17. http://www.stihi.ru/2015/11/28/8639
Приемный покой госпиталя встретил Ваську чистотой белой простыни расстеленной на низком топчане, запахом медикаментов и переливом солнечных бликов многократно преломленных огромными зеркалами вестибюля. В госпитале все дышало давно забытой гражданской жизнью. Выздоравливающие больные в полосатых больничных пижамах чинно прохаживались по коридору и вполголоса вели какие-то свои разговоры. Небольшая группа их сидела на улице возле входа на скамеечке и курила. Слышался приглушенный смех и заговорнический шепот, время от времени прерываемый возгласами удивления и восторга. Ничто здесь не напоминало об армии, казалось, что казарма осталась далеко позади, где-то в иной жизни, нереальной и далекой.
В госпиталь Ваську привел Александр Вьюгов. У порога он остановился, старательно вытер о постеленный тут резиновый коврик сапоги, оправил пэша, придирчиво оглядел свое отображение в многочисленных зеркалах. Оставшись видимо довольным своим внешним видом, Саня подтолкнул вперед себя Ваську в сторону дверного проема приемной, напутствуя:
- Ну, иди давай!
Васька прошел к столу за котором сидела миловидная шатенка в белой косынке с красным крестиком посередине. Шатенка оторвала глаза от какой-то книги, которую до сего момента усердно читала и, глядя на него крупными карими глазами, спросила:
- Что у вас?
- Я... - начал было Васька и замялся. Вид молодой симпатичной девушки смутил его. Он уже успел позабыть, как следует обращаться к представительницам прекрасного пола, когда они тебя о чем-то спрашивают. Так, переминаясь с ноги на ногу и глупейше улыбаясь, он и стоял бы истуканом на месте, если бы не помощь Вьюгова. Увидя васькину растерянность, он подскочил сзади и заговорил за него первым:
- Понимаете, вот у него... - тут, по-привычке, Саня ткнул твердым указательным пальцем в васькин правый бок, - ... рука порезана. Посмотреть бы надобно!
Девушка поднялась с места, обошла кругом стол, подошла к Ваське:
- Показывайте!
Васька закатал рукав и размотпл свою тряпку Глянув на порез, докторша, как он ее уже мысленно окрестил, накинулась на него с упреками:
- Чего же ты раньше не пришел?! Заражение крови получить хочешь?
Затем, глядя через васькино плечо на Александра, добавила:
- А вы-то, куда смотрите?! Давно это у него?
- Не знаю, - пожал плечами Вьюгов. - Дня четыре... Пять может быть...
- Может быть! А еще старшие товарищи называются!
Докторша извлекла из-под топчана белый эмалированный таз, тщательно ополоснула его под краном и быстро приготовила тёплый раствор марганцовки с водой.
- Давай сюда свою руку, Аника-воин! Как зовут-то тебя?
- Васька.
- Наверное у тебя кроме имени еще и фамилия есть, Василий? Или тебя Василием Батьковичем звать-величать?
- Борисов, Василий Алексеевич. Рядовой СА*, - представился Васька по полной форме.
- Год рождения? Номер ВЧ**? - продолжала допрос девушка, заполняя какой-то бланк.
Василий назвал.
- Вот это уже другой разговор. Это - по-военному. Четко. Так вот, Василий Алекссевич, придется вам у нас полежать. Марганцовочкой рану вашу промоем, пеницилинчиком вас поколем. Уколов боишься, небось? А вы идите, идите в часть, - сказала девушка уже обращаясь к Вьюгову и умело забинтовывая васькину руку. - Он все равно у нас останется.
Саня лихо крутанулся на высоких неуставных набитых каблуках и вышел. Васька с сожалением глянул ему вслед и обратился к врачу:
- Меня пеницилином нельзя.
- Это еще почему? - удивилась девушка.
- Мать всю жизнь говорила, что у меня гемоглобин падает. Организм мой пеницилин не воспринимает.
- У тебя мама врач?
- Нет.
- Ну, тогда это мы сейчас проверим.
- Что проверим, - не понял Борисов. - Врач моя мать или нет?
- Да нет же, - рассмеялась девушка тихим серебристым смехом. - Реакцию твою на пеницилин проверим, глупОй!
Васька даже не обиделся на то, что его назвали странным словом "глупОй".
