Гёте «Странника ночная песнь».
;ber allen Gipfeln
Ist Ruh,
In allen Wipfeln
Sp;rest du.
Kaum einen Hauch .
Die V;glein schwiegen im Walde
Warte nur, balde
Ruhest du auch.
Над всеми вершинами
покой.
Во всех верхушках (деревьев)
ощутишь ты
едва ли дуновение.
Птички смолкли в лесу.
Подожди только: скоро
Отдохнёшь ты тоже.
В. Брюсов
На всех вершинах
Покой:
В листве, в долинах
Ни одной
не дрогнет черты,
Птицы спят в молчании бора
Подожди только: скоро
Уснешь и ты. И. Анненский
Над высотою горной
Тишь…
В листве уж черной
Не ощутишь
Ни дуновенья
В чаще затих полет...
О, подожди!.. Мгновенье –
Тишь и тебя … возьмет. М. Лермонтов
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы …
Подожди немного
Отдохнешь и ты!
Мой перевод
Гёте «Ночная песня странника»
Тихо. На вершинах
Царствует покой,
Спят леса в долинах,
Онемев листвой.
Петь у птиц нет силы -
Время отдыхать.
Потерпи, мой милый,
Скоро ляжешь спать.
Мои переводы Генриха Гейне
Генрих Гейне
Лорелея
Что стало со мною, не знаю,
Покоя печалью лишён,
Услышав не забываю
Преданье прошедших времён:
Прохладно, ночь сумрак сгущает,
Над Рейном туманы летят,
Вершины на скалах сверкают,
В снегах, отражая закат.
С них в бездну летят водопады,
Над бездною ведьма сидит,
На ней золотые наряды
И золотом волос горит.
Лучами заката, как гребнем,
Расчешет и песню поёт,
Забвенье проклятием древним
Мелодия людям несёт.
Гребец на ладье обветшалой
Той песнею заворожён,
Стремнина бросает на скалы,
Но с ведьмы не сводит глаз он.
Я знаю, помочь не умея,
Утонут и чёлн, и пловец,
Всем, песней своей Лорелея,
Печальный готовит конец.
Александр Блок в своем переводе стремился достичь максимальной ритмической близости к немецкому тексту. Каждая строка его перевода в точности равна соответствующей строке оригинала.
Не знаю, что значит такое,
Что скорбью я смущён;
Давно не даёт покою
Мне сказка старых времён.
Прохладой сумерки веют,
И Рейна тих простор;
В вечерних лучах алеют
Вершины дальних гор.
Над страшной высотою
Девушка дивной красы
Одеждой горит золотою,
Играет златом косы.
Золотым убирает гребнем
И песню поёт она:
В её чудесном пеньи
Тревога затаена.
Пловца на лодочке малой
Дикой тоской полонит;
Забывая подводные скалы,
Он только наверх глядит.
Пловец и лодочка, знаю,
Погибнут среди зыбей;
И всякий так погибает
От песен Лорелей.
перевод Самуила Маршака:
Не знаю, о чём я тоскую.
Покоя душе моей нет.
Забыть ни на миг не могу я
Преданье далёких лет.
Дохнуло прохладой, темнеет.
Струится река в тишине.
Вершина горы пламенеет
Над Рейном в закатном огне.
Девушка в светлом наряде
Сидит над обрывом крутым,
И блещут, как золото, пряди
Под гребнем её золотым.
Проводит по золоту гребнем
И песню поёт она.
И власти и силы волшебной
Зовущая песня полна.
Пловец в челноке беззащитном
С тоскою глядит в вышину.
Несётся он к скалам гранитным,
Но видит её одну.
А скалы кругом всё отвесней,
А волны- круче и злей.
И верно погубит песней
Пловца и челнок Лорелей.
