьяны, то это был «один в поле воин в юбке». Она все стремилась сделать сама. По воспоминаниям мамы о тех временах, бабушка, выпив ковш сырой воды и съев краюху хлеба утром, работала затем до позднего вечера. Наверное, и все так жили.
События начала ХХ века отчасти коснулись ее тем, что она выучилась на сельскую учительницу младших классов. С тех пор у нее в памяти осталось стихотворение:
- А, попалась, птичка, стой!
Не уйдёшь из сети;
Не расстанемся с тобой
Ни за что на свете!
- Ах, зачем, зачем я вам,
Маленькие дети!
Отпустите полетать,
Развяжите сети!
- Нет, не пустим, птичка, нет!
Оставайся с нами:
Мы дадим тебе конфет,
Чаю с сухарями...
- Ах, конфет я не клюю,
Не люблю я чаю:
В поле мошек я ловлю,
Зёрнышки сбираю...
- Там замёрзнешь ты зимой
Где-нибудь на ветке;
А у нас-то в золотой
Будешь жить ты клетке!
- О! Не бойтесь: в тёплый край
Улечу зимою.
А в неволе - светлый рай
Будет мне тюрьмою.
- Птичка, птичка! Как любить
Мы тебя бы стали!
Не позволили б грустить:
Всё б тебя ласкали.
- Верю, детки; но для нас
Вредны ваши ласки:
С них закрыла бы как раз
Я навеки глазки.
- Правда, правда! Птичка, ты
Не снесёшь неволи...
Ну, так Бог с тобой - лети
И живи на воле!
Она с улыбкой читала его мне своему внуку, наверняка читала его своему маленькому сыну Пете. Это стихотворение написано еще в 1859 году, автор Августа Пчельникова-Цейдлер. Так что Петр Важават получился не чудом на пустом месте. Он сын матери учительницы. Пусть неудачливой. Не состоявшейся, но грамотной, по-своему незаурядной.
Бабушка моя Татьяна родилась в те времена, когда, достигнув своего расцвета, жили и творили революционер Владимир Ульянов-Ленин, или, если кому не нравиться этот исторический персонаж, возьмем писателя Ивана Бунина, или художника Александра Бенуа, психиатра Альфреда Адлера. Их много - известных и не очень людей, о которых писал Антон Чехов. Они перестраивали хозяйство, имели независимый нрав, с юности стремились отделиться от строгой опеки родителей, желая впрочем, оставаться с ними добрыми друзьями. Это были своего рода «акселераты» века ХIХ-го, хотя само это словечко, мелькнуло и забылось только в ХХ веке.
Покидая отчий дом, они оставляли за собой право туда вернуться, и многих действительно разочаровали новые места. Но те, кто покидали родные Пенаты, чтобы обрести свободу и построить новые дома, стремились, чтобы они - отличались бы от прежних. То поколение придумало стиль модерн и так реальность - стала похожа на сон. Или на театр.
Им была свойственна театральная утонченность, огромное самомнение и обидчивость. Они любили собираться, декламировать, спорить, вызывать духов столовращением и немного выпивать. Именно в этом поколении возникло «толстовство», которое так не любил сам Толстой. Друзья их становились семьей, а семья - держалась на дружбе. Они стремились к необременительной близости, к отношениям без навязчивости. Разве такое возможно? Быть может только в том «надцатом» веке.
Но моя бабушка Татьяна ничего или почти ничего об этом не знала. Она была обыкновенная чувашская крестьянка...
В деревне они задержались недолго. Петра взяли работать в райком комсомола, инструктором. Родился второй сын, то есть я.
Начало
Какова была жизнь в этой деревне моего будущего отца, в те «доисторические» времена - просто деревенского мальчика Пети, я не знаю. Шла война, мужчины воевали. Было голодно, Петя ходил рыбачить на Волгу не для удовольствия, для прокорма, и с тех пор, насколько я знаю, никогда не рыбачил - так ему надоело это занятие.
До того момента как он пошел в школу и стал там получать внушение в духе вульгарно-материалистической концепции строения мира, он был воспитан в христианских традициях. Мать рассказала ему, я думаю, о Деве Богородице, Господе Иисусе, ангелах с архангелами и святых.
Из-за того, что в деревне почти не было мужиков, его отец Михала, не призванный на защиту Родины по состоянию здоровья, пользовался успехом у деревенских молодух. Не исключено, что за годы войны у Пети народилось несколько братьев и сестер? Ничего об этом я не знаю, могу только предполагать.
Он ходил учиться в школу за несколько километров, дружил с тезкой своим Петей Мироновым. Дружба эта у них сохранилась на много лет.
В школе он стал писать стихи, занимался в художественной самодеятельности. Они ставили спектакль, кажется по «Павлу Корчагину», осталась фотография. Он полюбил девушку из соседней деревни, но она - не ответила ему взаимностью.
Его мать Татьяна, сама бывшая школьная учительница - всегда давала сыну деньги на учебу, все десять лет, и, чем могла, помогала далее. Именно Татьяна, а не Михаил. Для меня было полной неожиданностью узнать, что обучение в сталинской школе было платным.
На учение в ВУЗе уже средств не хватило. Просто не в чем стало ходить по улицам. В школу он, возможно, ходил в лаптях, и заплатанных штанах, а в институт уже так не походишь. Пришлось устраиваться работать.
Свою первую статью отец опубликовал еще, будучи старшеклассником, в самом начале пятидесятых годов и сразу в главной газете страны – «Правде». Об этом он рассказал мне, когда я что-то стал понимать. Рассказывал, что колхоз выделил ему для поездки в райком партии, куда его вызвали для обсуждения его публикации, лошадь с подводой.
Он показывал вырезку, которую бережно хранил. Но до этого мне нужно было еще дорасти.
На берегу
Сколько я себя помню, мы ходили летом купаться на Волгу. Для меня купание заключалось в плескании, а потом, по мере взросления, нырянии у самого берега. Отец купался таким образом: медленно раздевался до семейных трусов, не спеша, заходил в воду. Остывал, стоя по пояс. Потом резко отталкивался от дна, и плыл, заплывая метров, наверное, на двадцать. Поплавав там, возвращался. Причем, иногда, возвращался, плывя к берегу, не кролем, а как-то боком. Становился на ноги, и стоял так по пояс в воде некоторое время, посматривая по сторонам. Выходил и больше уже не купался.