Подойдя к хирургическому столику, накрытому стерильной салфеткой, докторша откунула ее край, с секунду погремела какими-то инструментами, а затем велела Ваське засучить левый рукав ВСО, что тот немедленно и исполнил. Корябнув его по внутренней стороне запястья чем-то остреньким, она нанесла на его руку маленькую чуть заметную царапину.
- Вот и отлично! Сходи пока к кладовщику, это по коридору направо, четвертая слева дверь, скажи, что тебя только что положили. Получишь пижаму, тапочки, переоденешься, потом зайди сюда снова, посмотрим, как твой организм не воспринимает пеницилин.
Васька все исполнил в точности и минут через пятнадцать вернулся в приемную.
- Садись! - врач махнула рукой в сторону стоящей табуретки. - Давай-ка свои анкетные данные, - карточку выписывать будем и историю болезни заполнять, а потом я тебя в палату определю.
Когда история васькиной болезни была оформена по всем правилам, она попросила его показать левую руку. Глянув на царапину, подытожила:
- Видишь, рядовой Борисов, реакции твоего организма на пеницилин никакой особой нет, так что, будем колоть!
Василий обреченно кивнул головой и поинтересовался:
- Куда колоть-то будете? В руку?
- Нет, дорогуша! Туда, на чем сидят!
Борисов совсем скис.
- И много?
- Четыре раза в сутки, пока рана твоя не перестанет гноиться и начнет затягиваться. А пока, пошли-ка в палату и готовься... - она тронула его рукой за плечо, предлагая следовать за собой.
Палата в которую попал Васька оказалась небольшим светлым боксом вдоль стен которого были расставлены четыре солдатские койки. Единственным ее обитателем оказался коренастый усатый солдат из мирно почивавший возле окна. Там же стояли две тумбочки на одной из которых лежал ворох старых газет, а вторая была по-видимому свободна. Судя по усам и отросшей шевелюре,, спящий был старше Васьки по призыву как минимум на год и по меньшей мере имел ранг "черпака". Стараясь по-возможности не шуметь, он расположился на противоположной койке и стал обдумывать, как бы ему убить неожиданно свалившееся на него свободное время. Спать, как назло, не хотелось, мыслей стоящих в голове тоже не было, и он просто лежал, устремив взгляд в потолок. Вскоре, однако, спящий повернулся на бок и открыл глаза. Увидя новенького, он непонимающе моргнул пару раз, затем, видимо сообразив, что произошло подселение, спросил:
- Курить есть?
- Нету, - ответил Борисов, отрываясь от интенсивного изучения потолка.
- Все вы, "духи", такие, без курева... - разочарованно вздохнул сосед, тяжело поднимаясь с места и, сев на край кровати принялся нащупывать крупными босыми ступнями куда-то запропастившиеся тапки. - Раз нет, то пойдем искать! Может где-что и нароем...
Усатый наконец отыскал свои тапочки и вышел вон из палаты. Васька остался в одиночестве, да и не заметил, как уснул.
Проснулся он, когда уже солнце катилось к закату. На койке сидел усатый и плоским надфилем аккуратно выпиливал из кусочка латуни звезду под комсомольский значок. Увидя, что Борисов зашевелился, он оторвался от дела и не то удивленно, не то осуждающе заметил:
- Ну ты и мастер харЯ давить! Аж обед проспал! Теперь уж скоро на ужин звать будут, а ты всё дрыхнешь! Вставай! А то трибунал проспишь!
Васька уселся на койке, протер кулаками заспанные глаза.
- Сколько сейчас?
Усатый выдвинул верхний ящик своей тумбочки и, вынув из него наручные часы, сообщил:
- Половина седьмого! Тебя зовут-то как?
- Васькой.
- А меня - Игорем, - новый знакомый протянул руку, которую Борисов вяло пожал. - Вот и познакомились! Стройбат?
- Нет, монтажник-трубопроводчик.
- Так в петлицах у тебя вроде стройбатовские шевроны были.
- На задвижку с трубой - дефицит. Даже в Питере их, говорят, днем с огнем не найти! Живем прикомандированные к стройбату, вот и носим ихние шевроны.
Васька намеренно умолчал о том, что ношение эмблем трубопроводчиков являлось суверенным правом старослужащих, да и то далеко не всех.
