Андрей Орловский привлекателен цельностью мировоззрения, уверенностью в том, что возможно противостоять ходу времени и сохранить в себе детскость или же вернуть ее творческим усилием. Многие его декларации напоминают тексты Джона Леннона периода альбома Imagine: «Станем чище. / Откроем правду. / Станем светом. / Забудем тени. / Возьми за руку того, кто рядом. / Возьми за руку того, кто рядом. / Возьмите за руки всех тех, кто рядом. / Пусть так будет хотя бы мгновенье». Наивный гуманистический пафос разбавляется обилием живых деталей и напористостью речи, но эта же напористость часто приводит к захлёбу, путанице в падежах, избыточности. Автору явно требуется хороший редактор — прежде всего внутренний. Только с его помощью он сможет избавиться от такой эклектики в рифмовке, когда наряду с многократно опробованными «вот»-«лёд», «снов»-«цветов», «диван»-«караван» появляются и такие отдалённые, совершенно непрофессиональные «созвучия», как «панцирь»-«разобраться», «кита»-«понимал» или «стаю»-«просыпались». На пользу пойдёт и сокращение объёма стихотворений раза в два-полтора за счёт якобы философских сентенций типа «зима — это хроническая осень», «вся жизнь есть воспитание души» и т.п.
Валерий Давыдов склонен использовать «выигрышные» темы и сюжеты — как в стихотворениях «Буржуйка», «Вы терпенья займите у русских» или «Расстрел», однако, упоминая о тех или иных крупных русских поэтах, допускает различные несообразности, а патетика его стихов настолько апробирована, что накал оборачивается упражнениями в риторике, поскольку сила чувств подменяется обильным использованием восклицательных знаков. Вопрос о том, почему Петропавловск-Камчатский объявлен эмиграцией, остаётся на совести автора, — вникать в него после двойного воспроизведения присказки Остапа Бендера («Белой акации цветы эмиграции») почему-то не возникает никакого желания.
Ольга Хворост представила подборку, в которой за правду жизни выдаются нарочито неприглядные бытовые картинки: «Моет полы, ругая коровой, / Выжившей из ума», «Помог алкоголь перейти границы, / Затем покатилось – базар, вокзал», «Мужчина в вылинявшей майке / Что будет — знает наперёд; / Его сожительница Райка / Четвёртый час на кухне ждёт», но лишь изредка автор обнаруживает какой-то проблеск, нащупывает выход из плоскости быта в бытийную объёмность, как в стихотворениях «За солью» и «Рисуешь». Юмор автора (если это юмор) удручает, а рифмовка типа «трельяжа»-«макияжа» или «библиотеке»-«дискотеке» лишает веры в присутствие здесь творческого начала.