Из «Элегий»
Не все забыто и не все убито,
но как нам оторваться от магнита
подобья жизни и подобья быта?!
Душа, как мотылек, металась,
не отличая от светил
светильников. Ее слепил
люминисцентный свет. Осталась
смежившая уста усталость.
Существовал ты или жил?
На солнечных часах Любви
застыла стрелка. Где твои
иллюзии? Где обольщенья
запальчивого самомненья?
В сухой земле сухое семя.
Сгустились сумерки и тени
померкли. Отмеряют время
песочные часы Надежды.
Чуть слышен Веры робкий шепот,
пересыпается песок,
о лампу бьется мотылек…
Ты вдруг увидишь и поймешь,
что самая большая ложь –
убийственный житейский опыт:
чужие нацепив одежды,
царит на маскараде жизни,
распоряжается на тризне
и служит преданно отчизне,
блистая средь кривых зеркал.
Он – крошка Цахес, он украл
твой образ, облик, тело, душу.
Твой голос глуше, глуше, глуше.
Пересыпается песок.
Смежает крылья мотылек.