21

Глеб Фалалеев
20. http://www.stihi.ru/2015/11/28/8601    

               
     Свой второй день пребывания в Усть-Камчатске замполит части майор Кондаков  посвятил посещению рабочих объектов и беседам с личным составом. Был он любопытен и дотошен, его интересовало буквально все, связанное с солдатами: их быт, отдых, труд. Он внимательно присматривался к тому, кто как относится к своим обязанностям: кто рачительно с прилежанием и старательностью, а кто – спустя рукава, по принципу, абы как, лишь бы отвязаться.  Если видно, было, что служба идет без настроения или с ленцой, то в отличие от многих командиров, пытающихся воздействовать на подчиненных грозным окриком или приказом, Кондаков старался, по мере возможности, меньше проявлять власть, а вместо матерной ругани, к которой в армии все столь привычны, стремился к откровенной беседе с  человеком на равных, выясняя его настроение, отношение к службе и окружающему миру. По глубокому его убеждению, солдат, имеющий все необходимое для нормального житья и видящий рядом с собой поддержку товарищей и понимание со стороны командиров, всегда служит лучше и добросовестнее, нежели под гнетом криков и понуканий. Замполит, конечно же, огромное значение придавал моральному духу своих подчиненных, но опять же, приподнятый боевой дух не возникает на пустом месте, для него необходимы прежде всего нормальные уставные отношения между людьми. За день он побывал с Дьяковым на почти готовой теплотрассе, на новой котельной, где трудилась бригада Сухова в которую кроме Небабы и Имамова влились Безрукавником и Ахмедханов. В самом конце рабочего дня прораб с майором явились к Ваське на склад. Он как раз заканчивал растаскивать и складывать в аккуратные ряды тяжелые чугунные двухдюймовые задвижки и намеревался перед уходом еще и заняться сортировкой разной мелочевки: сгонов, муфт, контргаек. Поглощенный работой, Борисов даже и не заметил, как в складском помещении появилось начальство.
     - Здравствуйте, товарищ рядовой! – услышал Василий за своей спиной голос командира.
 
     От неожиданности, Борисов выпустил из рук маховик задвижки, и та завалилась на бок. Развернувшись кругом, он вытянулся во фрунт и, вскинув правую руку к пилотке, ответил:
     - Здравия желаю, товарищ майор!
     - Вольно! – Кондаков протянул Ваське крепкую узкую ладонь и несколько секунд он ощущал ее шероховатое прикосновение.

    Ладонь у майора была мозолистой натруженной. Про себя Борисов гадал, где же это Кондаков заработал трудовые мозоли на ниве политпросвета? Он не знал, да и знать не мог того, что замполит части у себя в Питере, бывая нередко, по долгу службы, на строящихся военных объектах, выгодно отличался от многих равных себе по званию, да и нижестоящих по должности тем, что мог самостоятельно справить работу практически любой квалификации. Не раз и не два ему приходилось демонстрировать личному составу части, что истинный командир не чурается грязной тяжелой работы и сам может выполнить ее не хуже любого своего подчиненного. Такое отношение к службе и делу создало Кондакову незыблемую репутацию отца-командира и высокий авторитет среди солдат и офицеров войсковой части. К его мнению люди прислушивались, им – дорожили. 
     - Ну, и чем вы тут заняты, рядовой Борисов? – поинтересовался майор, оглядываясь вокруг на разложенные по полочкам сантехнические причиндалы.
    - Порядок наводит, Виктор Егорович! Вот, думаю поручить его ведению склад в будущем… - ответил за Ваську Дьяков.
    - Складчик, значит…

    Кондаков задумался о чем-то своем, сокровенном, затем снял с головы фуражку, пригладил рукой густые светло-каштановые непослушные волосы смешно топоршащиеся у него на затылке.
     - Ну, показывай свое хозяйство, рядовой! – распорядился замполит после небольшой паузы.

