Обзор ВС 8 июля 2015

Георгий Яропольский
Правомерность присутствия верлибра в русской поэзии доказательств не требует: достаточно вспомнить о «Слове о полку Игореве» и былинах, сказах, говорах и напевах. Конечно, былинный стих чаще всего трактуется как особый вид тонического стиха, это не верлибр в чистом смысле слова, так как подчиняется ряду правил. Но и верлибрам, и былинам свойственны богатство и разнообразие ритмов. Полной свободы от ритма достичь невозможно: какая-то регулярность чередования ударных и безударных слогов сохраняется всегда благодаря самой природе языка. Поэтому речь должна идти о достоинствах и недостатках не верлибров как таковых, а об особенностях конкретных произведений конкретного автора. Подборка Дмитрия Близнюка порадует любителей фейерверков и шарад, у него много свежих строк, ярких образов. Легко привести ряд удачных тропов: в майском туре БЛК 2014 года он порадовал строкой «свежий воздух внезапен, как заяц», в этом подборке можно отметить такие обороты, как «мраморная глыба созревающего дождя», «бахромчатая ковбойская завеса ноября»,  «вертикальные рыжие ящерицы» и так далее. Есть и неудачи: девушка «выжимает их [волосы] и кладёт себе на плечо, как солдат мушкет». Иногда выбор автора падает на сравнения неожиданные, граничащие с нелепостью, например, вот явно провокационный абсурд: «Осень как восемь, / только со сточенным клювом». Это живо напоминает мне абсурдистские пассажи Роберта Шекли: «Потом все декорации плавно, как жирный поросёнок на роликовых коньках, укатились под стеклянную горку, только чуть быстрее». Впрочем, надо заметить, что особых безумств автор избегает, предпочитая бреющий полёт фантазии. Примерно таковы и аллюзии автора на классику — дальше оград из зубов, очей очарованья и звезды со звездой они не уводят. Правда, «томлянка из листьев» ставит в тупик: большинство словарей сообщают, что томлянка — это «сталь, полученная томлением железа», и лишь в одном упоминается «очищенная вареная картошка». Впрочем, для конкретного стихотворения это не важно. Потому что набор образов в большинстве стихотворений произволен настолько, что из двух разных половинок можно было бы составить нечто третье. Это на данном этапе и является основным «грехом» автора, дающим ему основание называть себя мистификатором и Лжедмитрием (хотя очевидно, что определённую аудиторию его произведения приводят в безоговорочный восторг).

Подборка Виктора Хатеновского внешне кардинально отличается от верлибров Близнюка: 4-стопный хорей, 4-стопный ямб и 3-стопный анапест крест-накрест зарифмованы, а тематика скорее похоронная, чем созерцательно-жизнеутверждающая. Однако необязательностью тропов Хатеновский вполне может состязаться с любым верлибристом: так, уже строки «Пресытившись хлыстом, / Тяжкой поступью вандала / Входит память в старый дом» вызывают вопросы: почему память пресытилась хлыстом, почему у вандала тяжкая поступь. Дальше вопросы только множатся, не разрешаясь:  «камнем высветлив версту», «грудь рубцует мошкара»… Что значит «рубцевать» (хотя куда чаще говорят «рубцеваться»)? «Рубцевание», сообщает словарь, есть заживление. Правда, у Есенина можно встретить такое употребление: «Быть поэтом — это значит то же, / Если правды жизни не нарушить, / Рубцевать себя по нежной коже, / Кровью чувств ласкать чужие души». Однако однократное неверное употребление слова не даёт повода для тиражирования. Загадки продолжаются: «Взрывная терпкость спелых вишен, / Как лоб, к руке пригвождена». По-моему, такой же абсурд, как «восемь со сточенным клювом». Не менее непостижимо и стихотворение «Ночь оглохла от скорбного бубна…» К кому оно обращено? К ночи? К женщине-разведёнке? Почему объятья земли непременно нетрезвые? Почему «в бренной жизни достойного места / до сих пор для неё не нашли»? Почему она, кто бы ни имелся в виду, должна «развенчивать мифы» и «распинать слова»? При чём здесь «морской причал» и кто есть её «чёрствая мать»? Шарада, от которой недалеко ушло и стихотворение «Набычив лоб, сойдя с ума…». Словарь советует «набычиться» в значении «склонив голову, угрюмо насупиться». Ладно, пусть зима «набычила лоб и сошла с ума», но вот эпитет «расторопная» перед всё той же зимой, которая «ребенком просится на руки», кажется, вообще выбран наобум. Складывается впечатление, что Виктор Хатеновский, поэт серьёзный и взыскательный, несколько поспешил с данной подборкой, взяв в нее не отлежавшиеся, невыдержанные стихи. О проблеме отбора уже много говорилось, но пока, по-моему, мало что меняется.

По подборке Игоря Алексеева можно сказать только одно: автор умеет выдерживать различные силлабо-тонические размеры и рифмовать. К сожалению, то, что представлено в качестве юмора, по большей части вселяет печаль. «Вечерняя сказка», написанная в шутливом ключе и вроде бы лёгким языком, без натуги, сводится ко вполне банальной игре слов: «не быть козлом, чтоб не ходить с рогами». Для 110 строк маловато. Шутки, связанные с естественными отправлениями, будь то птиц или однофамильцев, вряд ли заставят кого-то улыбнуться, а рифмовать «хирургию» и «анестезию» — дурной тон.