Начало: http://www.stihi.ru/2013/11/09/8650
Шли славные летние денёчки. У любого крестьянина в такие дни дел невпроворот. Картошку полоть да окучивать, воды из колодца полны бочки начерпать. Прогреется она, студёная, и можно капусту да морковку поливать. Тёпленькой. Ещё немного, и пора сенокосная нагрянет. Тогда – не зевай! Лови денёчки добрые да знойные, чтобы сено быстрее сохло, да не прело потом в валках да копнах. А там, глядишь, и промелькнёт лето, как ласточка-касатка над головой. Придёт жатва самое главное и самое важное дело. Без хлебушка-то, никак! «Летний день год кормит», - так говорят. И не поспоришь с этой мудростью извечной...
* * *
Посиживал Юшка на лавочке под окошком, в тенёчке. Не просто от зноя прятался, а чинил ребячьи сапоги. Поизносились они за сырую да слякотную весну. Благо, сейчас лето! Отмолачивают мальчишки вёрсты босыми ногами по пыльным деревенским улицам.
Справными да ладными были эти сапоги снову. Видать, за немалые деньги были куплены родным отцом для своих воробушков. Георгиевские-то, кавалеры, в старые времена хорошую деньгу имели за свои раны да подвиги ратные. Вот и постарался Трифон, Царствие ему Небесное! Не стало его, и пришла нужда во вдовий дом. Стали сапожки-топотушки по наследству передаваться, от старших к младшим.
Всё у рукодельного Юшки было припасено: и дратва просмоленная, и кожа хромовая для заплат, и гвоздики, и подковки. Шило ладное он сам смастерил из хорошего гвоздя.
Сидит, сопит, стежок к стежку кладёт в местах порушенных. А как закончит сапожок – аккуратненько тряпочкой его, со свиным смальцем. Трёт, трёт, пропитывает. Чтобы никакая влага не просочилась. Глянет на свою работу, и улыбается. Стоят сапожки на скамейке, как невесты на выданье. Лепотны взгляду!
Трудится Юшка, мечтает. Мечтает, к осени, справить двум старшим сыновьям сапоги новые. А Глафирушке ненаглядной – ботиночки с маленьким каблучком, какие видел он в Самаре, на ярмарке. То-то, радости будет!
- Илья! Бог в помощь тебе!
- И вам Его за-а-а-ступничества!
Юшка поднял глаза и увидел односельчанина Михея, который стоял у калитки со скорбным видом и не решался войти. Отложив шило, Юшка направился к калитке.
- Что же вы с-с-тоите, Ми-и-хей И-игнатич? Пг-ро-ходьте! Пг-ро-ходьте!
- Я к тебе по делу, Илья! - сняв картуз, и поклонившись, молвил Михей, - Кум мой, Зиновий Маркович преставился...
- У-у-покой, Го-о-споди, душу но-о-вопреста-а-вленного раба Тво-о-его...
- С поручением я. От родственников. Надобно Псалтирь читать над усопшим. А ты, как-никак, Божий человек, Илья. Будь милостив! Не откажи!
- Да, я... Не пг-ро-тив... Только... Чтец из ме-е-ня не-еважнецкий. М-мы-чу да с-слова гло-отаю.
- А, кто ж, кроме тебя, Илья? Филарета, отца нашего, сгубили. А ты во святых местах бывал, от старцев благословение получил! Не откажи! Тут вот... – Михей снял заплечный мешок, развязал его и вынул свёрток, - Тут вот... Маня моя тебе рубаху сшила. Хотели на именины подарить... Но, так вышло...
- Не на-а-добно, Ми-и-хей И-игнатич! Я, итак, по-о-йду...
- Прими, Илья, прими! От чистого сердца!
- С-с-паси Го-о-споди! С-с-тупай с Бо-огом, а я с-с-ледом, зараз...
Поклонился Михей и отправился восвояси. Юшка умылся в бочке, окликнул Глафиру и стал собираться. Надел новую рубаху, глянул на себя в зеркало. Белая, как снег, рубаха пришлась впору. Правда, длинновата немного, почти до колен. Повязал Юшка кушак новый, расчесал гребнем шевелюру да бороду, постоял у зеркала, задумавшись. Затем вынул из-за пазухи большой крест. «Прости, Господи!» - прошептал он, - « Коли нет священника, сподоби творить волю Твою!»
Твёрдым шагом направился он в дом, в который пришла скорбь. Глафира перекрестила его вослед, и долго провожала взглядом. «Аки Христос по водам...» - подумала она, глядя на удаляющегося в знойную зыбь, Юшку.
Молва людская, как сорока: что на хвост прилипло, то и несёт...
Стали Юшку приглашать детей крестить, покойников отпевать, болящих исповедовать да соборовать. Не только в Крестовоздвиженском, но и в окрестных сёлах да хуторах потребовалась его духовная помощь. Разумом принимая новое время, люди не могли жить без того, что было заложено в них предками. Без Бога – ни до порога...