- Послушай, а откуда ты знаешь, какие у меня петлицы? - вдруг удивился Борисов, до которого только сейчас дошло, что не мог же его сосед определить род войск по больничной пижаме.
- Да видел, как тебя сюда конвоировали. Я как раз у входа курил. А ты - лысый, лопоухий, запоминающийся, - просто ответил Игорь.
В этот момент в коридоре раздался призывный голос нянечки:
- Ужин! Ужин!
Игорь стремительно поднялся с кровати.
- Пошли чифанить, Василий! Опосля поговорим!
Столовая в госпитале оказалась тесноватой, но чистенькой и уютной. Столики были под стать помещению: маленькие общепитовские, рассчитанные на четверых. По всей площади, их таких, накрытых чистыми накрахмаленными скатертями, стояло штук десять. Ужин оказался сытным с давно забытым домашним вкусом и белым пшеничным хлебом. Васька ел с нескрываемым удовольствием и аппетитом, что называется, уминал за обе щеки. После стройбатовской стряпни - для него это был настоящий праздник желудка! Быстро расправившись с пюре и жареной рыбой, он взялся за чай и сахар. Игорь же, поднявшись с места,подошел к раздаточному окошку, просунул в него свою пустую тарелку и через минуту уже двигался назад с новой полноценной порцией. Усевшись на свое место, спросил:
- Добавки хошь?
Ваське вроде бы и неудобно было поедать чужую пайку, но желание оказалось выше приличий, и он, мгновение поколебавшись, согласно кивнул головой. Игорь вилкой разделил принесенную порцию пополам и половину переложил в васькину тарелку.
- Ешь, давай! Не стесняйся! Здесь не рота тебе!
Некоторое время спустя, управившись с добавкой, они поднялись из-за стола.
- Э-эх! Покурить бы! - Васька мечтательно закатил глаза и проглотил сладкую слюну.
- Походи по коридорчику, в палаты загляни, может у кого и "стрельнешь"! Не забудь только мне курнуть оставить! - предупредил Игорь, на ходу дожевывая последний самый сладкий рыбий кусок.
Васька вышел из столовой и огляделся по сторонам. В коридоре было пустынно, только возле туалета толкалось несколько человек, о чем-то заговорнически перешептываясь. Буквально седьмым чувством почувствовав, что там делят курево, Борисов решительным шагом направился к ним. Догадка его оказалась верной: трое парней только что распечатали свеженькую пачку "Беломора". Василий появился весьма кстати для себя и совсем невстати для них.
- Дайте закурить! - голосом страждущего взвыл он, подходя у группе больных.
Некто, держащий в руке уже початый "Беломор" удивленно на него воззрился, что-то хмыкнул себе под нос невразумительное, но папиросу дал. Борисов тут же прикурил ее у другого и умиротворенно заурчал, как кот на теплой печи. Из столовки появился Игорь и тоже двинулся в стопрону туалета. Курильщики быстро спрятали пачку и кто-то сказал:
- Еще один прет на хвостА падать***!
- Ну, этого мы, с хвостА-то, скинем! - ответил другой.
Но подошедший Игорь никого ни о чем не просил, а просто молча сел на свободную рядом с Васькой табуретку. Когда "беломорина" истлела наполовину, Васька, крепко сжав в зубах конец бумажного мундштука, оторвал его и протянул, укороченную таким нехитрым маневром, папиросу приятелю. Игорь благодарно кивнул и с явным удовольствием, затянулся. В госпитале включили свет, за окнами густели летние сумерки. Борисов, закончив перекур, направился в палату. Не успел он улечься на койку, как вошла молоденькая медсестра со шприцем в руках.
- А-а! Спящий красавец! - отпустила она ему комплимент. - Так сладко спал, что я тебя будить в обед на укол побоялась! Давай-ка, переворачивайся на живот! Сейчас мы тебя лечить будем!
Васька глянул на миловидное личико, обрамленное кудряшками каштановых волос выбивающихся непослушными завитушками из-под белой косыночки, и с тяжелым вздохом принялся поворачиваться. Оттопырив штанину пижамы, он приготовился к худшему и, пока сестра протирала ему место будущего укола ватным проспиртованным тампоном, бурчал:
- Обязательно в зад надо колоть? Как будто у человека других мест на теле нет, куда можно шпрц всадить!
