Прежде всего, хочу сказать, что не согласен с отрицанием понятия «лирический герой»: дистанция всегда присутствует, потому что субъект, говоря о себе и объективируя себя, неизбежно привносит в свой образ те или иные искажения, как правило, его приукрашивающие. Тем с большей симпатией принимаем мы образы не парадные, не приукрашенные, даже сниженные. Михаил Шерб создаёт образ этакого простодушного восторженного повесы, далёкого от «звериной серьёзности», за которым сам же с некоторой иронией наблюдает. Таков герой стихотворения «благодарственное», похож на него и слегка карикатурный персонаж из шутливых опусов «гретхен и кракен» и «гита идет по канату». В «кракене» хороши звуковые переходы между «Краковом», «Гретхен» и «Кракеном», но количество присосок лучше бы снизить до одной — тогда и рифма «киоска»-«присоска» будет звучать чётче. А в последнем стихотворении несколько непродуманным кажется то обстоятельство, что пухлые губы Гиты «сухи на вкус, как вата». Вряд ли сухие как вата губы способны породить «волны жара» в мужских взглядах. Менее удачными представляются стихотворения «дрёма» и «наслаждение»: оба построены как перечни, каталоги разнородных и достаточно случайных вещей (например, загадочный «белый дым в запотевшей банке»), которые можно длить и длить. Если в первом стихотворении, пополнившем мою коллекцию слов с дополнительным «ы» относительно редким примером «скафанд[ы]р», такой перечень просто воссоздаёт состояние полубреда из-за высокой температуры, то во втором впечатление от одноимённой картины Магритта выражено довольно сумбурно, а по-настоящему ценное ощущение недоумения от «различья между “внутри”-“снаружи”» портится ложной рифмой «обнаружил»-«снаружи». Особняком от всего остального стоит цикл «Primavera», где герой благоразумно скрыт за кадром, поскольку ни разу не употреблено местоимение «я», но самый взгляд безусловно узнаваем — пристальностью, углублённостью в подробности и тем, что можно было бы назвать романтическим натурализмом. Занимательно, что цикл этот и сам продолжает расти и видоизменяться: в «Интерпоэзии» (№1, 2014) он состоял из 4 стихотворений, из которых два теперь оказались за его рамками, а в «Сетевой словесности» и в «45-й параллели» два первых стихотворения цикла были представлены отдельно, то в подборке для «Вечерних стихов» «Primavera», обозначающая наиболее перспективное направление в творчестве Михаила Шерба, на мой взгляд, обрела наконец полную завершённость, хотя автору, конечно, виднее.
Анна Галанина сосредоточена на самом процессе говорения, а не на его итоге: у большинства её стихотворений нет развязок, речь повисает в воздухе, завершённая не точкой, но многоточием. Читатель, конечно, может додумать сам, но намёки на некую многозначительность, обозначаемые многоточиями, чаще раздражают, чем радуют. «Что ж во сне хоронится, словно виноватая, / наша вело-конница — войско конопатое...» — в этих строчках, да, присутствует ностальгия, но и только — стихотворение чиркает, но огонька не появляется. «Там всё взаправду и наоборот» — характерная по незавершённости строка: что означает её формальная грамматика? То есть, конечно, понятно, что имеет в виду автор: там, то есть в деревне, подлинно то, что неподлинно и ничего не значит в городе, и наоборот; однако эта неоригинальная (и спорная) мысль изложена крайне невнятно. Другой пример напрасной скорострельности — строка «Тучами небо небрежно скомкано». Исправить ошибку проще простого: «В небе тучи небрежно скомканы» или что-то вроде. А вот венчающая стихотворение «В кругу зонтов» мысль о том, что «люди — всего грунтовка / для тротуаров, домов и прочего», похоже, вплетена сюда исключительно ради красного словца. Симпатично стихотворение о поезде, где всё подано через отражения в окнах, но и оно остаётся неразрешённым: время в нём «тянет песенку незатейливо: / — Если раньше бы, если б раньше…» — гадайте, о чём это. Впрочем, если поэтесса ставила себе целью вызвать у читателей ощущение какой-то смутной тоски, то, возможно, у какой-то их части она своего добилась.
Арина Бедрина склонна к усложнённому синтаксису и попыткам выстраивать парадоксы, например: «Не вижу зла, поскольку слепо зло». Однако стихи её заставляют подозревать, что саму поэтессу не очень трогает её собственная словесная вязь. Лучшее стихотворение подборки — «Рыба», однако концовка, опять парадоксальная («И если спросят меня, какое / Возможно счастье, где дно морское, / Отвечу: вечно закрытый рот»), кажется не вполне продуманной: в самом деле, стоит ли открывать рот, чтобы заявить о стремлении держать его закрытым?