Friedrich Nietzsche.(1844-1900). Von der Armut des Reichsten.
Минуло десять лет,-
и ни капли мне,
ни ветра влажного, ни любви росинки
в этой стране без дождей.
Я обращаюсь к мудрости своей,
прошу не стать скупой в такую сушь:
- «Бей через край, струись сама росой
и будь дождём для пожелтевших кущей!»
Я призывал однажды облака
с вершин моих уйти, -
кричал я: - «Больше света, вы, мрачные!»
Сегодня завлекаю их назад:
«О, выменем своим тьму вкруг меня создайте!
Я вас хочу доить,
коровы высоты!»
И мудрость, как парное молоко, и сладкую росу любви
я над страною источаю.
Прочь, прочь личину мрачных истин,
с которой вы глядите сверху вниз!
Зреть не желаю на моих вершинах
я горькую, безудержную Правду.
Иную Правду, с позолотою улыбки,
приблизил я; в которой нету гнева,
пропитанную солнцем, загорелую
и спелую – я сам срываю с древа.
Сегодня я протягиваю руки,
моля о воле случая.
Пусть Случай – умён, но как ребёнок я надеюсь
его перехитрить иль провести.
Сегодня я хочу быть дружелюбным
и к недоброжелателям моим.
Судьбе втыкать колючки не хочу я :
ведь Заратустра – это вам не ёж!
Душа столь алчно,
вездесущим языком
все сладости и гадости лизала,
в глубинах всевозможных побывала,
но каждый раз, как пробку выносило
её с волнАми на поверхность вод.
Качаясь словно нефть над морем бурым,
та часть души меня счастливчиком зовёт.
Кто мне отец и мать?
Отец мой – принц Достаток,
а мать – Улыбка тихая. Они
меня в супружестве на свет произвели;
меня – загадочного зверя,
меня – стремящегося к свету,
меня, кто презирает мудрость Света,
Заратустру.
Сегодня болен от нежности,
ветер оттепели,
сидит Заратустра в ожидании, ждёт своей горы;
в собственном соку
ставший сладким и вареным ,
под своей вершиной,
под своими ледниками
усталый и блаженный
Создатель в свой седьмой день.
Тихо!
Правда шествует надо мной
облаку подобна,-
незримыми молниями поражает меня.
По широким унылым ступеням
проходит её Счастье ко мне:
прошу, прошу, милая Правда!
Тихо!
Моя правда уже здесь! –
из глаз неторопливых,
из-под бархатных ресниц
встречает меня её взгляд,
нежный, сердитый, девичий взгляд...
Причину счастья разгадывает моего,
разгадывает меня – ишь, что удумала!
Пурпурный караулит дракон
на дне её девичьего взгляда.
- Тихо! Моя Правда говорит! –
Горе тебе, Заратустра!
Ты похож на проглотившего
золота кусок,
которому предстоит живот раскроить!
Ты слишком богат,
ты – растлитель многих!
Многое ты совершаешь из зависти,
многое – совершаешь из бедности...
На меня твой свет бросает лишь тень,
он морозит меня: прочь, богатей!
Уходи, Заратустра с твоего Солнца!..
Ты хотел бы дарить, раздавать излишки,
но ты сам – самый лишний!
Будь умницей, богатей!
Дари лишь себя самого, Заратустра!
Десять лет прошло –
и ни капли тебе не досталось,
ни влажного ветра, ни любви росинки,
но кто должен тебя любить,
тебя, сверхбогатея?
Твоё счастье делает всё сухим, бедным на любовь –
- страну без дождей...
Никто не благодарит тебя.
Ты, однако, благодаришь каждого,
кто у тебя берёт:
так я распознаю тебя,
ты – сверхбогатей,
ты – самый бедный из всех богатых!
Ты приносишь в жертву себя, тебя мучит твоё богатство –
ты отдаёшь себя,
но не становишься лучше, ты не любишь себя:
великая мУка терзает тебя всечасно,
мУка переполненных амбаров, переполненного сердца –
но никто боле не благодарит тебя...
Ты должен стать бедней,
мудрый безумец,
если хочешь любимым быть!
Любят лишь страдающих,
дарят любовь лишь голодающему:
вначале раздари себя, о Заратустра!
- Я, твоя Правда...
Перевод с немецкого 27.10.11.