Блок в точности следует за автором. Маршак допускает вольности, особенно последнем четверостишии. Но в обоих переводах не ясно почему такое тягостное впечатление произвела на героя старая сказка. У русского сказка не вызывает ассоциаций с чем то ужасным. У нас и Баба Яга сначала накормит, напоит, потом спрашивает. Поэтому я перевёл «Ein M;rchen aus alten Zeiten», как предание прошлых времён . Пр, пр, вр звучанием подводят черту под предисловием, подготавливают читателя к чтению предания. Фразу «Die sch;nste Jungfrau sitzet» перевёл - над бездною ведьма сидит. Думаю Jungfrau не просто юная женщина, девушка. В этом бы не было бы ничего страшного, волнующего, для европейца. Ведьма другое дело. Ведьмы внушали ужас, их жгли на кострах инквизиции. Чтобы усилить впечатление, объяснить, поведение гребца «Gewaltige Melodei» перевожу:
Забвенье проклятием древним
Мелодия людям несёт.
Забвение причина печального конца лодок и их хозяев.
Я пришёл к выводу, что при переводе нужно учитывать и особенности нашего менталитета, наш фольклор. Не нужно бояться несущественных преувеличений, усиления акцентов для того, чтобы добиться адекватности ощущений читателей, читающих на разных языках. Для этого перевод должен быть самостоятельным произведением по художественным достоинствам, как минимум, не уступающим оригиналу. Учитывая магию великого имени, создающего у читателя повышенные ожидания, превосходить его. Поэтому, считаю художественный перевод делом более трудным и ответственным, чем оригинальное творчество. Приходится нести ответственность и перед читателем, и перед автором. Удалась ли мне поставленная задача, судить читателям.
Гренадёры
Во Францию два гренадёра
Плелись из России домой,
Услышав в пути разговоры
Поникли они головой.
Империи слава забыта,
Не видно победных знамён,
Отважное войско разбито,
А сам император пленён.
Сломили печальные вести.
Прощаясь, один говорит:
Домой не вернуться нам вместе,
Жгут раны и сердце болит.
Хотел умереть бы с тобою,
Ему отвечает другой,
Но дома детишки с женою
Погибнут, случись, что со мной.
Пусть дети походят с сумою,
Не то себе ставлю в вину,
Меня убивает другое -
В плену император, в плену!
Клянись мне бессмертной душою:
Глаза после смерти закрыть,
Забрав моё тело с собою,
Во Франции похоронить.
На ленточке крест - за отвагу
На сердце положишь моё,
В одну руку острую шпагу,
В другую дашь это ружьё.
В могиле, я как в карауле,
Начну с нетерпением ждать,
Когда в диком пушечном гуле
Поднимется новая рать.
Услышав шаги над могилой,
И песню трубы боевой,
Я встану и с новою силой
Пойду с императором в бой.
Посольство
Седлай, раб, лошадь порезвей,
Скачи через поля,
Ни шпор, ни плети не жалей
До замка короля.
Проникнув в замок, не жалей
Ни хитрости, ни трат,
Узнай, какой из дочерей
Шьют свадебный наряд
Коль волос тёмный, не зевай,
Стрелой вези ответ,
А светлый, шаг не ускоряй -
С доставкой спешки нет.
Верёвку в лавке для меня
Купи у мастеров,
Вези, не торопя коня,
Вручи, не тратя слов.
4
Когда в твои глаза смотрю
Ни боль, ни горе не корю;
Целуя в губы, я - здоров
И без лекарств, и докторов.
Груди касаясь головой,
Объят я негой неземной;
Когда шепнёшь: Люблю, твоя,
Тогда рыдаю горько я.
сонет
Смеюсь над тупостью бараньих лиц,
Когда по глупости меня порочат слухом;
Смеюсь, когда стараются пронюхать
О здравых планах с хитростью лисиц.
Смеюсь над спесью глупых обезьян
В обличье судей мудрых, неподкупных;
Смеюсь, когда о замыслах преступных
Судить берётся либерал – баран.