     Васька повел посетителей по секторам складского помещения. Около некоторых стеллажей майор останавливался, интересовался у него назначением разложенных не них деталей и готовых сборок. Борисов отвечал толково без запинки со знанием дела, чем немало его удивил.
    - Вы до армии кем были, Борисов? – поинтересовался уже на входе майора.
    - Журналистом, - Ваське вдруг стало неудобно за свое прежнее ремесло, чего раньше с ним никогда не случалось.
     - Хм… - хмыкнул замполит неопределенно. – Странная штука жизнь!
     - Не столько странная, сколько страшная штука, - не согласился с ним Василий.
     - И чем же она так страшна, по-вашему? – заинтересовался его сентенцией майор.
     - Да многим, знаете ли… Тем, например, что очень часто в жизни многие люди занимаются не тем делом, которым должны были бы заниматься… А вообще то… - Васька на секунду запнулся, но затем, желание блеснуть эрудицией побороло скромность, -…выражение: «Страшная штука жизнь!» - принадлежит не мне, а Винсенту Ван-Гогу. Читали «Жажду жизни» Ирвинга Стоуна?

     Замполит оглядел Ваську любопытным взглядом, в котором сквозил неподдельный интерес. Определенно этот худющий бледный интеллигент чем-то ему понравился. Было в нем нечто такое, что Кондаков не часто встречал в почти однородной солдатской среде. Во всяком случае, он не стушевывался в присутствии старших чинов, толково отвечал на задаваемые ему вопросы и задавал свои. Ваське же, в свою очередь, показалось, что в глазах майора вспыхнул какой-то новый яркий огонек интереса к его персоне.
     - «Жажда жизни», говорите? Нет, знаете ли, не доводилось… Как вы сказали, кто автор?
     - Ирвинг Стоун, товарищ майор!
     - Что ж, буду в Петропавловске, постараюсь найти эту книгу в библиотеке и восполнить пробел в образовании… - слабо усмехнулся Кондаков. – До свидания, рядовой Борисов!
     - До свидания, товарищ майор!

     Замполит части вышел во двор и направился на выход к воротам. Пропустивший его вперед Дьяков, обернулся в васькину сторону и скороговоркой выпалил:
     - Делом лучше займись, Борисов! Делом, а не Ван-Гогом! Умник! Вон, унитазы вразброс до сих пор в углу валяются! Давай, шевелись! Конец рабочего дня уже!

     За сим, прораб широким быстрым шагом пустился догонять  ушедшего далеко вперед Кондакова, а Васька, сев на чурбак, вкопанный возле складских дверей, закурил и в сотый раз задумался над  тем, что же такого не так он сказал, что разозлил Дьяка. Определенного ответа на этот вопрос он так и не находил…

     В ту же ночь, в самую глухую ее предрассветную часть, когда сон особенно сладок и желанен, в казарме сантехников вспыхнул яркий основной свет и  раздался истошный вопль дневального:
     - Рота, подъём! Тревога!

     «Духи» птицами слетали вниз со своих кроватей на втором ярусе и лихорадочно одевались. «Деды» - заворочались на своих лежбищах, матерились на чем свет стоит, медленно и неторопливо, вылазили из-под кучи бушлатов и спецов, наброшенных поверх одеял для лучшего обогрева (несмотря на лето, ночи уже стояли холодные).
     - Вот, я-те, суке, щас дам тревогу! – рыкнул полусонный Сухов и, ухватив не глядя алюминиевую кружку со своей тумбочки, запустил ее в сторону дневального. В тот же миг он увидел стоящего посреди казармы Кондакова, с невозмутимым видом разглядывающего, рдеющими бордовыми завитками, спираль электрического «козла». У входной двери жался маленький прапорщик Родь.

     Кружка, пущенная в дневального, глухо стукнулась о стенку и с жалобным звяканьем покатилась по полу. Замполит оторвался от созерцания «козла» и, метнув на Николая яростный гневный взгляд, заорал:
     - Рядовой Сухов! Была команда подъём!

     Пытаясь по ситуации спасти свой «дедовский» престиж, Коля неторопливо поднялся, сел на край койки и лениво потянулся за обмундированием.
     - Быстрее, Сухов! Еще быстрее! – подстегнул его майор. – Не в бане! Рота! Приготовиться к построению! Строиться!