Игла легко вошла в податливую мякоть. Странно,но Васька почти ничего не почувствовал, видимо сестра своё дело знала отменно.
- Есть, есть у человека и другие места, дружок! - ответила она на васькину тираду. - Но это - самое, что ни на есть удобное! Не промахнёшься! - добавила она с коротким смешком.
Васька перевернулся на спину и снова что-то забубнил недовольно себе под нос.
- Ну, вот! Теперь можешь спокойно отсыпаться, а ночью я опять тебя разбужу, - медсестра направилась к выходу.
- А ночью-то, зачем? - поинтересовался Василий.
- Как так, зачем? - удивилась сестра. - У тебя в карточке записано: пеницилин, четыре раза в сутки! Перед завтраком, обедом и ужином, плюс разочек ночью. Так что жди меня часа в два-три с визитом!
Сестра вышла. Игорь с сожалением проводил ее взглядом.
- Э-эх! Мне бы такую бабу! Я уж и позабыл, чем они пахнут!
Глубокой ночью Борисов был разбужен давешней медсестрой. В палате был зажжен свет, и Васька долго непонимающе хлопал глазами спросонья, в первый момент даже порываясь вскочить с койки и кинуться одеваться, настолько въелся в него сорокапятисекундный армейский подъём. Сестра остановила его порыв спокойным движением руки, продемонстрировала перед его заспанной физиономией шприц с иглой и велела нормально лечь. Васька улегся на живот, принял положенную дозу пеницилинчика внутримышечно и заснул, как будто провалился в какую-то бездонную пропасть. Так он спал всегда без сновидений и эмоций. Мать его утверждала, что так спят люди с нормальной здоровой нервной системой, когда организм и мозг отдыхают полностью. отключившись от бесконечных проблем бытия.
На второй день пребывания в госпитале Василий совершил потрясающее открытие вселенского масштаба: оказалось, что при госпитале имелась библиотека! Истосковавшийся по чтению Борисов сразу же после завтрака отправился в нее и часа два изучал картотеку. Книги в библиотеке были в основном по военной тематике: о героях, о подвигах, о бесстрашных и лихих красных командирах. Но литературу подобного сорта Васька не любил, справедливо полагая ее конъюнктурной и однодневной. Нередко его поражало то, как много людей обожает шлягерные детективчики и ура-патриотические книжонки из бесчисленных военных серий. В итоге, ему все-таки повезло: в госпитальной билиотеке сыскалось несколько разрозненных томов из собрания сочинений Эмиля Золя. Несмотря на то, что почти всего Золя он перечитал еще этак в классе восьмом, но на сегодняшний день выбор у него был невелик. Подойдя к библиотекарше, Борисов попросил "Творчество". После довольно продолжительных поисков было найдено четыре тома великого французского литератора, но среди них любимого васькиного романа не оказалось. Пришлось довольствоваться "Чревом Парижа". Вернувшись в палату, Василий плюхнулся на койку и, открыв книгу, начал погружение в XIX век. Тотчас же окружающий реальный мир перестал для него существовать. Вместе с героями романа Васька бродил по улицам Парижа прошлого века, дышал его воздухом, жил жизнью и заботами его обитателей - его патрициев и его плебеев. Стены госпиталя канули в небытие, а вместо них возникли стрельчатые своды Нотр-Дам де Пари, шум мощенных крупным серым булыжником мостовых по которым громыхали груженные телеги запряженные лошадьми. Ему зримо представлялись неясные силуэты людей населяющих огромный город, освещаемый неверным светом газовых фонарей по вечерам. Разыгравшееся воображение унесло его в далекое прошлое, в полную тревог и злоключений жизнь героев, созданных гением Эмиля Золя. До всего остального ему не было дела. Он впитывал в себя печатные строки с такой жадностью, с какой песок пустыни поглощает в себя редкие капли влаги. От чтения его отрывала только медсестра регулярно "вкатывающая" ему пеницилин в зад, да перерывы, связанные с приемом пищи и редким курением. Еще ни разу в жизни Борисов не читал столь жадно, ненасытно и быстро, как сейчас. Буквально в течение нескольких дней все томики Золя были прочитаны им от корки до корки вместе с послесловиями и примечаниями, даже самыми незначительными. Целую неделю он жил далеко отсюда во времени и пространстве другим недоступном. Покончив с Золя, Васька "откопал" книжечку "Молодой гвардии" с повестью Жоржи Амаду "Капитаны песка" по которой в свое время был снят известный американский фильм "Генералы Песчаных карьеров" и тоже "проглотил" ее залпом и с упоением. Он забыл обо всем, что окружало его в реальном мире. Забыл о своем соседе по палате, забыл о своем изрешеченном уколами заде на котором ему уже было больно сидеть, забыл о больной руке своей, которая беспрестанно ныла. Он не замечал того, что Игорь с удивлением и уважением поглядывает на него, дивясь его ненасытности в чтении и выносливости его глаз. Но до мира сего Василию дела не было, воспаленное воображение унесло его настолько далеко в мир грёз, что личных проблем не существовало. Все вопросы и масштабы были глобальными. Возвращаться на грешную землю не хотелось, но все же пришлось...