ЗАРАТУСТРА [Заратуштра, греческое — Зороастр] — полулегендарный реформатор иранской религии. Подлинные источники иранской религии — Авеста — в ее древнейшей части (гаты) рисуют нам З. как историческую личность, наделенную всеми человеческими страстями. В этих проповедях-песнях он громогласно бичует своих противников, сторонников старой арийской религии, обожествлявшей силы природы, называя их поименно; выступает против оргиастического культа хаома (см. «Авеста»). Лишь чужие (греческие) и свои позднейшие (поздне-авестские и пехлевийские) источники окутали эту живую личность нимбом легенд, отчасти уподобив его своим древним мудрецам или наделив его и его потомство сверхъестественными эсхатологическими атрибутами и заданиями. Современные научные данные (уточненный анализ яз. Авесты) позволяют в согласии с зороастрийской традицией утверждать, что родиной З. был северо-западный Иран; ареной, на к-рой он выступал, был повидимому северо-восток Ирана, т. е. та его часть, где с наибольшей рельефностью отразился контраст между оседлым и кочевым бытом. Можно думать, что деятельность З. была связана с изменением хозяйственных отношений на севере Ирана, с переходом от скотоводства к земледелию. Более или менее точное определение времени деятельности З. представляет затруднения. Во всяком случае его следует отнести к первой половине первого тысячелетия до нашей эры. Реформаторская деятельность З. отразилась в придании иранской религии того абстрактного характера, к-рый поражал еще классических писателей. Главные божества зороастрийского пантеона представляют собою олицетворение отвлеченных идей, лишенных плоти: Ахура Мадза (мудрый господин), Хшатра Вария (лучшее царство), Хоурватат (целость), Амертат (бессмертие), Ваху Мана (добрая мысль), Аша Вахишта (лучшая праведность), Спэнта Армати (святое смирение), Сраоша (послушание). Некоторые представители старого арийского пантеона, с к-рыми боролся З., поблекли и отнесены к демонам, к миру зла и мрака, с к-рыми дуалистическая зороастрийская религия предписывает упорную борьбу. Все же старые иранские культы не могли быть уничтожены совершенно, наиболее популярные
божества сохранились. Сохранилась прекрасная Ардви Сура, Анахита, сохранился Митра, бог солнечного света, и даже сам опьяняющий хаома не исчез из культа: приготовление и вкушение его составляют поныне у парсов центральную часть их литургии. Подлинным лит-ым наследием З. считаются упомянутые гаты.
Легенда о З. вдохновила на европейской почве немецкого писателя-философа Фр. Ницше. Как и легендарный герой Ирана, З. Ницше — в его произведении «Так говорил З.» (Also sprach Zarathustra) — реформатор и мудрец. Он объявил войну старой религии и морали. Девизу христианства: «люби ближнего» он противопоставляет свой лозунг: «люби дальнего». «Дальний» — сверхчеловек — будет презирать человека, подобно тому, как с презрением смотрит сейчас человек на обезьяну. Ницше создает свою новую аристократическую мораль, мораль сильных, ведущих ожесточенную борьбу с «моралью рабов», основанной на сострадании. Уравнительным демократическим тенденциям своего времени он противопоставляет гордое одиночество и безграничную свободу личности. Творец З., индивидуалист, имеет своего предшественника — философа Штирнера, автора «Единственного и его собственности», который в этом произведении объявил войну религии сострадания и идее равенства накануне революции 1848.
Эпоха общественного подъема естественно не могла явиться благодарной почвой для философии Штирнера, отталкивающейся от этой общественной жизни. Совершенно иной была социальная обстановка, когда появилась ницшеанская философия Заратустры. Крупный капитал сметает со своего пути все, что мешает его развитию, ликвидируется все патриархальное, традиционное, отстающее от его бешеного темпа. Заповеди христианской морали начинают звучать особенно фальшиво, когда сопоставляются с новой капиталистической действительностью. Одновременно образуются слои, не находящие себе в ней места, подавленные суровыми требованиями жизни, но презирающие свое бессилие. Представителем этих отброшенных историей групп и был Ф. Ницше. Он, как указывает Меринг, «на основании художественных реминисценций рисует себе „сверхлюдей“, „свободные, очень свободные умы“, „хороших европейцев“ — пышные прозвища, которые он производит тем более слепо, чем более инстинктом декадента он чувствует, что дело сводится к приукрашиванию весьма невзрачных фигур эпохи падения. Являясь субъективно безумием духа, продуктом отчаяния, эта так наз. философия представляет объективно прославление крупного капитализма».
Мотивы З. были разработаны в произведениях многих европейских художников, в их числе — Гауптман, отразивший идеалы сверхчеловека в «Потонувшем колоколе»,
Пшибышевский — в «Homo sapiens» (Комментарий из «Литературной Энциклопедии»
Т.4 1930г)
Von der Armut des Reichsten.
Zehn Jahre dahin -,
kein Tropfen erreichte mich,
kein feuchter Wind, kein Tau der Liebe
- ein regenloses Land...