Затем следовал обязательный ритуал выжимания трусов. У нас мальчишек для этого нужно было скрыться куда-то, что на нашем холмистом, обрывистом берегу - труда не составляло, как впрочем, и на противоположном пологом, поросшим лесом и кустами. Дрожащими руками мы опускали до колен мокрые трусы - потому, что заголяться совсем - было позорно, и прямо на себе перекручивали их так чтобы выжать воду, остатки влаги досыхали на ветру и солнце. Взрослые мужики пофигисты вообще никуда не прятались, быстренько выжимали тонкий ситец и натягивали на себя.
Кроме купания в реке летом, мы ходили в городскую баню два раза в месяц. Именно в «баню», а не в «бани» по-столичному. По-чувашски «Городская баня» значит «Хула мунчи». Ходить туда, томиться в очереди - было ужасно. Потом надо еще искать и занимать свободный шкафчик. Раздеваться догола. Банные принадлежности: мыло, мочалка – завернуты в газету. Как и чистые трусы, майка и носки.
Лет до четырех меня мыла мама в женском отделении, зеркально-противоположном мужскому. Я ничего не помню, кроме того, что сидел в жестяном тазу и играл с крышкой мыльницы. Мыло попадало в глаза. В последний раз я мылся с мамой лет в пять. Я баню не любил, стремился уклониться от помывки всеми силами. Однажды это привело к тому, что я вынужден был снова пойти с мамой, потому, что папка - уже помылся.
Мне было страшно неудобно, я не хотел снимать трусы. Но потом конечно пришлось. Помню мерзких сутулых старух с большими, с висящими до живота грудями и космами на голове, и милую девочку, мою ровесницу, с которой мы играли, стоя у скамеек и пуская крышки от мыльниц как кораблики в тазиках. Я уже знал тогда, что в таз с ногами не влезу, они стали чересчур длинными для этого.
В мужском отделении с папой мыться было чуть комфортнее. Он здоровался со знакомыми. Они беседовали, равные по положению и размеру животов. Отец был служащим, белотелым, не таким жилистым, как рабочие. Работяги - были разговорчивые, хвастливые, смелые. Словно чувствовали себя тогда еще хозяевами жизни. Служащие - вели себя куда скромнее. Они ведь не считались по тем временам важным социальным классом, только «прослойкой».
В бане мы заходили ненадолго в парилку, где ничего не было видно в пару. Там кто-то нахлестывал себя веником. Отец - не очень любил париться. Вообще он не показывал особого удовольствия от процесса помывки, это было для него - чисто утилитарное событие. Приятно ему было: о чем-то поразмышлять в одиночестве, покурить на огороде, вскапывая картошку. Выпить холодного компоту или рассолу с похмелья. Он в таких случаях приговаривал: «Здоровость дает».
Кроме бани мы с ним часто бывали вместе в редакции, которая располагалась на втором этаже старого деревянного дома еще дореволюционной постройки. На первом была типография. Помню их шахматные посиделки. Отец очень любил играть в шахматы, числился хорошим игроком. Играли в обеденный перерыв.
Ему частенько приходилось «дежурить по номеру» по вечерам. Иногда я дежурил с ним и засыпал там. Меня клали поспать на рулоны газетной бумаги.
Вдвоем
Некоторое время мы жили в Цивильске. Вспоминаю, как отец однажды зимой привел меня в роддом. Было темно, наша молодая тогда мама показалась за оконным стеклом, со свертком в руках, и я сказал папе, глядя на братика: «Он как огурчик, а головка как маленький мячик». Это было в городке, где мы тогда жили. Отец потом часто это мое детское высказывание припоминал со смехом.
Мама уезжала летом куда-нибудь в дом отдыха или санаторий. Мой маленький братик ходил в круглосуточные ясли. Мы оставались с отцом одни, и иногда ему нужно было куда-то ехать в командировку. Поездки не дальние, как я сейчас понимаю. Но тогда транспорт ходил в наших местах хуже. Приходилось ездить с ночевкой. Мы останавливались в гостинице.
Однажды отец оставил меня на попечении горничной, пожилой чувашки и мы с нею развлекались тем, что кормили ее старого кота. Она нажевывала ему котлету с черным хлебом и этим кормила. Поясняла так: кот старый и чистое мясо - есть уже не может, зубов у него нету.
Потом отец брал интервью у главврача одной из городских больниц. Я в это время крутился радом и мешал. Чтобы меня занять, мне сделали из бумаги «дулку», что-то вроде маленьких кузнечных мехов. Я подошел к интервьюируемому врачу и подул этой дулкой ему в ухо. «Что ты делаешь! Не надо так!» - строго сказал мне отец. И виновато рассмеялся.
В той поездке или в какой-то другой я заболел. У меня поднялась температура, и отец решил вернуться в наш городок и положить меня в больницу. Но мне страшно не хотелось в этой больнице оставаться одному. Я вырвался и побежал по освещенной вечерним солнцем дороге. Он бежал за мной. В моем воспоминании осталось, что мне удалось избежать больницы, хотя на самом деле, наверное, нет.
Потом отца пригласили работать на республиканское радио. Он приносил домой огромный чехословацкий магнитофон «Репортер», с шестью толстыми как бочонки батареями. Его ставили повыше, чтобы я не достал. Но полочки шкафа давно уже были для меня как лесенка.
Как-то раз я взобрался по этим полочкам на шкаф и стал с магнитофоном играть. Мне нравилось нажимать на кнопки. Было чувство, что в этом магнитофоне – большой смысл, мне хотелось научиться этому смыслу. Я нажимал и нажимал кнопки, бабины с лентой вертелись то в одну, то в другую сторону. Потом там что-то щелкнуло и бабины перестали вертеться. Я перепугался, это была катастрофа: магнитофон сломан. Ждал неминуемого наказания, причем заслуженного. Но я, кажется, ничего никому не сказал, хотя скрывать проказы – это на меня не похоже.
Но отец взял свой магнитофон, повесил на плече и ушел. Я облегченно перевел дух. Позже мне предстояло побывать там, где ему выдавали эти магнитофоны. Там был мастер, который их чинил и настраивал. Некоторое время это место казалось мне самым лучшим местом на земле. Там работали самые лучшие люди, занимавшиеся самым лучшим делом.
Однажды отца долго не было дома, пятнадцать суток. Потом он вернулся покрытый длинной щетиной. Был веселый, как и мама. В шутку колол нас этой щетиной, а потом ее сбрил. Он побывал «под арестом» за появление в общественном месте в нетрезвом виде.
Вообще его забирала милиция довольно часто. Он попадал в медвытрезвитель, не меньше пятнадцати раз, на другой день его выпускали.