Когда семь бед лишат меня утех,
Когда надежды будут в прах разбиты
И брошены судьбой толпе под ноги;
Когда увижу, подводя итоги,
Что сердце в клочья порвано, убито
Тогда, мне в самый раз, бывает смех.
Пролог
Жил рыцарь безмолвный, печальный, худой,
Белели запавшие щёки;
Дрожа от озноба, бродил, как больной,
Всегда и везде одинокий.
Когда он гулял по тропинкам лесным
Цветы и девицы смеялись над ним,
Но он не бросал им упрёки.
И дома он прятался в тёмных углах,
Смущался от пристальных взоров.
Там руки сложив, со слезами в глазах,
Молчал, избегал разговоров.
Ночами гремели, пугая людей,
Звук песен и музыка из-за дверей,
От шума трещали запоры.
Раз милая тайно к нему пробралась
В наряде из пены прибоя,
Фата вокруг гибкого тела вилась,
Казалась коса золотою.
Его охватила безумная страсть,
Отдав себя ласковым глазкам во власть,
В объятьях забыл всё былое.
Тут бледный мечтатель очнулся от грёз,
Любовь опалила, как пламя.
Впервые глупец стал свободным всерьёз,
Счастливыми смотрит глазами.
Она его дразнит, зовёт за собой,
Фатой белой пены, накрыв с головой,
К себе прижимает руками.
Очнулся в хрустальном дворце из воды,
Как в нём оказался, не знает.
От роскоши, блеска и чувства беды
Подругу сильней обнимает.
И чудо свершилось, о сладостный миг:
Русалка невеста, а рыцарь жених
Им ведьмы на цитрах играют.
Играют, поют и танцуют вокруг,
Меж ними детишки порхают
И рыцарь рад смерти, он входит в их круг,
Невесту к груди прижимает.
Тут гаснет, над ними сияющий свет,
Дом мрачен и пуст, только рыцарь - поэт,
В каморке судьбу проклинает.
Валтасар
Всё ближе полночь, время сна;
Над Вавилоном тишина.
Лишь во дворце огонь горит,
Там царь со свитою не спит.
Набит гостями тронный зал,
На пир созвал их Валтасар.
Бояре и царь за обильным столом
Пьют чашу за чашей с искристым вином.
Властитель глядит на пирующих слуг,
Но крики восторга не радуют слух.
Лицом стал красен, как пожар,
От выпитого Валтасар.
В трепет и ужас поверг гостей рык;
Хулит божество его грешный язык.
Всё больше наглея, проклятия слал -
В ответ ревел, ликуя, зал.
А царь не сдерживая нрав,
Кричал, к себе рабов позвав:
Несите всю утварь, что нашим войскам
Досталась, когда они грабили храм.
Напьюсь из кубка золотого,
Что был взят в храме Иеговы.
И кубок священный, полный вином
Взят, в грешные руки, преступным царём.
Пьёт жадно, поспешно, вот чаша пуста,
Царь громко кричит с белой пеной у рта:
Где ты, Иегова? Я царь Вавилона!
Теперь твой алтарь стал подножием трона.
Замолкли крики, шум пропал,
Внезапно словно вымер зал.
Такого не было века!
Из белой стены появилась рука.
И пишет, и пишет на белой стене
И слово, за словом сгорают в огне.
На стену царь уставил взгляд,
И руки ослабли, и ноги дрожат.
Рабы онемели, в глазах страх и мука,
У многих молитвенно сложены руки.
Никто не смог понять вполне,
Смысл слов сгоревших на стене.
Во тьме царя настигла кара -
Рабы убили Валтасара.
СТРАДАНИЯ ЮНОСТИ
Сновидения
Сон распалил любовное томленье
Кудрявым локоном и зеленью ветвей,
И горечью со сладких губ речей,
И сумрачных мелодий грустным пеньем.
Поблекли сны, рассеялись виденья,
Под снегом лет любимые черты!
