Глава 3.
ХLI
— Вернуть бы надо тех, кого Кощей обидел,
Стоит защита над Медеевой горой,
Не унывай, мой царь, всё будет в лучшем виде,
И даже твёрже, чем прошедшею порой!
Весь путь обратный каган в Белые Палаты
Вместо ответа молча головой кивал,
Был в мыслях Берендея пасмурный провал,
Не мог восстановить душевные потраты,
Приободрял ли Лизаветин разговор
Иль ей сготовленный из трав целебных сбор..
ХLII
За день прошлась в столичном граде Лизавета
В Палатах Белых словно новая метла —
Не зреть сторонникам Кощея больше света,
Вольна искоренить и выжечь всё дотла.
«Ещё бы «выносить» наследника царёва,
Тут пригодится скрытый Марианнин сын
Среди глухих Тувальских низменных равнин
Под неусыпным оком тайного покрова..»
И через день, как по заказу, в аккурат,
Никита-сотник сам приехал в стольный град.
ХLIII
— Нашли Арину, Сиреница, возле тракту
Среди пустынных васюганьковских болот,
Висок раздроблен сильно, и мертва — по факту,
А больше ничего не видел там народ...
— Для всех, Никита, я отныне — Лизавета!
И надо мной начальник только Берендей,
Ищи Татьяну, бывший сотник, и детей,
Да позабудь про то, что было прошлым летом...
Что нового в Тувале? Как живет граница?
Наёмникам Конде пора б угомониться...
ХLIV
— В Заречье тишь и благодатная погода,
Свой длинный нос не кажет мандрагорский вор!
Марию, что была с тобой в начале года,
Поймал и с опытной охраной — под затвор...
— Отлично! А теперь внимательно послушай,
Устрой ей вроде как внеплановый побег —
Такой нам в Мандрагоре нужен человек,
Свои надёжные глаза, тем паче уши!
Скажи, мол, вот какие времена настали,
Что и Кощей, и Сиреница — все в опале!
ХLV
— Свести бы лошадей покуда не хватились!
Да и тебя, Татьяна, смог бы отвести
К твоим тувальским родственникам... Или
Тут оставайся, коли сможешь дом найти...
Поди-ка тайно рыщут сыщики по весям,
Если твоя сестра бежала неспроста,
А здесь до вольности едва ль таки верста,
И, между прочим, терем также наш не тесен.
Хотя легка шальная лихость на подъём,
Тут, почитай, лет двадцать мы уже живём!
ХLVI
— Не выгоняй, Федот! - Татьяна причитала,
— Боюсь, Арина натворила столько бед,
Что ейной смерти для расплаты будет мало,
Я б схоронилась здесь у вас на пару лет...
От слабости моей лишитесь вы Николки,
Держаться тайны не в моей, Надежда, власти,
Коль мастера мне учинят распрос с пристрастьем.
Мне, веришь, до сих пор ночами снятся волки...
— Ну, что ж... живи, но не болтай и простыням!
А я коней сведу на неприметный ям..
ХLVII
Федоту жалко расставаться с лошадьми,
Такая славная попалась эта пара,
Попроще с ними обходиться, чем с людьми,
Одно печально, что досталась она даром.
С неделю пользовал казённое добро,
Коней работой загружал без перерыва,
Мелькали целый день их всклоченные гривы,
Да только все глаза смозолило тавро.
Как ни крути, а дабы избежать несчастий,
Вернуть коней необходимо полной частью.
ХLVIII
— К тебе, Мария, не питаю неприязни,
Но если каган издаёт такой указ,
То и Кощея — под арест, не из боязни,
А из-за долга только — вот и весь рассказ!
Одни советники сменяются другими,
А наше дело — оборона и отпор,
На том стояли и стоим мы до сих пор,
Что все правители считаются своими...
Так что, давай, сбирайся со своим дитём,
Тебя в столицу под охраной повезём!
ХLIХ
— А нам куды спешить, послушай-ка, Григорий?
Заедем к родственникам на пустынный ям,
Гульнём денёк-другой — не эдакое горе!
Когда ещё удобный случай выйдет нам?
— И то глаголишь дело, подождут сатрапы,
С тобою отдых заслужили мы, Кузьма,
Тут через раз или острог, или тюрьма,
А грязь с души желательно отшкряпать...
Нести, однако, легче тяготы вдвоём,
Давай дорожную ямщицкую споём...
L
С Кузьмой, Марией и Григорием повозка
Под вечер въехала на постоялый двор,
Всё плавилось под солнцем как из воска:
Дома и люди, кони, ржанье, разговор.
В звенящем воздухе как будто бы во сне
Кузьма командовал ленивою прислугой,
Их стрекот заглушал, летевший с луга,
И безучастный к человеческой возне
В тяжёлом мареве на крыльях птиц и мух
Ветра дремали, в тополиный прячась пух.