Поколение моего отца, это люди инициативные, имевшие самостоятельный образ мыслей. Они прокладывали новые пути в науке и социальных реформах. Новые идеи вселяли в них энтузиазм.
Самое главное для них - свобода самостоятельных действий. Они храбры, отважны, инициативны, изобретательны. Стихийно оказывали и принимали любую помощь. Часто многие из них были грубы, несдержанны на язык, поспешны и склонны к насилию. Вот они-то особенно хотели преобразовать мир и не желали жить по-дедовски. Любили приключения, постоянно искали нового опыта, и это делало их счастливыми. Импульсивность и вспыльчивость - их отрицательные черты. Им иногда не мешало бы быть потактичней. Иногда индивидуализм некоторых из них доходил до крайностей.
Это люди независимые, уверенные в себе, обладающие сильной волей, бунтари по природе. Среди них возникла достаточно шпаны и хулиганья, не соблюдавшего общественные традиции и правила. Но при этом были и пионеры многих новых идей, сохранивших свою актуальность на протяжении многих лет. Например, рок-н-ролл возник, стал частью культуры благодаря людям этой возрастной группы.
Этому поколению присуще некое недопонимание тонких моментов бытия. Они, пожалуй, склонны идеализировать работу, здоровье, ставя их выше духовных поисков. В целом люди умеренные в своих духовных чаяниях. Они избегали, и избегают до сих пор, предаваться размышлениям о сверхъестественном. Интерес к парапсихологии считается среди людей данной возрастной группы - очень странным и непонятным. У них также сильно развито ощущение справедливости. В религиозных вопросах они склонны придавать наибольшее значение именно этике и морали. Атмосфера педантизма, которая создается ими, действует на нервы людям, с развитым воображением, и они, в конце концов, восстают против этого.
Открытость для новых идей и планов; вдохновение, предчувствие, сила воображения, идеализм, проникновение в человеческую сущность, способность к математике; интерес к психическим феноменам и вне зависимости от их собственной трактовки этого явления медиумическая наклонность; интеллигентность, постоянство и терпение – это про них. А так же болезненная чувствительность, запутанность, отсутствие планов и целей, саморазочарование, эгоизм, хитрость. Еще сомнение или отрицание интуитивных импульсов; утрированный материализм; недооценка действительности и отход от реальности; попытка казаться более устойчивым, чем есть на самом деле. Порой отсутствие четких понятий о нравственности. Творчество и воображение были перечеркнуты материальными обстоятельствами.
Ближний круг
Этапы моего взросления связаны с переездами на разные квартиры. Сначала жили на улице Красноармейской в деревянном доме. Иногда во двор приезжали ассенизаторы. Смотреть, как они чистят выгребную яму туалета было очень интересно. Потом мы бежали за громыхающей по ухабом телегой, на которой стоял грязный бак, с расплескивающимся содержимым и кричали: «Говночист, говночист!»
В этом доме умер мой старший братик Сашенька, а официально Сетнер. Зачатый на строительстве дороги Котлас-Воркута он был болезненным и долго не прожил. После похорон отцу приснился кошмар. Оказывается, в доме осталась ткань после обивки гробика. Родители сходили на кладбище и прикопали ее.
Я помню долгие солнечные дни и вечера в этом доме с большими окнами. Мне нравилось смотреть как по ночам, когда по улице изредка проезжает машина, по стенам ползут пятна света.
Примерно в те времена я познакомился с некоторыми чувашскими поэтами и писателями, например с Валентином Урдашом. Это был зловещего вида человек, израненный ветеран войны. Мне он запомнился тем, что показывал особый походный складной нож. Он у него хранился в специальном чехле и крепился на ремне. На том ноже были разные лезвия, вилка и ложка, а так же конечно штопор.
Другой писатель, Альберт Канаш жил в Мар.-Посаде. Он был инвалид и передвигался по городу и окрестностям на машине инвалидке. Автомобилей в те времена было очень мало и эта мотокаляска с раскладывающимся верхом (точно такая, как в фильме «Операция Ы») была предметом завести и вызывала уважение. По крайней мере, у меня. Однажды я очень просил покатать меня в этой коляске, и, вроде бы, добро было получено, но потом отчего-то меня не покатали. Разочарование было огромным, слезы и обиды надолго.
Люди, родившиеся вскоре после Октябрьской революции в начале двадцатых, поколение Валентина Урдаша и Альберта Канаша – это говоря обобщенно, «беспризорники и тимуровцы». Сначала - яростные комсомольцы тридцатых, затем солдаты, принявшие на себя всю тяжесть Великой Отечественной.
Воспитанные в безбожии, они делали своей религией все что угодно. Богом же их стал товарищ Сталина. Потом это назвали «культом личности», выражение затерлось, стало штампом, и из него выветрился сокральный смысл слова «культ». Дошло до того, что люди сделали чем-то вроде религии сам атеизм.
У них были какие-то интуитивные способности, научное любопытство. Писатели, артисты из этого поколения частенько признавались: мне это приснилось. Так их и вело по жизни от озарения к озарению.
Иногда они казались беспомощны, но, если было нужно - умели вытащить себя словно за волосы из болота. И они обладали силой освободиться от духовных влияний прошлого, им досталась судьбой внутренняя борьба ради преодоления вульгарного материализма, поиски более высокого духовного состояния.
У людей этого поколения был большой творческий потенциал в искусстве, музыке, литературе. Они, сами полные энтузиазма, и вдохновляли других. Из множества разных стилей они синтезировали нечто новое. Работая, созидая, люди тогда не думали о похвалах. Пусть при жизни их работа не находила достойной оценки, признание наступило много позже.
Впрочем, некоторым повезло, и они были оценены должным образом при жизни. Особенно это касается людей искусства. Ведь они обладали ярким, живым воображением. У многих из них проявилась любовь к мелодии, цвету, к модным тенденциям, к драматургии. Это поколение оказало огромное влияние на кино и других виды искусства. Достаточно вспомнить такие имена как Ингмар Бергман, Александр Галич, Михаил Глузский, Александр Солженицын, Джером Селенджер, Федерико Филини. Да и Мерилин Монро можно отнести к этому же поколению.
Что же касается простых зрителей, то у подавляющего большинства людей этой возрастной группы были фантастические, наивные, детские представления об артистах, кумирах. Это сейчас у слова «кумир» появился иронический оттенок. Тогда его совсем не было. Желание «сотворять кумиров» может приводить к разочарованиям. То же самое в любви. С годами "розовые" представления о семейной жизни не выдерживают столкновения с реальностью. Именно у людей этого поколения началось пристрастие к успокоительным средствам. Впрочем, на просторах нашей необъятной родины в основном было не до этого.