Снова попал Юшка с семьёй на злые языки. А как иначе? Село, оно и есть село...
- Косоротый-то, наш... Опять в соседнее село ездил. Да не сам, а бричку за ним прислали, как за барином. Важный такой, как взаправдишный поп. Его везут, а он всем кланяется, здоровкается.
- Умора! Глашка, теперича, попадья! Шесть голозадых по улицам бегают, а седьмой пузом на нос лезет! Родит такого же, страхолюдного... Погляжу я, как запоёт...
- Слыхала я, бабы, что урода энтого, чуть ни за Христа принимают. Ишь ты, Юшка Христос! Ха-ха-ха-ха-ха! А он за кажно дело рубли по карманам пихает, да жратву со столов в мешки мечет. Хапает, чтобы ораву свою кормить!
- Быть того не может! Я в трёх дворах от них живу! Всё вижу! Нет у Юшки никакого приварка! Не берёт он денег! Всё по-честному творит! Был бы жив батюшка Филарет, он бы порадовался!
- Да, ладно тебе! Ишь, заступница выискалась! Люди не станут балакать, почём зря!
- Ой, бабы! Змеиные у вас язычищи! Ток не раздвоенные! Отсохнут, за брехню-то!
* * *
Таких гостей в добром доме никто не ждал. Только собрался Юшка с семьёй ужинать, затопал кто-то по крыльцу. Скрипнула дверь, и ввалился в избу Топильский с комиссаром.
Зашли по-хозяйски, не разуваясь, не дожидаясь приглашения.
Испуганные ребятишки перестали уплетать кашу и затихли, как воробьи, увидавшие в небе коршуна. Глафира, предчувствуя недоброе, стала сметать крошки со стола.
- Здрасьте вам! - гаркнул комиссар, - Гостей потчевать будете?
- Гости в неурочный час не ходють, - буркнула Глафира, - Садитесь, коль пришли!
- Что ж, так недобро встречаешь, хозяйка? Откель знаешь, с чем пришли? – не унимался комиссар, усаживаясь за стол.
- А чего от вас ждать-то? Не хлеба же принесли сиротам. Знать, Илья мой вам снова понадобился. На пакостные дела не пущу!
Топильский сел рядом с комиссаром и вынул из сапога, сложенный вчетверо лист бумаги.
- Илья! Мы к тебе по такому делу. Не по-ленински ты жить стал, дорогой товарищ! Не по революционным законам! Вот, мы к тебе с претензией и пришли.
- Что не так? Ж-жи-ву, как все. Ни-икому ху-у-дого не делаю.
- Как бы не так! Ты о декрете, отделяющем церковь от государства, слыхал? Что же ты, сознательный гражданин, взялся поповщину разводить?
- Ка-а-кую по-о-повщину? Не ра-азвожу я ничего...
- Жалобы на тебя поступают, что занимаешься ты незаконным делом. Взялся церковные обряды проводить, сознание людям мутить. Отвлекаешь ты их, Илья, от революционного настроя. Мешаешь бабкиными сказками новую власть принимать должным образом.
- Это, кто ж, «ба-а-бкины с-с-казки»? Го-о-сподь?
- Какой, на хрен, господь?! – рявкнул комиссар, вытирая кашу с усов, - Какой?! Сказано тебе – нет Бога!!! Значит нет его! Ишь, ты! «Контра»!!!
- Те-е-бе, мож, и нет Его... А мне – есть Он... Ко-оли слеп, так и не у-у-зришь.
- Да я!!! Да я тебя!!! - заорал комиссар, хватаясь за кобуру, - Да я тебя прямо здесь порешу!!!
Детей, как ветром сдуло из-за стола на полати. Глафира вскочила, схватила ухват и закричала:
- Только тронь! Я тебя мигом на рога навздену!
- Тихо!!! – рявкнул Топильский, грохнув кулаком по столу, - Тихо, я сказал! Мы не воевать пришли, а поговорить!
Он развернул принесённую бумагу и протянул её Юшке. Комиссар пытался было вставить крепкое словцо, но уполномоченный осадил его, дёрнув за руку.
- На! Читай! Этот документ для тебя составлен! Видишь? С печатью! Значит, всё по закону!
Юшка прибавил фитиля на керосиновой лампе, и стал внимательно вчитываться в каждое слово.
РАСПОРЯЖЕНИЕ
Гражданину Самарскому И. И., жителю села
Крестовоздвиженское, указать на необходимость
прекращения церковной пропаганды среди населения
и запретить проведение церковных обрядов, таких как
крещение, миропомазание, соборование, отпевание и
прочих, отменённых вышестоящими декретами и
директивами революционного правительства.