С тех давних пор остались те мечты,
Что в рифмах сохранило моё пенье.
Я жажду с ними нового свиданья,
О, песня, не останься сиротой!
Лети по свету за былой мечтой,
Ей призрачной, отдай моё дыханье.
2
Я видел странный, страшный сон
И страх, и радость нёс мне он.
С тех пор видений жуткий рой
Всегда витает предо мной.
Мне видится прекрасный сад,
Из юной зелени наряд,
Цветы смотрели на меня
Глазами рос, начала дня.
Там птицы щебетом с ветвей,
Мне пели о любви своей;
А солнце с синей высоты
Купало в золоте цветы.
Благоухал весенний сад,
За ветром реял аромат.
Сад пел, смеялся и сверкал
К себе, радушьем, привлекал.
Среди цветов играл струёй
Источник с чистою водой;
Там дева, краше нет её,
Стирала белое бельё.
Сладка улыбка, ласков взгляд
Обнять блондинку был бы рад,
Но я сомненьем был смущён:
Красавица толь явь, толь сон.
Она, стирая, струям вод
Чуть слышно песенку поёт:
Струись, струись мой ручеёк,
Чтобы наряд был чистым в срок.
Я подхожу к ней в тишине,
Шепчу: Скажи, красотка, мне,
К чему усердие твоё,
Кому стираешь ты бельё?
В ответ сверкнул девичий взгляд,
Шепнула тихо: Твой наряд,
Его оденешь в смертный час,
Сказала и исчезла с глаз.
Я прочь бегу от колдовства,
Всё гуще на ветвях листва,
Смеркается, темнеет лес,
Я жду и жду сигнал с небес.
Вдруг слышу в чаще дальний стук,
Как будто кто - то рубит сук,
Иду на звук, спешу найти,
Вдруг дуб встречаю на пути.
Вершиной и ветвями дуб -
Тянулся вверх, как дым из труб,
Касаясь голубых небес,
Касался чудом из чудес.
С ним рядом девушка стоит,
Меня пугает её вид,
Она дуб рубит топором,
Разносит эхо звон и гром.
Я, потеряв ударам счёт,
Услышал, что она поёт:
Сверкай руби, руби сверкай
Быстрей шкаф делать помогай.
Я, к ней приблизившись, сказал:
Тебя я, кажется, узнал,
Но даже, если я не прав,
Скажи, кому готовишь шкаф?
Она, не медля, мне в ответ:
Скажу мой прыткий, тайны нет.
Сегодня, этот дуб рубя,
Я гроб готовлю для тебя.
Дав шёпотом такой ответ,
Исчезла, вижу - девы нет,
Она растаяла, как дым,
От этих слов я стал седым.
Но снова мрачный лес кругом,
Блуждаю в круге роковом;
Вновь вижу деву вдалеке
С тяжёлым заступом в руке.
Девица заступ свой берёт,
Копает яму и поёт:
«Моя лопата широка,
Пусть будет яма глубока.
Я к ней иду, смотрю в упор,
И затеваю разговор:
Я вижу яму, но кому
Её копаешь не пойму.
В ответ на ухо говорит:
Не зря твоя душа болит,
Поверь на слово мне, чудак,
Тебя здесь ждёт могильный мрак.
На дно могилы посмотрел
И дикий страх мной овладел;
По телу трепет пробежал,
Я на ногах не устоял.
Могилы колдовская власть
Меня заставила упасть,
Когда достиг сырого дна,
Очнулся мигом ото сна.
7
Ты платой доволен, тогда чего ждёшь?
Мы связаны кровью, зачем душу рвёшь?
Приблизилась полночь, в квартире уют,
Нет только невесты, её гости ждут.
Над кладбищем лёгкий летит ветерок,
Не видел невесту, порхая, дружок?
Тут зубы оскалив, скелетов чреда
Подходит ко мне и кивает: О, да!