У нас строили водохранилища и каналы: Волго-Донский, Беломоро-Балтийский, Амударьинский. В производстве продуктов питания произошли революционные изменения, переворот в сельской промышленности, появились химические удобрения, средства борьбы с сельскохозяйственными вредителями. Появился своего рода революционный консерватизм, бывает и такое. Нетерпимость.
Это были люди с сильно развитым чувством дома и Родины, с обостренной чувствительностью. Они были глубоко привязаны к семье. Держались за то, что хорошо знали. Они-то как раз были недоверчивы к другим культурам, это уже пугало. Поэтому расовые и национальные предубеждения среди них - дело довольно обычное. Конечно, теоретически существовала установка, что "все люди братья". И это не подвергалось сомнению открыто и официально. Но большинство - предпочитало как-то держаться от «братьев» на расстоянии.
Это поколение суровых людей, особенно это касалось мужчин. Им тоже хотелось любви и понимания, но говорить об этом им было трудно. Такое получили они воспитания, такими они выросли и сформировались. У них, безусловно, была потребность в единомышленниках, и они испытываете чувство близости к членам семьи и старым друзьям. Но как-то показывать это они не умели.
Тогда распространились массовые движения и всякого рода группы, объединенных общностью интересов, они-то поддерживали, может быть, некую подсознательную потребность в общении и поддержке. У них часто недоставало убежденности и смелости думать и действовать независимо и рационально. К сожалению, люди этой возрастной группы легко подвергались влиянию не всегда разумного общественного мнения.
Люди того не столь уж далекого поколения, на самом деле, были и эмоциональны, и мягкосердечны. Они жертвовали многим, чтобы помочь своим детям или членам семьи, тогда как люди, принадлежащие к другим поколениям порой, не проявляют желания отдавать. Мягкость и забота о благосостоянии других могла подтолкнуть людей того поколения на пожертвования голодающим, на заботу о беспризорных, на помощь нуждающимся. У них были заботливые сердца и щедрые руки. Однако, многое из того, что они делали для людей, с которыми сталкивала их жизнь, не ценилось или даже оставалось незамеченным, так как делалось это с суровой маской на лице...
Летом мы ходили на огород, отгороженный плетнем участок почти на самом берегу Волги, неподалеку от устья небольшой речки. Помню, мой маленький брат крутился возле родителей сажавших картошку, а потом я его вдруг увидел у речки. Он был по пояс в вязкой глине. «Женька тонет!» - закричал, кажется, я. Отец побежал и кое-как вытянул его, сам перемазавшись. Братик просто хотел поиграть с водой, но до нее было не добраться. Жили мы в это время уже в деревянном доме на улице Пролетарской.
Там у нас в гостях бывал Савватий Михайлов – чуть ли не единственный из знакомых мне чувашских поэтов и писателей похожий на нормального человека. Он был моложе остальных, высокий темноволосый, кудрявый и красивый. Савватий помогал мне точить карандаши и запомнился мне своими белыми ногтями. У меня-то самого ноготки были черные, с «траурным» ободком от вечной грязи. Послевоенное поколение, опять же, в чем-то похоже на старших, такие же крайние индивидуалисты, но в них появилось уже и что-то иное.
У них, например, совсем не ортодоксальные взгляды на домашнее хозяйство и семейную жизнь, стремление к независимости от строгого авторитета родителей. Эти люди в чем-то стали напоминать поколение семидесятников века ХIХ-го, с которых мы начали этот разговор о сходствах и различиях поколений...
Однако, то да не то! Жизнь то стала другая, значительно менее патриархальная. Они тоже, покидая родной дом, оставляют за собой свободным обратный путь. Им свойственна неожиданная смена настроений, большое самомнение и обидчивость. Их дом - место сбора друзей, для того, чтобы послушать первые, бобинные магнитофоны, потанцевать твист. Они заинтересованы коммунами или другими нетрадиционными общежитиями. Это они самые первые хиппи.
У них сильная потребность в свободе от семейных уз и от всего прошлого груза поколений. Люди эти считают, что личные отношения - их слишком ограничивают. Они склонны считать себя чуждыми, далекими от семейных забот и с большим трудом устанавливают длительные личные отношения. В данной группе высок процент разводов. Однако, эти люди и эмоциональны, и способны к проявлению чувств. Иногда они болезненно переживают свою неспособность к семейному счастью. Личная свобода от тех, с кем сталкивает их жизнь, и в то же самое время близость с ними - вот идеал, которого они желали бы более всего.
Потом мы с Пролетарской переехали на улицу Ломоносова. В нашем маленьком городке было довольно мало пролетариата, все они работали на заводе "Проммеханизация", которую по-старинке называли «судоверфь» и в «Сельхозтехнике». А Михайло Ломоносов вообще к нашему городку ни малейшего отношения не имел. И пролетариат и Ломоносов - были просто символами созидания, как я теперь понимаю.
На улице Ломоносова, или «на Коновалове», как называли этот район местные, мы поселились в однокомнатной квартирке. Здесь я осознал, что мой папка – человек пьющий. Мама работала посменно в швейном цеху и во вторую смену возвращалась поздно. Отец всегда ее дожидался, а пока она не пришла – играл со мной в одни и те же игры. Например, в такую, он надевал длинное пальто, ставил меня на свои ноги, пряча под пальто, и мы ходили по квартире, и я должен был отгадать, где мы находимся. Еще мы рисовали. Делал он это совсем неплохо, рука у него была уверенная.
Потом приходила мама, и они до полуночи беседовали. Причем иногда отец на что-нибудь сердился и начинал скандалить, что-то доказывать. Когда я стал постарше, эти его пьяные вечера сделались небезопасны. Мать уходила на улицу, к соседям, пару раз и я тоже уходил в ночь. Потом он успокаивался.
Взросление
Для детских учреждений я оказался не приспособлен. А брат - вполне там освоился. После яслей его определили в садик. Он был там как рыба в воде. Я ему завидовал, потому что повторяю, сам ни в какой сад не ходил. Когда мне было лет шесть, я его начал забирать из сада по вечерам. Уже тогда был я очень ответственный, и если мама мне поручала это сделать, то очень старался. Помню однажды зимой, на саночках перевозил братика через овраг, который делит наш город на две части. Съехать вниз – было очень весело, а подняться наверх - оказалось для нас двоих - совершенно непосильной задачей.