     «Духи» вылетели в центральный проход на построение и замерли по стойке «смирно». Во вторую шеренгу вливались «деды», поспешно заправляющиеся и ошалевшие, от неожиданного появления  Кондакова в казарме в столь неурочный час. С видом победителя майор обозревал, царящие вокруг него, хаос и неразбериху. Его внимание привлекла койка на которой возлежало нечто бесформенное трудноподъёмное  и массивное. Подойдя к ней, майор пригнулся, ухватился обеими руками за металлическое ребро кроватной сетки и, крякнув от натуги, рывком перевернул койку на бок. На пол посыпались бушлаты, спецы, а следом за ними с тяжелым стуком рухнуло тело Безукладникова. Почти мгновенно Борис вскочил на ноги и, несмотря на то, что был спросонья, двинулся в атаку. В этот момент он был похож на огромную дикую кошку, его тренированные мышцы напружинились, собрались в мощные тугие узлы готовые сиюсекундно распрямиться и дать отпор любому противнику. Выглядел он грозно и страшно. Но, увидев перед собой майора, сохранявшего поистине олимпийское спокойствие, Боря, как споткнулся. Ровным, не предвещающим бури голосом, майор спросил:
     - Вам что, товарищ Безрукавников, особое приглашение нужно, чтобы вы соизволили встать в строй? Одевайтесь! Живо!

     Борис принялся не торопясь с барской ленцой натягивать галифе.
     - Я сказал, быстрее, черт вас побери! – неожиданно взорвался Кондаков и, вскинув левую руку на уровень груди, выпростал из рукава наручные часы. – Время пошлО!

     Безрукавников, лихорадочно, как «дух», засуетился, задергался, торопливо запихнул вторую ногу в скрученную штанину. Когда время истекло, и майор оторвал взгляд от циферблата часов, Боря был почти одетый, но без сапог.
     - Да… За положенное время, вы, рядовой Безукладников, одеться не можете! А вот с молодежи, наверное, требуете! Так оно, или нет? Теперь посмотрим, как вы умеете раздеваться! Приготовиться к отбою! Время  пошлО!

     Безрукавников принялся поспешно скидывать только что надетое обмундирование.
     - Отбой! – выстрелом прогремело в казарме.

     «Дед» Борис стоял подле своей опрокинутой койки в трусах и старом застиранном тельнике, а обмундирование его было кучей навалено на пол.
     - Ну, как? Понравился вам сорокапятисекундный отбой? – с явной издевкой в голосе поинтересовался замполит, заглядывая Безрукавникову прямо в лицо. – Почти два года прослужили, а в армейский норматив уложиться не можете! Стыд-позор, товарищ Безрукавников! И чему только вас учили?! Одевайтесь!

     На сей раз Боря решил не искушать более судьбу, по-быстрому оделся и вскоре стоял в общем строю. От унижения и бешенства он весь побледнел и, если бы не офицерские погоны на плечах Кондакова, тому бы точно не поздоровилось!

     Тем временем, майор обошел весь строй спереди и сзади, внимательно осматривая стрижки «дедов», каблуки их сапог, подворотнички. Затем, выйдя на середину строя, он подозвал к себе дневального и приказал отключить «козел». Как только толстая нихромовая спираль погасла, майор сильным ударом ноги опрокинул «козла» на пол. Хрупкая асбестовая труба на которую была намотана спираль тут же разлетелась на куски, а сама она повисла жалкими рваными клочьями.
     - Развели тут «ташкент», понимаете ли! Дневальный! Вынесите этот мусор вон! Быстро! – лютовал майор, указывая пальцем на останки того, что секунду назад было бытовым электроприбором.  – И уберите в сушилку все бушлаты и спецпошивы! Вы не на курорте! Развесьте все по вешалкам, приведите помещение в надлежащий вид! А вы, Безрукавников, поднимите-ка и поставьте на место свою койку, да и застелить ее не помешало бы!
 
     Борис тяжелым шагом направился исполнять приказание, а «разнос» продолжался.
     - Значит так! Всем старослужащим к утренней поверке выправить «гармошку» на сапогах, отбить с них лишние каблуки и подшиться по-человечески, а не так, как вот этот!