Nun bitte ich meine Weisheit,
nicht geizig zu werden in dieser D;rre:
str;me selber ueber, traeufle selber Tau,
sei selber Regen der vergilbten Wildnis!
Einst hiess ich die Wolken
fortgehn von meinen Bergen, -
einst sprach ich »mehr Licht, ihr Dunklen!«
Heut locke ich sie, dass sie kommen:
macht Dunkel um mich mit euren Eutern!
- ich will euch melken,
ihr Kuehe der Hoehe!
Milchwarme Weisheit, suessen Tau der Liebe
stroeme ich ueber das Land.
Fort, fort, ihr Wahrheiten,
die ihr duester blickt!
Nicht will ich auf meinen Bergen
herbe ungeduldige Wahrheiten sehn.
Vom Laecheln vergueldet
nahe mir heut die Wahrheit,
von der Sonne gesuesst, von der Liebe gebraeunt, -
eine reife Wahrheit breche ich allein vom Baum.
Heut strecke ich die Hand aus
nach den Locken des Zufalls,
klug genug, den Zufall
einem Kinde gleich zu fuehren, zu ueberlisten.
Heut will ich gastfreundlich sein
gegen Unwillkommnes,
gegen das Schicksal selbst will ich nicht stachlicht sein,
- Zarathustra ist kein Igel.
Meine Seele,
unersaettlich mit ihrer Zunge,
an alle guten und schlimmen Dinge hat sie schon geleckt,
in jede Tiefe tauchte sie hinab.
Aber immer gleich dem Korke,
immer schwimmt sie wieder obenauf,
sie gaukelt wie Oel ueber braune Meere:
dieser Seele halber heisst man mich den Gluecklichen.
Wer sind mir Vater und Mutter?
Ist nicht mir Vater Prinz Ueberfluss
und Mutter das stille Lachen?
Erzeugte nicht dieser beiden Ehebund
mich Raetseltier,
mich Lichtunhold,
mich Verschwender aller Weisheit, Zarathustra?
Krank heute vor Zaertlichkeit,
ein Tauwind,
sitzt Zarathustra wartend, wartend auf seinen Bergen, -
im eignen Safte
suess geworden und gekocht,
unterhalb seines Gipfels,
unterhalb seines Eises,
muede und selig,
ein Schaffender an seinem, siebenten Tag.
- Still!
Eine Wahrheit wandelt ueber mir
einer Wolke gleich, -
mit unsichtbaren Blitzen trifft sie mich.
Auf breiten langsamen Treppen
steigt ihr Glueck zu mir:
komm, komm, geliebte Wahrheit!
- Still!
Meine Wahrheit ists! -
Aus zoegernden Augen,
aus samtenen Schaudern
trifft mich ihr Blick,
lieblich, boes, ein Maedchenblick...
Sie erriet meines Glueckes Grund,
sie erriet mich - ha! was sinnt sie aus? -
Purpurn lauert ein Drache
im Abgrunde ihres Maedchenblicks.
- Still! Meine Wahrheit redet ! -
Wehe dir, Zarathustra!
Du siehst aus, wie einer,
der Gold verschluckt hat:
man wird dir noch den Bauch aufschlitzen!...
Zu reich bist du,
du Verderber vieler!
Zu viele machst du neidisch,
zu viele machst du arm...
Mir selber wirft dein Licht Schatten -,
es froestelt mich: geh weg, du Reicher,
geh, Zarathustra, weg aus deiner Sonne!...
Du moechtest schenken, wegschenken deinen Ueberfluss,
aber du selber bist der Ueberfluessigste!
Sei klug, du Reicher!
Verschenke dich selber erst, o Zarathustra!
Zehn Jahre dahin -,
und kein Tropfen erreichte dich?
kein feuchter Wind? kein Tau der Liebe?
Aber wer sollte dich auch lieben,
du Ueberreicher?
Dein Glueck macht rings trocken,
macht arm an Liebe
- ein regenloses Land...
Niemand dankt dir mehr.
Du aber dankst jedem,
der von dir nimmt:
daran erkenne ich dich,
du Ueberreicher,
du Aermster aller Reichen!
Du opferst dich, dich quaelt dein Reichtum -,
du gibst dich ab,
du schonst dich nicht, du liebst dich nicht:
die grosse Qual zwingt dich allezeit,
die Qual uebervoller Scheuern, uebervollen Herzens -
aber niemand dankt dir mehr...
Du musst aermer werden,
weiser Unweiser!
willst du geliebt sein.
Man liebt nur die Leidenden,
man gibt Liebe nur dem Hungernden:
verschenke dich selbst erst, o Zarathustra!
- Ich bin deine Wahrheit...
Friedrich Nietzsche.