Он сидел как чурбачок, ничего не понимая и никак не реагируя: вези меня и все! А я карабкался и карабкался вверх по заледенелому склону, тянул за веревку санки с непосильным мне грузом, но у меня ничего не получалось. Это продолжалось довольно долго. Никого не было, кто бы мог помочь мне.
Наконец пришла мама, это было спасение. Она помогла затащить санки в гору и поругала меня за то, что я пошел этой, неудобной дорогой. Была еще другая, более пологая, но по ней ездили редкие машины, я по ней никогда не ходил.
Когда ему было лет около восьми-девяти, он однажды пришел домой с огромной шишкой на лбу. Размером с рог. Я ужаснулся. Оказывается, его толкнул в нашем же подъезде мальчишка по кличке «Гитлер», так его дразнили. Ну и брат его так назвал, а тот его толкнул. Мать этого мальчишки (а фамилия их была Ефремовы) привела сына к нам. Извинялась, оправдывалась. Она боялась, что наша мама заявит в милицию. Но она никуда не заявила, не желая заводить врагов. Умная, но бесхитростна, она не всегда преуспевала в жизни, беспомощная против лицемерия, запутывалась в человеческих отношениях в попытках соответствовать. Мама верила в то, что ей говорят. Сама она говорила в обществе редко, но если на это решалась, то уж высказывала все разом, и ничто не могло остановить потока ее красноречия...
Хотя если у тебя много друзей, то и врагов должно быть изрядно, но этот обидчик брата - не стал его врагом. Они остались приятелями.
Впрочем, вскорости, брата самого поставили на учет в «Детскую комнату милиции». Сие конечно ухудшило мнение о нем взрослых, но в подростковом мирке это было нормально, даже необходимо. Мальчишки этим гордились. Он совершал глупые поступки, бывал агрессивен, но вообще он чаще обходился хитростью.
Родственники
Наконец нам дали другую, двухкомнатную квартиру на улице Котовского. На новоселье приехали родственники, дедушка Михаил, оказавшийся к тому моменту ниже меня тринадцатилетнего ростом. Он здорово набрался, и мне поручили вести его спать. Он что-то говорил, я не понял сначала что, потом сообразил. Он приговаривал: «Эб хозя», я не понимал, что это потом догадался: «Я хозяин!»
Он жил в деревне Карабаши в маленьком доме с одним окошком. Мы туда иногда заезжали к нему, а так же к младшему брату отца Вячеславу, или дяде Вече. Он был похож на отца, только красивее его. Был очень добродушным, правильно говорил, но в подпитии становился страшным и начинал что-то нечленораздельное мычать.
Поскольку дед Михаил бросил бабушку Татьяну, и, мама рассказывала, что отец это долго не мог ему забыть, выпив самогонки по молодости, частенько ходил с ним драться. Но потом простил. Бабушка моя жила у дочери тети Вали на другом, левом берегу Волги в деревне под названием Чувашотары. Судя по названию, это некогда были чувашские пастбища, а потом и люди туда переселились, чтобы жить вместе со скотом.
Однажды племянница отца и моя двоюродная сестра Галя, дочь тети Вали рассказала мне историю происшедшую в Карабашах. В 1973 году в одной из изб произошло событие, сильно всколыхнувшее всю округу. В подвале одного из домов поселилось Нечто. Его никто не видел, но многие испытали на себе магнетическое влияние «домового» или "лешего", как его здесь называют, Шурале.
Когда существо поняло, что попало в центр внимания и его не оставят в покое, оно исчезло. Восьми - десятилетние мальчишки обследовал тот подвал с фонариком - уже после того как там побывали милиционеры с комитетчиками - и увидели крупные следы когтистых лап, загребавших землю - этой землей Оно отгоняло от себя назойливых людей.
Впрочем, я очень отвлекся. В этой главе мне хотелось рассказать о том, что я, наконец, увидел, как отец работает творчески. Прежде мне этого наблюдать не доводилось. Отец работал, как и все люди, на работе, а дома - отдыхал или занимался другими, домашними делами. А тут у него появился свой уголок, и он частенько стал там уединяться и что-то писать, сочинять, систематизировать.
Так благодаря этому импровизированному кабинету и появились какие-то книжки. А кабинет появился благодаря, во-первых, советской власти, а, во-вторых, его жене, Надежде, моей маме, которая неустанно шла к вышестоящему начальству и слезно просила. Ей и давали.
Брат
Мы частенько ездили в деревню Карабаши, и в Чувашотары: в гости, на всевозможные свадьбы и просто праздники. Как-то раз мы приехали в Карабаши на нескольких лодках, и все пошли в деревню, а детей предполагалось оставить на берегу у лодок.
Отец отчего-то не пошел в родную деревню пить самогон, а предпочел остаться на берегу с детьми. Это было в высшей степени странно. Но потом, оказалось, что мой бестолковый четырехлетний братик, опять играл на лодке, ловил водомерок и свалился в воду. Если бы рядом не было отца, он неминуемо бы утоп. У отца была от рождения сильно развита интуиция. Сельский житель, родившись и живя на природе (а не в Бетонных джунглях, как автор этих строк, последние 30 лет своей жизни) он чувствовал природу ее дыхание, ее биоритмы.
С братом частенько что-то приключалось. По моей вине как-то раз он попал под качели. Мы гуляли с ним в городском парке неподалеку от редакции. Какой-то другой неизвестный мне папаша катал на железных качелях своего отпрыска. Братишка хотел что-то поднять с земли, какое-то стеклышко, потянулся под качели и - получил острым железным сиденьем по голове! Потекла кровь. Увидев это, неизвестный мужчина схватил своего ребенка за руку и быстро ушел. Я не знал, что делать, кровь просто хлестала. Через секунду братик был весь перепачкан в крови. Делать было нечего, я повел его в больницу. Но мы прошли только половину пути, кровотечение прекратилось. Рана оказалась не опасной. Но мы все-таки дошли до больницы, его, кажется, перевязали, или просто помазали порез зеленкой. Уже не помню. Кто-то видел нас с ним идущих окровавленными по улице, рассказал маме, она прибежала домой.
А однажды зимой он долго не возвращался с катанья на санках. Пропал, а ведь вокруг нашего городка леса, в них волки, мама послала меня его искать. Я ходил по ночным заснеженным холмам, но никого не нашел. Спустя некоторое время, часам к одиннадцати, он пришел сам, оказывается, они просто увлеклись катанием с кем-то из мальчишек...
Житейские трудности
Я подрос, и, когда отец был в подпитии, пытался с ним конфликтовать. Успокоить его было практически невозможно. После стакана двух из него высвобождалась сдерживаемая в нормальном состоянии дурная энергия. Он успокаивался, только окончательно протрезвев. Он был местный «нацкадр», партийный и долгое время это как-то сходило с рук. Дело видимо ограничивалось выговорами с занесением и без.