LI
С дитём Марию отвели наверх, в светёлку,
Служить приставили дебелых половых.
Те было суетились полчаса без толку,
Затем ушли, сказав коням нарвать травы.
Внизу галдели захмелевшие возницы,
Потом с Кузьмой Григорий перешли на крик,
Их ублажал, пища, юродивый мужик,
Ещё потешный скоморох играл им «в лицах».
Заснули после оба за одним столом,
И тут Мария повелась бежать тайком.
LII
На радость к яму тут же занесло двуколку,
Не просто было кучера уговорить —
Молила, плакала, хвалила без умолку —
Бывает, вскроется естественная прыть.
Федот, то он по воле неба здесь сказался,
Сию страдалицу согласен был отвесть
В Заречье, хоть совсем не падок был на лесть,
По правде, бросить тут коней он опасался.
Неладное почуял в ночи тёртый дед,
Добро не видел глаз, таращихся вослед...
LIII
Застыла ночь храня дорогу караулом,
В далёкой роще одинокой соловей
К любви стучится в сердце, что уснула
И не бурлит в потоках стынущих кровей
Роняя песни звон серебряной слезою,
Сжимая десять лет в один прошедший год,
Остановил на миг времён нещадный ход
И думы всколыхнул небесной бирюзою,
Неся надежды луч сквозь призрачную даль,
Пронзая красотой кручину и печаль.
LIV
— Прощай, Мария,!Где-то здесь лежит граница,
Мне ж снова надобно корыто починить.
Укажет путь коням орлиная глазница...
— Прощай! Кроме себя мне некого винить,
Рукой махнула на прощанье иль с досады,
Из рукава размером с маленький орех
К ногам жемчужина упала как на грех..
— А вот сорить богатством, милая, не надо.
— Так вот она где хоронилась столько дней!
Бери, Федот, то будет плата за коней,
LV
— Всё вышло гладко, не заметила подвоха. —
Кузьма Никите про Марию докладал,
— Возница, не из наших, было видно плохо,
Увёз девицу с малым прямо за Тувал,
К утру должны Заречье всё проехать,
А там рукой подать и вот он — Мандрагор,
Дорога ровная — оврагов нет, ни гор.
Издалека следили, чтоб не стать помехой...
— Добро, Кузьма, исполнил всё как надо,
Теперь берись решать издольскую шараду.
LVI
В Заречье из Тувала доходили слухи,
Мол, оборотень объявился — Белый Клык,
Ночами будто бродит дед белей белухи,
А утром ранним испускает волчий рык
И обращается он в преседого волка,
Живьём младенцев ест и девок на сносях,
И часто рыщет днём в казённых волостях,
А ночью прячется в окраинных пригорках.
Из тех охотников, что упыря ловили,
Все, почитай, теперь досрочно спят в могиле.
LVII
Обратный путь едва ль пройдя до середины,
Федот столкнулся с поседевшим стариком:
На нём рубаха из отбеленной холстины,
Сума и посох, перевязанный шнурком.
Его глубокий взгляд встречался раньше где-то,
И угадал скорей по шевелению губ:
«Продай мне перл за баснословную деньгу,
Их хватит вырастить двоих не родных деток!
А хочешь двух коней невиданной красы?
Земель свободных у прибрежной полосы?»
LVIII
— Какой демократичный оборотень ныне,
Златые горы предлагает выбирать!
А сам за них потом всю душу с корнем вынет
И по три шкуры год за годом будет драть...
— Не кипятись, Федот, обычная проверка,
Не вечно служит закалённый ибо меч,
Голов немало жадных послетало с плеч,
Едва ль надёжнее найдётся в мире мерка
Для совести и человеческого духа,
Когда важней души наполненное брюхо.
LIХ
— Я потому, Федот, про это дело знаю,
Что жемчуг сам надысь Марии подарил,
Когда окажется случайно в хищной стае,
Для поддержанья дабы чахлых женских сил...
— Теперь понятно почему легко рассталась...
Но коль твоя — держи! Без денег и наград,
Взаправду, до опаски сим дарам не рад —
Того гляди, беду сякая явит малость.
— Нет, нет, пока пусть тайно у тебя хранится,
А там решим, как переправить за границу...
LХ
Раскрыл Федот в кулак зажатую ладошку,
Слегка задумался, смотря на оберег:
Казалось дед седой болтает понарошку -
Странна жемчужина среди таёжных рек,
В палатах царских явно ей лежать уместней,
А не какой-то беглой красоте помочь...
Тем временем неслышно растворилась ночь,
Старик, и утро огласилось птичьей песней.
И солнечный, из-за восточных выйдя круч,
В ней радугою вспыхнул отражённый луч.
продолжение - http://www.stihi.ru/2012/10/16/10437