Произошло это на девятый день пребывания в больничных стенах, когда неожиданно нагрянул Авдей. Зайдя с утра к Ваське в палату, он оглядел всю окружающую его обстановку подозрительным настороженным взглядом и, сходу, задал вопрос:
- Всё молотишь, Журналист?
Васька обиженно ответил:
- Не, болею...
- Да знаю я, как ты болеешь! - махнул младший сержант рукой. - Молотишь тут себе под дурачка! Думаешь, никто не видит, что ты - молотила?
Борисов, отложив в сторону книгу, напряженно ждал от Авдеенко какой-нибудь пакости и, дождался.
- Работать кто за тебя будет, Журналист? - вынужденное васькино безделье видимо давно уже не давало ему покоя. - Там ребята на трассе, как папы-Карло пашут, а ты здесь загораешь! Когда выписка?
- Не знаю... - Васька неопределенно пожал плечами.
- А ты - узнай! И постарайся, чтобы было это послезавтра. Ты слышишь меня, Журналист? - Авдеенко говорил тихо, но непреклонно. - Мы встречаемся с тобой послезавтра. Усёк, "душара"?
Нагнувшись к васькиной койке, младший сержант взял в руки книгу, которую Васька читал до его прихода, повертел ее в руках и спросил с нескрываемым презрением:
- Книжечки почитываешь, Журналист? Читай, читай... Только запомни: если, не дай божок, послезавтра тебя в казарме не будет - пеняй на себя и молись всем святым! Как ты там будешь выписываться - это уж твое личное горе, но не позже, чем послезавтра! Покедова, Журналист!
Швырнув книгу на кровать, Авдей направился к двери. Уже переступив ее порог он обернулся и, растянув тонкие бескровные губы в сладострастной улыбочке, добавил:
- До встречи, "дух"! Да, кстати, о птичках: днями должны пополнение к нам пригнать. Ты в курсАх, наверное?
- Угу, - отозвался Васька со своего места.
- Так вот: с ними Кондаков - замполит части приедет. А он - молотил не очень-то жалует, Журналист!
Младший сержант ушел, а Васька еще долго неподвижно лежал на своей койке тупо уставившись в потолок. Мысли ворочались медленно, со скрипом. До сих пор он не мог уяснить себе, чем вызвано пренебрежительно-издевательское к нему отношение со стороны Авдеенко, человека не то, чтобы тупого, но до крайности ограниченного и не видящего далее своего носа на вершок. Здесь, в госпитале, за истекшие месяцы со дня начала своей службы, Васька впервые ощутил, что он не вьючная скотина на которой можно только пахать, бороновать и сеять, а человек - с его мыслями, сомнениями, моральными устоями и интеллектуальными запросами. И вот приходит какой-то младший сержант, смотрит на тебя, как на кучу дерьма под ногами и напоминает тебе, что ты не человек, а животное, предназначенное только для однообразной отупляющей работы. Будешь работать - хорошо! Не будешь - пойдешь на заклание! Ты пробуешь в мыслях своих защищаться, противопоставив примитивной сержантской логике, весь свой изощренный ум, отточеный бесчисленным количеством прочитанных томов, но оказываешься абсолютно бессильным перед прямым напором обыкновенного салдофонства и чванства мелкого начальника нежданно-негаданно дорвавшегося до мизерной власти над телами и душами нескольких, зависимых от него в силу сложившихся обстоятельств, людей. И перед этим давящим напором пасуют ум, логика, эрудиция. Чего стоят все кники, прочитанные тобой, рядовой Борисов, перед силой Его Величества Сапога? А ведь именно эта сила стоит за плечами младшего сержанта Авдеенко. Чего стоит твой ум перед кулаком Сухова у которого все сводится к тому, где бы достать выпить и закусить? Даже, если быть более точным, закусывать не обязательно. Главное - выпить! Чего стоит эрудиция не подкрепленная мощными бицепсами и умением постоять за себя в самых непредвиденных ситуациях? Ничего! Зряшное все это дело - книги! Мираж один! В настоящей жизни нет им места, а есть только упорнейшая борьба за существование, борьба сильных со слабыми в которой выживают сильнейшие. А ты - рядовой Борисов, далеко не сильнейший...