Когда его уволили из редакции, он кое-как устроился в местный краеведческий музей. Тогда видимо как раз была компания организации краеведческих музеев? У него было соответствующее историко-филологическое образование. Его взяли старшим научным сотрудником. Мы с моими новыми друзьями из Мариинско-Посадского лесотехнического техникума, по-чувашски «Сентеррваринчи варман техникан техникуме» помогали переносить экспонаты из здания ДК в новое помещение - через дорогу.
Отец был человек, что называется, противоречивый. С одной стороны очень компанейский, с другой индивидуалист. Общительный, выдумщик, но если устанет, ему нужно было побыть одному, восстановить силы. Он редко на кого-то сердился, наверно часто и не понимал, если его обманывали.
Знакомые и друзья играли в его жизни большую роль, их становилось все больше, они помогали ему. Он и сам всегда готов прийти им на помощь. Его кабинет в редакции был местным штабом, туда шли все.
Он часто говорил мне в те времена, что должны быть дисциплина! Но сам. Скорее всего, не любил чувствовать себя чем-то связанным, дисциплину плохо переносил, хотя и способен потрудиться на совесть - для людей, которые его интересуют.
Вторым местом сбора в Мар.- Посаде стала гостиница «Волжанка», куда, после многих лет работы в швейном цеху, устроилась моя мама.
МПЛТ
Значит, в 1974 году я закончил 8 классов коноваловской школы. Нужно было выбирать: либо идти в 9-ый, либо в техникум, где платили стипендию, и это немаловажное обстоятельство сыграло свою роль. Я подал заявление на лесохозяйственное отделение. Большинство марпосадцев поступало на деревообрабатывающее, но я любил природу (и продолжаю ее любить), все детство читал книги биологов Альфреда Брема и Игоря Акимушкина, всю юность - Чарльза Дарвина, и поэтому поступил на лесохозяйственное. Сдал экзамены: математику с диктантом и поступил. Набрал «проходной бал», вряд ли сдал на все пятерки.
Сначала была линейка, первые встречи. Я познакомился с Геной Александровым, с Валерой Бариновым. Потом началась практика в деревообрабатывающем цеху. Там я сделал первую и единственную в своей жизни табуретку. Говорят, что в жизни надо построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Я бы добавил: сделать табурет.
Началась учеба. Мы ходили учиться через весь Мар. - Посад, от реки Волги, где было старое здание до нового здания техникума у самого Успенского сада. Примерно в это время я узнал, что этот сад был некогда кладбищем. Возможно, мне рассказал об этом кто-то из преподавателей. Когда учишься в старом, столетнем здании, невольно начинаешь задумываться об истории своего города.
В старом здании техникума на втором этаже висел большой плакат с текстом «Морального кодекса строителя коммунизма». На переменках я почитывал его, обнаруживая с удивлением, что ничего плохого там нет. Но даже от самой вкусной еды, если ею насильно пичкают, может начаться рвота.
Моя учеба в техникуме запомнилась мне еще и тем, что в те времена отцу исполнилось 45 лет. И вот в небольшом зале ДК уму устроили чествование. Вел мероприятие Геннадий Яковлев, произносили хорошие слова. И сидел в зале в первом ряду и пригласил ребят из моей техникумской группы, Генку Александрова, Валерку Баринова и других.
Учился я хорошо, мне даже назначили повышенную стипендию. Так что мамины надежды я отчасти оправдал. Потом началась практика. Мы валили деревья бензопилами «Дружба» и «Урал». «Дружба» работала лучше, а «Уралы» чаще ломались. Заключительная практика была у меня в Мар.-Посадском лесхозе. Я устроился работать лесником. Мой участок был на берегу Волги, примерно от Нерядова до Уракова. У меня была фуражка с кокардой и ружье без патронов.
Закончилась учеба. Мы нарисовали какой-то дипломный проект, получили распределение. Я решил поехать на Урал. Распределился в Закамское лесничество, техником лесоводом. Мы сажали сосны на вырубках. Жили по месяцам в лесу. Работа лесоводов, все равно, что жизнь леших, их не видно, не слышна. Лес тушить не доводилось. Сейчас, когда летом леса горели, народ с удивлением обнаружил, что лесников у нас больше нет. Их ликвидировали как класс. Ни сажать новые леса, ни спасать от пожара стало некому.
Отработать положенные два году у меня не получилось. Я страшно заскучал по дому и уволился. Вернулся домой, прилетев в буквальном смысле на крыльях. Самолет прибывал в аэропорт Чебоксары вечером. Я смог доехать на автобусе только до Новочебоксарска. Общественный транспорт после восьми вечера в те времена не ходил. Пришлось идти пешком, в надежде поймать попутку. Я доехал в грузовике с коровами до Шоршал, а потом долго шел через родной лес до дома.
Тут много говорилось о человеческих поколениях. Ну а какие мы? Оригинальность нашего поколения проявилась в изобретательности и практическом применении новых идей. Уж кто-кто, а они способны воплотить в жизнь свои чаяния.
Появились очень оригинальные, но при этом практические идеи в области здравоохранения, науки и техники. Космос, ЭВМ, транзисторы и многое, многое другое. Появились оригинальные методы в промышленности, технике, в социальных отношениях, в охране окружающей среды.
Пришлось упорно потрудиться над решением практических задач, чтобы добиться поставленных целей. У них особый талант в делах и неисчислимое богатство практических идей в организации труда.
Эти люди активно - используют свои знания и творческие способности в осуществлении конкретных реформ в образовании, и в других сходных областях общественной деятельности. Предлагаемые нововведения не носят радикального или необычного характера, и оказываются очень эффективными.
Люди этого поколения представляют собой любопытную смесь консерваторов, и беспокойных бунтарей. Такое впечатление, что в этой возрастной группе - нет ничего промежуточного, одни крайности. Консерваторы стремятся к торжеству строгих моральных принципов, хотят немедленно наказывать всякие проявления преступного поведения, всячески подчеркивают важность христианских ценностей в нашей жизни, в законах, во всех проявлениях личности. С другой стороны, бунтующие представители поколения - активно недовольны установленными порядками и заявляют об этом в грубой, резкой форме.
Их восприятие ритмов и вибраций нашего мира характеризует острота и драматизм. Духовность для них - состоит в познании и исследовании конкретных причин жизни и смерти.
