Зазеркалье
1.
Чёрный перст небоскрёба пронзает туман, и туманом одет,
он дымится огнями, шатаясь под ветром, он пьян:
мановенье одно — и стеклянная башня падёт,
и просыплется в ночь, в гуттаперчево-сизый туман.
Слово тяжко падёт и пока долетит до земли,
обрастёт гулом фраз и утонет в сиренах машин,
эхо глухо клубится вдали, затуманенный лик
амальгамою чёрной мерцает, а воздух прошит
восклицаньями: “shit!”, и прохожий спешит
сквозь туман, толкотню, чтоб, как слово, окурок швырнув,
в зазеркалье скользнуть, вертанув карусельную дверь, —
он теряет линейность на миг, но осанку вернув,
на ходу отражает улыбку привратника и без потерь,
раздавая кивки, продолжает движение вверх,
и оттуда увидев снующих жуков-светляков, парой фар
прорезающих сизый, как облако, лес, бросит смех —
беспричинный короткий смешок, что взовьётся, как шар,
разорвётся, осколками брызнув, замрёт в пустоте,
и осколки лениво скрежещут в сознании, где
чёрный перст небоскреба дымится, туманом одет.
2.
Лос взгромоздил зазеркаленный лес,
Юрайзену любо глядеть на творенье,
что множит поступки, слова, даже тени
в тройной перспективе зеркальных чудес:
се – рай, где роятся улыбки и речи,
как пчёлы, постигшие знака значенье:
“движенье — добро, и добро — есть движенье”.
Венчая свершений размах человечий,
играет оркестр всемирных светил;
удачливо-трудолюбивым в награду
свисают с деревьев плодов мириады,
уже с ярлыками, на них толкованья
зла и добра мудрец начертил.
И не выносят здесь только молчанья.
3.
Затихнет свет, шуршанье шин, и тишина
сойдёт на мир, как в первый день, обстанет мрак,
и если ночь, не дай Господь, не даст им сна,
Юрайзен даст забвенья эликсир.
И будет спать мудрец или простак,
с улыбкой славной набираться сил
до электронных петухов, а в этот миг
бездомных кошек, призраков, собак
незримый дух опустится на мир.
4.
В лишенных света зеркалах застыла тьма —
иссяк светильник, и они стоят без сил:
безвидный хаос шевелится тихо в них,
пустой и древний, но доколе спит простак,
не страшен дух во тьме его ночей —
старательно с поверхностей пустых
Юрайзен все следы его сотрёт.
А дух стоит, незримый и ничей,
Раскрыв над ним объятья тихих крыл.
1992