Какие известья привёз для меня
Ты, чёрный посланник в плаще из огня?
Мои господа сообщить вам хотят,
Что следом в драконьей упряжке летят.
Чего ты желаешь, весь серый, как мышь?
Магистр давно мёртвый, чего здесь стоишь?
Он молча скосил на меня грустный взгляд,
Тряхнул головой и поплёлся назад.
Зачем с диким воем пёс машет хвостом?
Зачем чёрный кот, из глаз брызжет огнём?
Зачем ведьмы с воем пустились в полёт?
Зачем моя нянька мне песню поёт?
Иди с колыбельною, няня, домой,
Сегодня невеста мне станет женой,
На свадьбе бай – бай прозвучат невпопад,
Галантные гости на праздник спешат.
Как бравы, идущие в первых рядах!
Не шляпы, а головы держат в руках!
Привет, дрыгоножки! Чего из петли
Качаясь от ветра, так долго вы шли?
Мамаша с метлой на помине легка,
Благослови ка быстрее сынка;
Бледна, косорота старуха на вид,
Клыки обнажая, - Аминь!- говорит.
Пришли музыканты, сухи, как скелет,
Слепая танцовщица тащится вслед;
За ней скоморох, расфуфырившись в прах,
Могильщика, горбясь несёт на плечах.
Двенадцать монахинь торопятся к нам
Безглазая сводня идёт по пятам;
От похоти корчась, двенадцать попов
Церковные гимны исполнят без слов.
Старьёвщик от воплей лицом посинел,
Остался он с шубой в аду не у дел;
Там греют бесплатно, горят вместо дров
Скелеты богатых и прах бедняков.
Торговка цветами - старуха с горбом
Стремглав из дверей летит в дом кувырком;
Совиные призраки, как саранча
Летают, когтями по рёбрам стуча.
Воистину вся преисподняя тут -
Уроды роятся, толпятся, снуют;
Вот вальс преисподней! Утихните –эй!
Я скоро увижусь с невестой своей.
Отродья, потише! Ступайте все прочь!
Себя в этом гаме услышать невмочь.
Карета у дома? Хозяйка взгляни,
И настежь все двери в мой дом распахни.
Желанная, милая, труден был путь?
Рад видеть вас, пастор, прошу отдохнуть!
Вам хвост и копыта в делах не вредят,
Прошу, начинайте венчанья обряд.
Любимая, что так нема и бледна?
Ты после венчанья мне станешь жена;
Я кровью платил и бессмертной душой,
Но это ничто по сравненью с тобой.
Склонись на колени о, радость моя!
Я рядом паду, свой восторг не тая!
Прижал её к сердцу, как вздыбилась грудь!
От счастья трепещем, нам трудно вздохнуть.
Ко мне прильнул локон, как золото он,
Сердца наши рядом, поют в унисон;
Друг другу о счастье и скорби стучат,
Как тихие ангелы, в небе парят.
По озеру счастья под солнцем плывут,
Там божий предел, там их ангелы ждут;
Но грустные мысли с тоской говорят,
Что руки не зря тянет к грешникам ад.
А мрачный сын тьмы совершает обряд,
Когтистые руки знаменье творят;
Бормочет проклятья, нас кровью кропит,
При этом и церковь, и Бога хулит.
Он каркает, воет, общаясь со злом,
На улице слышен раскатистый гром;
В сиянии молнии светится синь,
А мать шепелявит над нами: Аминь!
Роберт Бернс
Джон Ячменное Зерно
Поставив жизнь и трон на кон,
Клялись быть заодно
Три короля, пока жив Джон
Ячменное Зерно.
Засеяв луг, над бороздой
Клялись: Смирился Джон,
Землёй укрытый с головой,
Вовек не встанет он!
В венке лучей пришла весна
Ушла вода с полей,
Встал Джон, как воин, после сна,
Пугая королей.