Это в основном люди с очень сильной психической чувствительностью и хорошим воображением. Их влечет все неизведанное, сверхъестественное и необычное. У них сильно ощущение чего-то жуткого, странного и это ярко отражается в музыке, искусстве. У них популярны книги и фильмы, насыщенные тайнам и ужасами. Выше, по сравнению с другими, уровень наркомании, самоубийств и эмоциональных депрессий. Они обладают глубоким мистическим чувством, и для них - очень привлекательны восточные религии и медитация.
Сильная индивидуальность, стремящаяся реализовать себя в коллективе. Владение своими утонченными чувствами, которые обеспечивают широкий кругозор и изобретательность. Им свойственны подсознательные порывы, способность ясновидения, интерес к парапсихологии; упорство, скрытность, таинственность.
Им свойственно все: вспыльчивость и переоценка себя, самообман и разочарования в себе, раздражительность и переменчивость; любовь к сенсации и роскоши; поиск неких новых откровений; беспорядочность сексуальных отношений; злоупотребление алкоголем и наркотиками; способность инстинктивно чувствовать слабость других, но игнорирование своих слабостей; подверженность клевете, а также предательство и фанатизм.
Но при всем при том это поколение может как-то контролировать свои страсти и регулировать использование своей энергии, направляя ее в русло практического служения обществу.
Мы движимы необходимостью найти этический стандарт, ясно почувствовать, что истинно, а что ложно. В них присутствует подсознательное стремление искоренить все зло в мире и навести всюду совершенный порядок. Получается это плохо. Они испытывают отвращение ко всему безобразному, грязному, нелепому. Но как ни странно, их часто влечет как раз то, что безвкусно, и нередко возникает чувство безнадежности и отчаяния из-за того, как устроен мир. В них есть чувство, что они должны уничтожить зло в мире.
Эти внутренние конфликты формируют образ жизни. Большинство людей данной возрастной группы консервативны и совестливы, и только немногие являют собой противоположную крайность - им нравится быть странными, необычными в манерах и внешних проявлениях, даже неряшливыми, нелепыми. Середины между этими двумя крайностями нет. Но обычно бунтарский тип поведения проявляется в молодости, а потом постепенно исчезает, и в более старшие годы люди скорее консервативны.
Люди, условно говоря, моего поколения - нелегко идут на компромисс и склонны иметь строгие критерии относительно того, что правильно, а что нет. Они подвергают значительному пересмотру свое отношение к Добру и Злу.
У нас есть аналитические способности, критицизм, стремление докопаться до корней. Переосмысление своего разума. Перемены шли и идут до сих пор через социальное обустройство, привлекается внимание к безработице, меньшинствам, к личному и общественному здоровью. Это поколение реформаторов повседневной жизни. К нему, кстати, принадлежит и Президент Дмитрий Медведев.
Его первая книжка
Пока отец работал в музее, он выпустил книжечку со своими юношескими стихами. С тех пор примерно раз в два года у него выходило по книжке. «Сeнтeрв;рри ;;лкузe» (Источник счастья), «В;й;ран в;к;р тухать» (Не шали с огнем), «;;тк;н зул;м» (Гневное пламя), «Зеленеть дубравам», «С землею на ты», «Eсть на Волге завод»
Это были стихи, публицистика, краеведение, детские просветительские рассказы. Несколько книжек они выпустили вместе с бывшим работником редакции, а затем пожарным Веналием Савельевым, который участвовал в этом, в основном, как организатор, поскольку знал, что Республиканское управление пожарной охраны выпускает брошюры пропагандистского характера, разъясняющие как себя вести, чтобы предотвратить пожар.
В музее отцу было не очень комфортно. Через некоторое время он постарался опять вернуться в редакцию районной газеты. У него получилось. А в музей он пристроил работать меня. Я там проработал два года и меня призвали в армию.
Служба мною рассматривалась как мостик для поступления в ВУЗ. Учился то я плоховато. Но там все пошло не так как хотелось. Я попал в стройбат и решил сходить в самоволку. Все ходили, и я решил. Но мою самоволку быстро обнаружили.
Военные начальники действовали по схеме: сразу же отправили телеграмму домой. Отец примчался в Москву, где я служил. Он так торопился, что даже не надел нормальные ботинки, поехал в тех, в которых работал на огороде. К счастью в тот раз все обошлось. Я отсидел пять суток на гаубтвахте.
Когда брата забирали в армию, меня не было дома. Он служил в Германии. У него родился ребенок. Родители купили кроватку, хлопотали насчет квартиры. Удалось выхлопотать только комнату в старом доме.
Отслужив свои два года, я поступил в МГУ. Стал учиться. Пока учился, я все время работал художником. Зарабатывал 90 рублей в месяц. К тому же на каникулах я оформлял наглядной агитацией учреждения. В этом мне помогал отец. Он находил заказчиков. Один раз мы делали наглядную агитацию на ферме и два раза на хмельпункте.
Я приезжал домой на лето каждый год. Однажды произошла странная история. Я приехал на поезде в Чебоксары, потом сел на автобус до Новочебоксарска, чтобы не ждать прямого, потом сел на 108 номер до Мар. - Посада.
Проезжая мимо больницы я в темном окне больницы увидел печальное лицо отца, которое словно бы погружалось в темноту. Я вышел из автобуса, не дожидаясь конечной, и пошел назад к больнице. Действительно, отец был там. Мы поздоровались, и он очень удивился, когда узнал, что я разглядел его в маленьком окне из едущего автобуса.
В разлуке
После МГУ я распределился в Подмосковье, и стал работать так же, как отец в районной газете. Сначала я ездил на работу из студенческого общежития, пока жена доучивалась. Потом мы переехали в рабочее общежитие. Тесть с тещей купили нам мебель: мебельный шкаф, две кровати, две тумбочки прихожую и пуфик. Все это отправили с оказией на машине с прицепом, везущим в Москву кирпичи. Он переночевал у меня и поехал назад.
Брат мой работал сначала в районной Потребкооперации. Еще он играл на гитаре, по-прежнему любил находиться в центре внимания. Может быть, у него не все, и не всегда было в порядке на душе, он ведь в детстве ходил на танцы, бывали приключения, развлечения. Ничего этого у него теперь не было. Так ведь этого не было ни у кого, ни у одного из его друзей ровесников. И все они понимали: они повзрослели, хватит танцев. Может быть, у него оставались какие-то смутные желания, но это они казалось ему такими далекими. Мне ничего об этом не говорил, а я не спрашивал.
Чего еще нужно, он был всеобщий любимец, удачливый, щедрый, дарящий свое расположение людям. Ему жилось неплохо.