     Произнеся эти слова, майор ухватил стоящего на правом фланге Вьюгова за белоснежный подворотничок и резко рванул его на себя. Раздался короткий треск. Кондаков запустил свои длинные пальцы под подшиву и вытянул из-под нее тонкий хлорвиниловый кембрик.
     - Я понимаю, что так оно, конечно, красивее, но не положено! Далее: всем, кому это необходимо, завтра же постричься! Сам  вечером проверю! А то выглядите вы, как самый замухрыжистый стройбат,  а то и похуже! Кому надобно стричься, сами, надеюсь, догадаетесь! И, последнее: всем старослужащим снять куртки!

     «Дедушки» принялись разоблачаться. На всех, за исключением Шнобеля и Авдея, под хэбэ и пэша были надеты тельняшки. Кондаков разыграл искреннее удивление:
     - Ха! А я и не знал, что служу в десантных восках! Снять немедленно!!!

     Потом, подумав, отменил приказание:
     - Ладно! С утра получИте у каптерщика майки, но чтобы это было в  последний раз! Кстати, пэша вам по форме одежды не положено, так что их тоже придется снять!
     - На «положено» хрен заложено! – буркнул Безрукавников, но так тихо, чтобы майор его не услышал.
     - Все ясно и понятно? – спросил тем временем замполит. – Если ясно, всем вольно! Разойдись на отбой!

     Когда Кондаков с Родем ушли, Боря, лежа на койке, громко и непотребно выругался в их адрес и, грозя кому-то невидимому, прошипел себе под нос:
     - Ну, ничего! Вы у меня еще попляшете!

     Бобров горестно вздыхал в своем углу, но по совсем  иной причине:
     - Эх! Жалко, «козла» разнесли!
     - Не беда! – отозвался со своего места неунывающий Вьюгов. – Завтра новую асбестовую трубу со склада притараним! Есть у нас на складе асбестовые трубы, Журналист?
     - Должны быть! – ответил ему Васька.
     - Что значит: «должны быть»? Ты – складчик! Ты просто, по долгу службы, обязан знать в точности, что у тебя есть, а чего нет!
     - Да хрен с ней, трубой-то! Главное, что такую нихромовую спираль мы теперь нигде не найдем! Нихром – дефицит страшный!
     - Шнобеля подключим! Он у нас – специалист по электрической части. Вот пускай и шевЕлит рогом! – Вьюгов отвернулся от Боброва и крикнул в темноту:
     - Эй, Фаза*! Достанешь спираль?
     - Не знаю… - неопределенно сказал Дудинцев. – Будет возможность, сварганю!
     - ХарЭ, мужики! – подвел Сухов итог разговорам. – Давайте-ка, спать, а то эта курва майорская еще и на подъём припрётся!

     Так оно и случилось. Утром, ровно без десяти шесть замполит вошел в казарму и тихо прикрыл за собой дверь. В шесть дневальный гаркнул подъём и, разом вскочившая на ноги толпа, одетая по форме номер два, то есть, оголенная по пояс, под предводительством сержанта Боброва хлынула на улицу делать физзарядку.

     Махали руками, ходили по кругу гусиным шагом, отжимались от земли на руках, а Кондаков, стоя на крыльце, наблюдал за ними с грустной улыбкой на умном лице, прекрасно понимая, что весь этот цирк устроен специально для него и демонстрируется только в его присутствии.

     Безрукавников спозаранку был чернее тучи. Он никак не мог простить майору того прилюдного унижения, которое ему пришлось снести в присутствии «духов» минувшей ночью. Кому он грозился давечА, было непонятно, но «душки» его сторонились, побаиваясь грозно сверкающих из-под насупленных бровей глаз и крепко сжатых пудовых кулаком. Было видно, что внутри у Бори все кипит и клокочет, и лишь присутствие офицера сдерживает его от все сокрушающего взрыва.

     Перед самым завтраком в казарме объявился Стёпа Родь. То обстоятельство, что майор опередил его и уже находился на службе, было для него полной неожиданностью. Видимо прапорщик понадеялся на то, что после ночного налёта майор будет с утра отсыпаться, но надежда сия не оправдалась. Замполит же, в свою очередь, отчитал незадачливого прапора за опоздание и, присовокупив к сказанному пару-тройку крепких армейских словечек, строго-настрого приказал быть Родю на подъеме ежедневно, исключая воскресные дни. Степан стоял перед ним маленький и жалкий, как нашкодивший школьник перед строгим преподавателем. Подводя итоговую черту под «разносом», Кондаков сказал:
     - С вас, товарищ прапорщик, они пример брать должны! А разгильдяйство и уклонение от своих непосредственных обязанностей примером никоим образом служить не может!