Половину текущего дня Василий потратил на стирку своего хэбэ, благо в госпитале имелась стиральная машина, а кладовщик из милости снабдил его стиральным порошком. Вторая половина дня была потрачена на хождение по врачам и визит к начальнику госпиталя в кабинете которого Васька с пеной у рта доказывал, что он абсолютно здоров и в состоянии работать, как вол. Седовласый полковник медицинской службы сраженный его энтузиазмом и неистовым напором, в конце-концов сдался и внёс слова "рядовой Борисов В.А." в список выписывающихся на завтра.
В последний свой вечер в госпитале Васька сидел возле туалета и курил с ребятами одну "беломорину" на шестерых. Какое же это курение? Раз - затянулся! Два - поперхнулся! Вот тебе и весь сказ! Ни уму, ни сердцу! Но без курева было мучительно трудно и даже от мизерной затяжки кружилась голова, как от стакана доброго крепленого вина. Настроение было поганое, мысли крутились вокруг ожидавшего его казарменного "рая".
Ночь перед выпиской он проспал как обычно, без сновидений. Но как только первые лучи восходящего солнца пробились сквозь оконные гардины, Васька был уже на ногах. Следовало хорошенько вымыться в такой роскошной штуковине, как настоящая лежачая чугунная ванна. В кои еще веки ему это удастся? А здесь, в госпитале, есть это большое эмалированное чудо в котором можно понежиться, отпарить свое изнуренное тело, в последний раз почувствовать себя "белым" человеком.
Тихо кругом. все еще спят. Васька берет полотенце и кусок хозяйственного мыла раздобытого еще вчера загодя и проходит в дальний конец коридора в ванную комнату. Вот она - ванна! Стоит, тускло высвечивая слегка желтоватой потрескавшейся эмалью. Он открывает краник смесителя и вода упругой мощной струей устремляется вниз. Значит так: вначале ванну надо ополоснуть, мало ли кто в ней плескается? Далее следует окрыть оба крана, горячей и холодной воды и набрать чугунное чудо. Раздевшись, Васька залезает в горячую воду, вытягивается, насколько это возможно, блаженно закрывает глаза. Парадиз! В последний раз так хорошо ему было дома. Но здесь - не дом. Здесь - армия! Надо вымыться до подъёма, пока не нагрянула толпа в соседний умывальник на утренний моцион. Пока кругом тишь и благодать... Надо торопиться...
Окончив банные процедуры, Борисов вернулся в свою палату. Госпиталь еще только начинал просыпаться, оживать. Игорь заправлял свою койку по-солдатски - "конвертом".
- Привет! - поздоровался Васька.
- Здорово, коли не шутишь! - отозвался сосед. - Ты, говорят, сегодня на взлет?
- Ага!
- Я тоже. Отлежался! Главный выписывает после трех, так что до обеда мы еще здесь покантуемся. Курить есть?
- Откуда такое счастье? Вчера вон - одну папироску на шестерых курили. Таьачный голод...
- Ясненько... Щас, Василий, почифаним, надо где-то курево надыбить! Усёк?
- Есть! - бодро ответил Васька.
- А ты откель такой будешь, весь розовенький, как поросеночек молочный, а? - Игорь пихнул куцым толстым пальцем в хилую борисовскую грудь.