В холодильном деле у него все было нормально. Как ни странно он оказался неплохим мастером. У него все получалось как по волшебству. Не получалось только разбогатеть. И его организация стала потихоньку разваливаться. Возникали новые магазины, появлялись новые товары, новые холодильники, которые видимо вообще не ломались.
С помощью отца, которого в городке нашем, в общем, уважали, брат поступил в газовщики. Отец был городская «достопримечательность», как человек пьющий, частенько попадал в медицинский вытрезвитель. Но ему как местной знаменитости это прощалось.
На лето я с семьей всегда ехал к родителям, мои отец с матерью и тесть с тещей жили рядом. Так было и летом 1991 года. 19 августа мы опять поругались с моей молодой женушкой. Я хлопнул дверью, пришел из Шульгина, кажется прямо по берегу к отцу в редакцию. Оказалось что в районе особое положение объявлено. Какое-то ГКЧП в Москве. Что за ГКЧП?
Году в 92-м появились трудности с оплатой общежития. А потом меня и вовсе уволили с работы. Но в 1993 году я как обычно съездил на родину в отпуск. Мы с отцом решили подготовить статью. Он предложил мне тему: в одной чувашской деревне молодой мужчина строил на свои деньги сельскую школу. Мы поехали туда, долго искали этого человека. Помню, у меня сильно зудела спина, обожженная на солнце. Я ее полил холодной водой из колодца, и стало легче.
Для кого я это все пишу? В основном для тех, кто, кто родился в начале 80-х, кто начинает восхождение к своим вершинам, кто уже близок к ним. Этому поколению дано стремление к научно-техническому прогрессу, и они еще только мечтают преобразовывать мир. Они любят трансформации и готовы уже вскоре начать бороться за свои идеи.
У них - очень неожиданная страстная реакция. Разрыв и новая связь одновременно. Стихийная борьба за свою индивидуальность. Смелость, быстрота решений, они умеют оказать помощь в критических ситуациях. У них проявляется интенсивность чувств, есть вера в решительные действия, они не выносят бездеятельности. Возможны сильные взрывы гнева, желание перемен со свирепой решительностью, невзирая на разрушения.
У них уже сейчас много идей, талант в технических и научных изобретениях. Их интересуют оккультные знания о дальнейшей жизни после жизни и восприятие сверхфизических измерений.
Люди эти порывают со всеми обычаями и запретами, которые связаны со смертью, сексуальными отношениями и любыми другими личными, частными или просто затруднительными для иных вопросами. Поколение обладает еще меньшей скромностью в сексуальном плане, чем другие и нередко вступает в случайные половые отношения. Им нравится эмоциональная интенсивность. Среди них немало экстремистов и фанатиков.
Этому поколению присуще стремление следовать моде, держаться друг за друга и всю свою энергию направлять на партнера. Их привлекает красота отношений, но глубины им, пожалуй, не хватает. Быть может пока?
Это люди, в принципе заинтересованные в личных взаимоотношениях. Им свойственно стремление видеть людей связанными друг с другом и общающимися эффективно и гармонично. У них мало эгоизма - скорее готовность услышать мнение другого, пойти на компромисс и примирить разные точки зрения. Их потребность в мирных, гармоничных взаимоотношениях так сильна, что они склонны не замечать существующие различия, концентрируясь только на сходствах и пытаясь привести стороны к гармонии.
В этой возрастной группе силен интерес к психологии и социологии, высока осведомленность в сфере социальных систем. Возрастная группа так же экспериментирует с различными формами брака, семейных отношений и даже отношений в бизнесе, пытаясь обеспечить справедливые и эффективные связи между людьми. У них сильны интерес и уважение к другим культурам, и они хотят сохранить и приумножить культурное наследие разных этнических групп.
Их стремление к равенству и гармонии, возможно, когда-нибудь проявится в соглашениях контролю над вооружениями и международному сотрудничеству? Эта политика создаст, мы надеемся, более безопасную обстановку сотрудничества. Но и тут кто-то захочет извлечь выгоду из атмосферы всеобщего примирения и повернуть ситуацию в свою пользу.
Короче говоря, это поколение тех, кто глубоко заинтересован в других людях - это гуманисты. Они будут сражаться за гармонию, и экспериментировать с нею, создавая новые модели отношений между людьми на основе дружбы. Не залюбили бы только друг друга до смерти...
Послесловие
Заметка, которую я в результате написал, пролежала в «Комсомольской правде» почти целый год. И вот в следующем году 14 апреля она, наконец, вышла. Но в тот же день пришла телеграмма: «Приезжай срочно, отец умер». У меня не было денег съездить на похороны. Занял у одного коллеги, который и деликатно сообщил мне о случившемся.
Поехал на похороны. Увидел мать в черном платке. Привезли из больницы гроб с телом. Он простоял ночь в нашей квартире. Потом его повезли сначала в церковь, отпели. Потом на кладбище. Закопали. Умер отец, мы не были к этому готовы. Отец ушел от нас неожиданно, в апреле. Сердце. Но брату не составило труда похоронить его. А я в этом участвовал только своими слезами.
Когда я вернулся в Москву к семье, оказалось, что нам дали квартиру. Я подумал: неужели нужно было для этого умереть отцу? Я думал об этом непрерывно года три-четыре. Потом это все забылось, отодвинулось на второй план другими событиями.
После зловещего для меня 1994 году в Петра Важавата началась как бы новая жизнь после смерти. Он не был забыт. Люди помнили его стихи, сочиняли по ним песни.
Мне кажется, что так произошло оттого, что он ушел как бы на взлете. Он долго готовился, и вот у него что-то в жизни стало по-настоящему получаться. У него было множество планов и желание дожить до 90 лет. И при этом он как-то раз рассказал матери, что хочет, чтобы его похоронили непременно с музыкой.
Его друг Савельев стал хлопотать, чтобы одна из улиц в Карабашах была названа его именем. И добился своего. Жаль, не было в Карабашах такого человека, который догадался бы как-то сохранить его родной дом. Когда я там был в последний раз году в 2000 или в 2001-м, этот дом разбирали на дрова.
Я подписывал этим именем заметки в разных московских газетах: в «Мегаполисе», в «Правде», в которой мне тоже удалось немного поработать. В журнале «Столица».
Всего однажды, много лет спустя после смерти он мне приснился. Сон был очень хороший и приятный. Во сне отец вошел в дом, где я теперь живу с двумя какими-то сумками в руках. Вошел, встал в углу и хитро молча улыбался.
Юрий Енцов, 11 декабря 2010 года