     После чего, замполит откланялся и исчез куда-то до обеда. В обед он появился у Васьки на складе в сопровождении Боброва. С некоторых пор Василий стал испытывать к замполиту части чувство симпатии. Ему нравился спокойный взгляд его карих глаз, пытливо всматривающихся в собеседника, покрытые узловатыми венами слегка удлиненные кисти рук, сидящие на худых запястьях, ровный голос и простая непринужденная манера общения с окружающими. В облике Кондакова физически ощущалась внутренняя сила, про которую в народе сказано поговоркой: «Не буди лиха, пока оно тихо!». Такие как он, по мнению Васьки, нравились женщинам и внушали уважение мужчинам.
     - Вы почему не в столовой, Борисов? - спросил Кондаков, удивленный тем, что Васька не пошел вместе с ротой обедать в часть.
     - Да, есть что-то не хочется, товарищ майор!

     Васька соврал. С полчаса назад он хотел есть и даже очень. Но накануне за пачку электродов "четверки", он получил от знакомого бича солидный кус соленой чавычи, а уж раздобыть хлеба большого труда не составило. Вот и пообедал с привеликим аппетитом рядовой Борисов выменяной рыбой, приправив ее, для пущего вкуса, сочной луковицей. Потому-то и есть ему теперь не хотелось и в роту он не пошел, сославшись на избыток работы.
     - И всё-ж таки, в столовую надо вместе со всеми ходить, - выговорил Василию Когдаков. - А то, что-ж это за армия у нас с вами получится, если каждый по своему хотению будет распорядок дня нарушать? Что-б это было в последний раз, Борисов!

     Прихватив со склада пару смесителей, сержант с майором ушли, правда перед уходом, Бобров успел отвести Ваську в дальний складской гол и раздраженно отчитал:
     - Ты что, "дух", совсем приборз? Почему на чИфан не пошел вместе со всеми? "Одедел" да?
     - Да нет! - пробовал оправдаться Васька. - Просто действительно, есть неохота, да и дел невпроворот! Жара-то какая стоит, гляньте! К тому же, ежели бы ушел я, то склад - закрытый был, и вы бы - даром прогулялись!
     - Ничего страшного! После бы пришел! А так - сегодня в нарял пойдешь! Ясно тебе?
     - Так точно, товарищ сержант! - откозырял Борисов, думая про себя о том, что в наряд сегодня идити не так уж и плохо. Хоть письмецо домой напишет, а то сколько уж не писал!

     Но, рядовой предполагает, а сержант - располагает... И вышло всё совсем не так, как того хотелось рядовому Борисову, ибо бобровский наряд заключался не в бездейственном стоянии на тумбочке, а в стирке грязного сержантского барахла, на что и угробил Васька весь свой вечер до самого отбоя. Так что письма домой так и не получилось...
 
     После четырехдневного пребывания в Усть-Камчатске, замполит улетел в Питер. В тот же вечер исчезли из бытовки, взятые напрокат у стройбата, полушечки с иголками, нитки и ножницы, а место "Боевого листка" заняла доска со специально сделанным "карманом" в который вкладывались писанные красной гуашью листы, отмечающие дни, оставшиеся до Приказа. "Деды" вновь облачились в "тельники" и "фургоны", навели "гармошку" на сапогах пуще прежней и принялись употреблять власть. Особено усердствовал в этом Безрукавников. Услышав, как Малико с Мехти Аббаскулиевым разговаривают на родном языке, он в два удара нокаутировал обоих, прибавив от себя, что если еще хоть раз услышит в казарме "чурбаний" язык, то душу выбьет из того, кто будет говорить не по-русски. Придя в себя после всесокрушающих бориных ударов, Мехтишка и Мелик молча отправились в умывальник смывать сопли и кровь, затаив на лютого "деда" страшную обиду, которая без слов читалась в каждом их взгляде, бросаемых исподтишка в сторону Безрукавникова. Спустя немного времени, последний не преминул это заметить и заревел:
     - Вы чо, суки, шары повылупили?! Мало вам дал? Не нравится, что? А мне - ваши рожи арапские не по нутру! Я вас, ****ей, до тех пор лупить буду, покудова человеков из вас не сделаю! Дайте только срок!