- Из ванны.
- Ах, из ванны! Грязюку, значит, армейскую отмывал! Правильно сделал! В части по-кайфу никогда не вымоешься, а здеся - все тебе условия... Ташкент! Бери - не хочу! Ладно! Пошли на чифан!
После завтрака Васька обегал оба госпитальных крыла в надежде разжиться куревом, но, что называется, "пролетел". Назад возвращался мрачный и угрюмый. В палате его ожидал уже одетый в войсковое пэша Игорь. Васька обалденно вытаращил глаза на черные погоны рассеченные вдоль широким золотым галуном с тоненькой чуть заметной красной окантовочкой по краям. Как оказалось, его новый знакомый носил высшее солдатское звание - старшина. Ваське полумалось: "Никогда и не скажешь, что старшина роты! В обращении прост, без выпендрона и всяких разных штучек. Да у нас тот же ефрейтор Раков с большими понтами, чем он!"
Игорь, в свою очередь, уставился на васькино недоуменное лицо.
- Что шары по-чайнику вылупил? Не видел что-ль ни разу?
- Не-е, это я просто так... - сконфузился Василий.
- Курить принес?
- Нет. Всех обегал, ни у кого нет.
Сверкнув пушечным перекрестьем петлиц, Игорь направился в коридор к зеркалам. Уже выходя из палаты, бросил ненароком:
- Я бы, на твоем месте, сходил к кладовщику и забрал бы обмундирование!
Только тут Васька вспомнил, что его барахло сушится со вчерашнего дня в сушилке. А ведь его еще надо отгладить, подшить чистенький свежий подворотничок, начистить сапоги! Дел - невпроворот! Да и подворотничков-то ведь свежих у него тоже нет! Их еще выстирать надо!
Пулей выскочив из палаты, Борисов понесся в кладовую. Через минуту он нес в палату электрический утюг за которым волочился по полу длинный обтрепанный шнур с разбитым штепселем на конце. В палате утюг был немедленно водружен на тумбочку, включен в сеть и, пока Васька отстирывал в умывальнике свои грязные тряпки подшивы, нагревался. Глажка хэбэ заняла еще полчаса, минут пятнадцать Василий усиленно утюжил мокрые подшивы до их полной просушки, затем, выдернув с обратной стороны вОрота хэбэ из-под петлицы иголку с ниткой, аккуратно подшился. Наконец-таки все первоочередные неотложные дела были решены и можно было спокойно передохнуть. Но где Игорь? Куда он запропастился?
Васька выглянул из палаты в коридор и обеспокоенно повертел во все стороны головой. Старшина исчез, как в воду канул! Борисов отнес обратно кладовщику утюг, забрал свои сапоги с портянками, и, переодевшись в чистое обмундирование, стал терпеливо ждать. Перед самым обедом появился Игорь. Придирчиво осмотрев одетого по полной форме Борисова, сделал замечание:
- Почти воин. Только сапоги нечищены и пряжка на ремне мутная. Давай-ка, дуй на улицу, там возле входа бадья с тавотом стоит и щетка сапожная есть. Сапоги почисть, заодно и покуришь! На, вот, держи! - он протянул Ваське целую папиросу. Плохо ты, друг, искал! Я вот, так сразу нашел! Иди. приводи себя в порядок, а потом я тебе пасту ГОИ**** дам, пряжку почистить.
Борисов благодарно взял папиросу и пошел наводить марафет. Странное дело! Пока Игорь ходил в больничной пижаме, в его разговоре не прослеживались командирские повелительные нотки. Сейчас же, будучи в форме, он обращался к нему как старший к младшему, тоном не терпящим возражений и пререканий.
На дворе Васька конечно же вместо того, чтобы сразу же начать чистить свои сапоги, вначале долго и с наслаждением предавался курению и только когда от папиросы остался один лишь картонный мундштук, принялся за дело.
Освободился он, аккурат, в тот самый момент, когда ставший уже привычным голос нянечки воззвал к обеду. Игорь, произведя самый придирчивый осмотр его внешнего вида, остался удовлетворен.
- Вот теперь ты похож на воина Советской Армии! - довольно подвел он итог. - А то, разгильдяй какой-то, а не солдат! Не будь чуханОм! За это тебя никто уважать не будет, ни "старики", ни твои же однопризывники! Держи марку собственной фирмы на высоте! Пошли на обед!