В случае неисполнения законных требований
Самарского губкома, привлечь гражданина
Самарского И. И. к ответственности по всей
строгости революционных и военных законов,
вплоть до применения мер крайнего воздействия.
Уполномоченному Топильскому Я. А. взять
это дело на особый контроль и следить за его
исполнением.
«Всё складно, да грамотно. Не придерёшься. И подписи есть, и печать. Только, супротив души это всё!» - думал Юшка, выискивая в документе самую суть, - «Меры крайнего воздействия... Это на смертный приговор похоже... Значит, коли я, без Бога, в общественной артели тружусь, это хорошо... А если божье дело творю, никому не мешая, это плохо... Да... Не так проста эта новая власть... На словах – за добро, а на деле... На деле иначе выходит...»
- Прочитал? Подписывай! – Топильский протянул Юшке карандаш, - Теперь ты предупреждён. Не хотел бы я видеть тебя на вражеской стороне, Илья!
- Эт, что... Я, те-е-перича... «По-олу-контра»? Чем вам, Бог-то, по-о-мешал, коли нету Его, по-в-в-ашему?
- По-нашему, по-вашему... Не нам судить, Илья! Поступил приказ – исполнять надо! И не болтай лишнего!
- А, ко-о-ли, пг-ри-кажут тебе... Деток, ко-о-торых я кг-рестил, лютой сме-е-рти пг-ре-дать, как царь И-и-род, и-и-зничтожать начнёшь?
- Пустое городишь, Илья! Пустое! Смотри мне...
- А ты не пу-у-жай... Пу-уганый я... Ду-умаешь, я пули бо-оюсь? Нетушки! Сту-упай себе, с миром...
- Чуть не забыл! Завтра чем занимаешься?
- С му-ужиками Во-о-ронью балку по-о-едем окашивать. Пора уж...
- Смотри! Послезавтра тебе в дозор. Говорят, Нечай снова в наши края надумал вернуться.
- Знаю я... Знаю...
* * *
Проводив незваных гостей за калитку, Юшка вернулся в дом. Будто ушатом колодезной воды окатили его. В чём он провинился? Чем не угодил? Зачем эту писанину подписью закрепил? Теснилась тревога комком у сердца. Не за себя... За семью.
Глафира суетилась возле стола, продолжая прерванный ужин. Ребятня молча стучала ложками, уплетая кашу со шкварками, да молочком прихлёбывая. Растерянный Юшка сел за стол, подвинул к себе миску, но есть не стал.
- Знаю! Знаю, откель ноги растут! – возмущалась Глафира, - Жалуются им! Фирька энто, змеюка подколодная! Всю жизнь всем завидует, как глазищи её, бесстыжие, не лопнут! Ходит и ходит, высматривает да вынюхивает, ведьма! Всё норовит, кому-нибудь напакостить! Завтрева я ей, волосья-то, на башкирской башке пересчитаю!
- Ладно тебе, Г-г-лашенька! Не се-ерчай! На чу-ужой роток... Сама з-з-наешь...
- А я... И платок накину, и язык её, змеиный, выдеру с корнем!
- У-у-ймись, ми-и-лая... Не г-г-неви Бога.
- Да, я чё? Я ничё! Ишь ты, власть называется! Бабьи сплетни слухают, да в законы под печатями обращают! Бог им помешал!
- Будет, Г-г-лашенька, и этой с-с-муте конец. Бу-удет. Напьются, кг-рово-жадные, кг-ровушки, и... Слезами у-у-мывшись, по-о-каются. А нам... Нам то-о-лько мо-о-литься за всех. Чтобы Го-о-сподь пг-ростил и на-а-ставил.
- Ильюша! Что же, ты теперь перестанешь людям помогать?
- А, вот им! – Юшка свернул здоровенный кукиш, - Не о-о-тнимут они Бога у лю-ю-дей! Пу-у-щай по-о-пг-робуют до седьмого неба до-о-стать, где Пг-рестол Его! Ви-и-дали мы та-а-ких... Бо-о-го-борцев!
- Какой ты у меня!
- Какой?
- Настоящий... Сильный... Верный... Давай, Ильюшенька, покушай. Покушай, родимый, да отдыхай. Тебе до зари вставать, заботушка моя ненаглядная.
Долго не мог заснуть Юшка. Лежал, прислушиваясь к мерному дыханию жены, и думал. Думал о том, как жить дальше, как обходить сети расставленные и ямы ловчие, доселе незнаемые и непонятные его простому крестьянскому рассудку.
Вроде бы, всё по уму и толково. И землю дали, и сенокосы выделили, и на закрома рот не разевают. Но... В душу-то, зачем лезть? Зачем упрекать тем, что ни руками потрогать, ни со двора вынести? Нет! Что-то здесь не так! Задарма ничего простому люду не даётся...
(20 декабря 2013 г. 11.53.)
Юшка. Глава 22: http://www.stihi.ru/2013/12/20/6046