     На другой день после отъезда Кондакова на склад прикатил Дьяков на гэтээсе. Был он в отличном расположении духа и весь сиял от удовлетворенности собой и собственным бытием. Запустив свою пухлую короткопалую пятерню в рыжую копну волос на своей голове, Дьк взъерошил имисвою и без того взлохмаченную шевелюру т принялся инструктировать Ваську:
     - Я, Борисов, не охоту уезжаю. Вернусь через неделю, а то и через две. Тут придет к тебе Бобров, выдашь ему унитаз "Тюльпан", умывальник, ванную и всю трахимутию, которая к ним причитается. Учти: всё должно быть из одного комплекта. Пока я буду отсутствовать, ребята, за это время, у меня на хате небольшой ремонтик сварганят. Так что отказа ни в чем чтобы не было! Но, помни: вернусь,списочек мне представишь, кто что брал, когда и сколько. Не дай-те Бог, если чего на складе опосля не досчитаюсь! Ты меня знаешь! Понял, Борисов?
     - Яснее-ясного, Анатолий Евгеньевич!
     - То-то! И еще одно: тут я вижу, у тебя еще дел невпроворот, так что сегодня я к тебе Батыгина на подмогу определю. Будете напару здесь марафет наводить!

     "Ничего себе,помощь! - скис от дьяковской услуги Василий. - От "деда" помощи ждать, как от козла - молока Буду теперь пахать под зорким оком надсмотрика!"

     Отдав еще какие-то незначительные распоряжения, Дьяк втиснулся в низенькую кабинку гэтээса, хлопнул дверцей и, ухватившись за рычаги управления, лихо на месте развернулся и укатил. Борисов долго глядел вслед удаляющемуся вездеходу, Он слышал, что где-то в тайгу у Дьяка есть охотничья заимка, но и представить себе не мог, что тот может позволить себе столь длительные отлучки.

     "Во, мужик! - восхитился про себя он. - Сила! Живет, кум-королем и сам черт ему не брат! Все до синих веников и голубых яиц!"

     Незадолго до обеда на склад заглянули Сухов с Бобровым и молча, даже не обращая внимания на Ваську, вынесли во двор два комплекта унитазов с бачками и прилагающимися к ним "кишками". Борисов попробовал было робко протестовать:
     - Анатолший Евгеньевич сказал только один комплект брать!

     Сухов резко обернулся в его сторону и, зло оскалившись, процедил:
     - Заткни свой язык в задницу, "дух"! Это не твоего куцего ума дело! Еще раз услышу, как ты трандишь, зубы свои проглотишь вместе с языком!!!

     Бобров, видимо решив сгладить грубую выходку Сухова, сказал примирительно:
     - Слышь, Борисов! Какая тебе, на хрен, разница, один или два? Все равно, они здесь неучтенные стоят, несчитанные! Одним больше, одним меньше и не заметит никто, да и Родина-мать от этого не обеднеет!
     - Как так несчитанные! - возмутился Васька. - Да я их сам пересчитывал! Всего двадцать три было, а после вас - двадцать один останется! Что я Дьяку скажу?
    
     В глазах Вадима мелькнул огонек беспокойства.
     - А Дьяк в курсах? - коротко спросил он.
 
     Васька отрицательно покачал головой.
     - Если он сам их не пересчитывал и меня не проверяет, то нет!
     - Вот и добре! Пусть теперь знает, родной, что было их, беленьких, да гладенькимх, двадцать два! А один у него дома мы установим. Усёк арифметику?
     - Усёк, как же... - тяжело взжохнул Васька, смирившись с неизбежным.
     - Вот и умница! На, вот, держи!

     Сержант вытащил из оттопыренного левого кармана галифе две запечатанные пачки "Беломора" и протянул их Василию.