Под солнцем креп, и с головой
Так копьями зарос,
Что враг обходит стороной,
Боится сунуть нос.
Когда сентябрь вступил в права
Стал жёлт усатый Джон,
К земле склонилась голова,
Ветрами сгорблен он.
Румянец щёк бледнее стал,
Нет в теле прежних сил;
Враги ликуют: «Час настал,
Кровь высосем из жил».
Лютуя, острою косой,
Лишили Джона ног,
Потом, связав его гурьбой,
Свезли, как тать, в острог.
С восходом солнца, бросив в тень,
Дубасили цепом:
Едва живого, целый день,
Терзали сквозняком.
Канаву тёмною водой,
Залив по самый край,
Кунали Джона с головой:
Тони, иль выплывай.
Лишь выплыл, взяли в оборот:
И вновь, и вновь страдал;
Когда бросали взад – вперёд,
Бедняга чуть дышал.
Ожил, подняв его на смех,
Сжигали до костей,
Но мельник был страшнее всех
Растёр между камней.
Испив по кругу сердца кровь,
Жить стали веселей;
Чем больше пили, тем любовь
В груди цвела сильней.
Джон был герой, а храбрых кровь -
Содержит благодать!
Её, отведав, вновь и вновь,
Таким же можешь стать.
Она начнёт бодрить и греть,
Даст радости прилив;
Заставит вдовье сердце петь,
Глаза слезой омыв.
Пей за Ячменное Зерно,
Пусть множится, живёт;
В Шотландии найдёт оно
Удачу и почёт!
Роберт Бёрнс "Посвящение Мыши при переворачивании её плугом в гнезде"
Проворный, маленький зверёк,
Ты диким страхом сжат в комок!
Не нужно так спешить, дружок,
Стремглав бежать прыжком!
Не брошусь вслед, не так жесток,
Чтоб бить тебя скребком.
Мне жаль, что, множась, род людской
Природе не даёт покой.
Не зря от страха сам не свой
Ты бросился в бега,
Меня хоть я, совсем не злой,
Считая за врага.
Не сомневаюсь, что крадёшь;
Как быть? Иначе пропадёшь!
Из колоска лишь часть берёшь,
На зиму про запас;
Оставшаяся в поле рожь,
Мне будет в самый раз.
Твой тёплый дом пошёл на слом,
Остатки стен лежат кругом!
Нет мха, построить новый дом,
О, как груба трава!
За стылым ветром и дождём
Зима войдёт в права.
Повсюду только голый луг,
Он ждёт гнетущих, зимних вьюг.
В уюте проводить досуг
Мечтал ты под землёй,
Но лемехом жестокий плуг
Разрушил домик твой.
Лежит горсть листьев и стерни,
Тебе с трудом дались они,
Но сколько стужу ни кляни,
Коль дома нет - беда.
В мороз и снег – суровы дни,
Жестоки холода!
Но ты не одинока, мышь,
Гаданьем бед не избежишь;
Планируем, кто гладь, кто тишь,
Но путь к ним не для всех.
Оставшись без всего, грустишь,
Ты там, где ждал успех!
Нельзя меня сравнить с тобой,
Живёшь ты нынешней бедой,
А у меня и за спиной
Развалины и прах,
Грядущее закрыто мглой,
Но сердце гложет страх!
115 сонет Петрарки
Меж двух влюблённых, проходя несмело,
Увидел донну и сеньора с ней,
Нет женщин величавей и милей,
При ней и солнце в небесах тускнело.
Заметив это, потерял я веру,
Что та, чья красота мне очи жжёт,
Ко мне лицо однажды повернёт,
Забыв про знатность, гордость и манеры.
Она, смеясь, шептала нежно: «да»,
Слова - ему награду обещали,
Мне сердце разрывала та беседа,
Тут повернулась, вид лица в печали
Развеял грусть и понял я тогда,
Что мне твой взгляд пообещал победу.