Трепетание тайны на грани полуночи,
тайный трепет становится явным,
уплотняется, облекается плотью
звуков, образов, слов:
буйствуют разбуженные звуки,
солнца слов полыхают в ночи,
ты полон ими, полонен,
но усилием воли сгущаешь
их в кристаллы и звезды стихов,
так история мира
сгустилась в кристаллики тысячелетий
на срезах гор,
так в полонезе Шопена
сгущается полночь,
и творец, превращаясь из пленника времени
в посла полномочного вечности,
царит полногласно в ночи,
полновластно повелевает мгновеньем,
и вот сгусток смысла
расцветает в звезде творенья.
А утром с опаленными знаньем глазами,
выжженными и вывернутыми внутрь,
он пытается выбраться
с изнанки жизни
на лицевую дорогу
и вновь удивляется миру,
и вновь удивляет мир.