     - Это что, плата за труды неправедные? - поинтересовался он.
     - Понимай, как знаешь! Хотя, на твоей должности, "Беломор", оно, конечно же, мелочь... Здесь можно и не такое иметь! Сам знаешь, ведь не дурак поди! - тут Вадим кротко ласково улыбнулся и продолжил: - Давай-ка лучше, помоги ванну выволочь!
     - Две ванны, - поправил его Сухов. 
     - Ну, пусть будет две! - обреченно махнул рукой сержант.
     - Как две? - опешил Васька.
     - Делай, что тебе говорят, и молчи! - гаркнул Коля. - Пошли ванны тягать!

     Они вновь зашли на склад и, попетляв меж аккуратно уложенными трубами, прищли к стопке ванн, сложенных кверху днищем в дальнем углу. Кряхтя от натуги, втроем с трудом оторвали верхнюю от общей стопки и потащили ее к выходу. Нести было тяжело, ванна была чугунной. Васька про себя клял Сухова и Вадима последними словами. Наконец они достигли выхода и поставили ванну на дворе рядом с унитазами. Бобров стер пот рукавом пэша и, матгнувшись, спросил у Борисова:
     - Ванны - тоже считаны?
     - Нет пока, но по-моему, их - одиннадцать.
     - Значит - десять! Пусть до поры до времени, здесь постоит, а вечерком мы заедем с Раковым, на машину погрузим, а заодно и вторую выволочим! И запомни: Дьяку скажешь, что ванн десять было! И без фокусов там у меня! Не ссы, все будет путём!
     - Так ведь мне отчитываться...
     - Какой там отчет, идиот! - вскипел вконец вышедший из себя Сухов. - Неужели ты до сих пор не понял, что отсюда можно таскать и таскать! Даже не можно, а нужно, ослиная твоя голова! Не мы утащим,так Дьяк сам "налево" продаст, а барыш - в карман положит! Ему же первому нА руку вся эта неразбериха и бардак в учете материалов! Ты что, Журналист, совсем блаженный, иль только вчера родился? Простых вещей уразуметь не можешь? Ремонт у Дьяка делать будем, так?
     - Так, - подтвердил Васька.
     - А за чей счет, спрашивается, ремонт этот будет? Не знаешь? А я - точно знаю! За государственный! Слышишь ты, белоснежный наш! За государственный! Он же живет здесь, как старорусский помещик! Всё здесь его! Все им куплено, все забито! Захотел - на рыбалку поехал, захотел - на охоту! Жрачку надо? Пожалуйста - любую! Бабу? На выбор! Еще и проситься будут, чтоб приласкал-приголубил! Ни в чем ему отказу нет и не будет! Тебе - дураку, ведь с самого начала сказали, что он здесь - царь и Бог! Ежели он нормальный учет начнет вести, то это ему, как серпом по яйцам, потому что его же первого сажать ипридется! А с тебя, солдата, спрос малый! Всё с рук сойдёт! Ни одна собака притензий к тебе иметь не будет! Ты, кстати, у него склад по описи принимал?
     - Нет...
     - Ну, так хватай свою удачу за хвост, Журналист! Пользуйся благоприятным моментом, потому, как, раз подписи твоей на приемо-сдаточном акте нет, то и ответственности материальной, ты ни за что не несешь! С Дьяка спрос!
     - Только, упаси тебя божок, Журналист, если что пропадет без моего на то ведома! - предупредил Бобров. - Вот дембельнусь - пожалуйста, а сейчас - головёшку скручу!

     Мысленно в эту минуту Васька громко расхохотался и подумал: "Опоздали! Пропало уже!"

     Перекурив на улице, Бобров с Суховым ушли, а Васька отправился в укромный уголок, где ворохом был сложен сантехнический лён для подмотки стыков резьбовых соединений и спокойненико завалился на него спать.