В столовке Васька без всякого аппетита съел свою порцию наваристого борща, лениво и нехотя поковырял белые макароны в масле с жирной мясной подливкой. Он с грустью окидывал взглядом чисто выбеленные стены, грустно размышляя о том, что уже сегодня вечером он будет трескать кашку-парашку в плохо вымытой стройбатовской столовой, а ночевать придется в казарме рядом с ненавистными "дедами". Игорь, заметив такое упадочническое настроение, буквально прочел его невеселые мысли.
- Ты чего нос-то повесил, Вася-василёк? - спросил он.
- Да так... Настроя нет! - попробовал отмахнуться Борисов.
- А я тебе сейчас расскажу, отчего у тебя настрой отсутствует, - ответил ему старшина, запихивая в рот солидный кус мяса. Старательно прожевав его, Игорь продолжил: - А потому у тебя его нет, что скоро - в роту. Там "дедушки" разные, злые, типа меня, например.
- Ты не злой! - возразил Василий.
- Это тут я не злой, а в роте, я - лютый! Ты думаешь, даром мне эти штуковины понавесили? - тут он постучал указательным пальцем правой руки по широкому золотому галуну на левом погоне. - Нет, не даром! На службе в казарме надо быть злым, иначе не проживешь! Слыхал такую поговорку: бей своих, чтобы чужие боялись?
- Слыхал. Глупая какая-то поговорка!
- Сам ты глупый-несмышленыш! В ней-то ведь, в поговорке этой, глубокий смысл заложен. Будешь с вами, "духами" миндальничать, так свой же призыв тебя зачуханит и над тобой надсмехаться начнет! Да и сами-то вы - хороши! Вам ведь только волю дай, так вы мушкой на шею залезете! Вот и приходится держать ухо востро, а вас - в ежовых рукавицах! Я конечно понимаю, что вам, "духам", очень хочется кое-кого из "дедов" покачать на руках по принципу: два раза подкинул - один раз поймал, да "деды" вам этакого куража сделать не дадут! Так что, терпи казак - атаманом будешь! Не ты первый, не ты и последний! И запомни: на нас, "дедах", вся армия держится. Не будь "дедовщины", знаешь, какой штат офицерья армии бы потребовался? Не счесть! А так и порядок есть, и государство не в накладе. А ты - терпи! Терпи, потом свое отыграешь! Понял меня?
- Понял, - уныло ответил Васька.
Ему уже и раньше приходилось слышать подобные речи в защиту суверенных прав старослужащих, так что лекция, которую ему прочел старшина, была для него не вновь.
- Вот и почифанили! Спасибо этому дому, пойдем к другому! - подытожил Игорь, подымаясь из-за стола. - Пошли, Вася, ксивы получать!
- Чего, чего? - не уразумел Борисов.
- Ксивы, говорю, пошли получим! Листы, то есть на выписку, у главврача. Ты госпиталю ничего должён не остался?
- Да нет, вроде бы... Книги я еще вчера вечером библиотекарше сдал...
- Ну, а коли не должен ничего, так пошли оформим бумажки, да и разбежимся в разные стороны, как в море корабли. Кстати, как там твоя рука?
- Ничего, как будто...
- Ничего хорошего, или ничего плохого?
- Просто ничего. Рана затянулась после марганцовых ванночек и уколов этих, долбанных. Вроде не гноится. Словом, как будто, всё в норме!
- Ну, тогда всё хоккей! Поехали!
Час спустя Васька покидал госпиталь. Очутившись на улице, он бросил прощальный взгляд на приземистое белое здание в стенах которого он хоть ненадолго, но вновь ощутил себя человеком и твердой решительной походкой, не оборачиваясь более, направился в расположение части.
* СА (абр.) - Советская Армия.
** ВЧ (абр.) - войсковая часть.
*** Падать на хвостА (жарг.) - примазываться к чему-то или к кому-то нахаляву.
**** Паста ГОИ - абразивная паста на основе трехвалентного хрома для тонкой очистки металлических поверхностей разработанная Государственным оптическим институтом (ГОИ) в 30-х годах ХХ века.
19. http://www.stihi.ru/2015/11/28/8610