     Разбудил его шум мотора во дворе и голоса. Вскочив с места, как ошпаренный, Васька бросился к ближайшему стеллажу с вентилляторами и принялся усердно греметь железками, изображая стопроцентную занятость. Но провести "дедов" оказалось не так-то просто. Загромоздивший своей массивной фигурой почти весь дверной проем Безрукавников крикнул:
     - Что? Спишь, падла?
     - Нет, не сплю! - возразил Васька, но как-то неубедительно.
     - Спишь, паскуда! По роже твоей опухшей вижу, что спал! - Борис подошел к Ваське вплотную и вперил в него свой стальной не знающий жалости взгляд. - Хрен с тобой, "душара"! Быстро, грузи один унитаз на машину! ШАру** поедем колотить! Значит так: грузишь унитаз, ванну, четыре каныжные трубы "сотки"***, пару штук - на пятьдесят, отводов двое, тройник - тоже по полтиннику, моток сальниковой набивки, чеканы для зачеканивания труб! Ну, мушкой, давай!

     Васька бегом кинулся исполнять приказание. На дворе НебАба с Зориком и Алишкой уже подтаскивали ванну в открытому заднему борту стоящего у выезда "газика".
     - Давай! Давай! - орали стоящие наверху Вьюгов, Бобров и Сухов, сгибаясь с кузова к земле и протягивая руки к потеющим "духам".
     - Чего встал, сучий пОтрох! Помогай! - рыкнул на Борисова Сухов, когда тот вышел со склада на двор. - Ну!!!

     Васька на мгновение замешкался, бестолково затоптался на месте, не зная, то ли ему нестись к чугунным канализационным трубам, сложенным дАвеча аккуратной поленицей в дальнем углу двора, то ли помочь ребятам с ванной.
     - Помогай, Журналист! - взревел тут Остап страшным голосом и, напрягшись, рванул ванну к груди.

     Василий бросился на подхват и водрузил край ванны на кромку кузова откуда она была тут же втянута "дедами" наверх. Следом за ней быстренько были погружены и трубы.
     - Где у тебя тут унитазы и набивка? - набросился на Ваську безрукавников.
     - Это я щас сам, - ответил ему Бобров, спрыгивая с кузова на землю. - Я-то, лучше него знаю, где, что и как лежит!

     Вадим исчез на складе, а Васька принялся угощать "Беломором" сослуживцев. Все угощались охотно, с явным удовольствием, лишь один Безрукавников, взяв папиросу, разминая ее между пальцами, задал вопрос:
     - Откуда?
     - Что откуда? - не понял его Борисов.
     - Откуда у тебя, Журналист, деньги?
     - Какие деньги, Боря?
     - Чо ты мне "лапшу" на уши вешаешь, "дух"?! Раз курево имеется, значит и деньги откуда-то появились! Вот я и спрашиваю у тебя: откуда деньги?
     - Да это меня Вадим сегодня угостил!
     - Вадим?! - Безрукавников пригвоздил Ваську к месту немигающим ледяным взглядом.

     В этот момент из дверей показался Бобров с унитазом подмышкой и сальниковой набивкой в правой руке.
     - Можно ехать! Айда, Мужики!
     - Бобёр, ты Журналисту курить давал? - спросил Борис у сержанта.
     - Давал, а что?
     - Да ничего! Просто подумал, что он что-то со склада спёр... Хитрый он, падла! За ним, глаз да глаз нужен!
     - Кончай дурью маяться! Поехали уже, а то скоро солнце зайдет! - поторопил Сухов Бориса. - Быстрее, погнали!

     Все влезли в кузов. Вьюгов, приняв у Вадима сальниковую набивку и унитаз, установил его в глубине кузова, аккурат посередине между откидывающимися деревянными скамьями, и уселся на него верхом с видом фараона. НебАба сноровисто закрыл задний борт на замки и, подтянувшись на руках, перевалился через него к "дедам". "Газон" заурчал, зафыркал простуженно и, набирая скорость, запылил по дороге. Васька смотрел ему вслед, покуда машина не скрылась за поворотом, и гнал прочь от себя недобрые мысли о том, что проницательный Безрукавников в чем-то его подозревает и о чем-то догадывается...    

   *  "Фаза" (жарг.) - собирательная кличка всех электриков в части.
  ** ШАра (жарг.) - "левая" халтурная работа.
 *** Каныжные трубы "сотки" (жарг.) - чугунные канализационные трубы диаметром 100 мм.

       
22. http://www.stihi.ru/2015/11/28/8567