(начало любовного диалога в эпизоде "Когда взаимность станет нашим яством?"
http://www.stihi.ru/2016/05/30/2862)
...И юная кузина, и кузен
по молодости оба были рады
в тиши уединиться, где размен
любезностей в ночь вышел за преграды…
…Амур свой список жертв перелистал
туда-сюда и замер от восторга:
«Ну, прям-таки Изольда и Тристан!
Без надобности тайная настойка»!..
…На грудь Моник смотря не без восторга,
гость часто любопытный свой нос трогал.
Сей бюст даст фору бюстам дев всех стран!
У девы к некой перемене стан
вертлявым, гибким сделался, но… строго
по кодексу дворян, а не мещан
сначала говорили о высоком,
пусть кто-то истекал любовным соком.
Глазами немигающими Жан
отслеживал умильно все ужимки
кузины, ну и сам не оплошал,
желаемое клянчил, как клошар,
горячность проявив не без перчинки:
– Я прежде, чем уйду вновь на войну,
отведать бы хотел успеть простого –
нет, непростого! – счастья. Мать твою
мы спрашивать не станем. Тут я скован.
– Не вздумай впутать тётю, имбецил!
Достаточно меня спросить о праве
твоём на плоть сестры. – Двоим бы сыр
из мышеловки взять нам на халяву!..
Семья – не храм, и Жан – не Герострат.
Упущенный шанс гостя не навёрстан,
но страсть ещё способна нарастать.
Друг другу были брат с сестрой под стать,
что делало честь их фамильным гнёздам.
Девица млела вся во власти грёз, да
при этом не рвалась доступной стать,
кузена одарив клеймом прохвоста.
Девичий лик, чьи юные черты
манили привлекательностью гостя,
впрямь были украшением четы,
для флирта коей полумрак был создан.
Улыбкой, взором, позами Моник
ещё смелей кокетничала с ростом
мужского возбужденья, ни на миг
сама не расслабляясь перед гостем.
– Пришёл с войны не значит, что во мне
аналог должен видеть ты трофея.
И фразу «на войне, как на войне»,
поскольку тут одна для мира сфера,
забудь передо мной благоговея!
Тебе я не обязана, кузен,
петь ласковое что-то. – К чёрту пенье!
Мерси, что не расселись сбоку семь
дуэний-нянек – вместо нот шипенье!
Тогда б я показал бы им певца,
их ханжеские сдёрнуть смея маски!
Во мне нет стоицизма мудреца.
Я б мигом обработал змеям фаски! –
волнующийся брат не отрицал
влюблённости не родственной закваски. –
Твоё ловлю я сердце на живца,
Готов в очаг пасть вместо деревяшки!
– Всегда ль в ответе девичьи сердца
за холодность девиц? Не жди завязки!
Никто в тебе не признавал истца,
отвергнутого мною. Что за сказки?! –
при свечках миловидного лица
не портили нисколечко гримаски. –
Ни выеденного до крох яйца,
ни ломанного су не стоят ласки,
которыми ты хвастаешься впрок.
Пытаешься заглядывать мне в глазки?
Да чем бы ты ещё меня завлёк,
когда б ни принесённые мне цацки?!
Общенье наше, Жан, не рандеву.
Ты – не кумир, а я – не роковая.
– Я знаю, чем однажды удивлю
тебя, чтоб ты меня поцеловала.
– Тебя я поцелую?! Фантазёр!
Да ты меня разыгрываешь просто!
– Однажды выйду я в ночной дозор,
поймаю под твоим окном прохвоста,
маньяка и разбойника к тому ж,
но пойманным тем сам же я и буду,
чтоб выбрала из разных как-то душ
ты Жана-удальца, а не приблуду.
Маньяк-то спеть успеет под окном
тебе незаурядно серенады.
Должна тогда при выборе таком
певца иль стража ты лобзать, как надо!
Кузина покрутила у виска
изящным указательным. Балбес, мол!
Но голосом, чуть более любезным,
была уже к томлению близка:
– Счёл, что моя… плоть без тебя зачахнет?
И впрямь маниакально ты готов
во мне разжечь, да прямо хоть сейчас вот,
огонь… бесцеремонным тыком дров!
Глазами всю меня, как пёс, ты лижешь!
– Давно пусты тарелки. Сядь поближе.
– Жан, руки убери! Ужель не слышишь,
как кашлянул где кто-то?! Вдруг войдут!
Увидят, что давно не брюква тут
у гостя под рукой – любимым блюдом.
Как объяснишь родне и прочим людям
мотивы извращения?! Замри!
Спать можешь, но один, хоть до зари!
С твоим я не желаю знаться удом!
...Вот если б ты поклясться мне сумел,
что дядя мой – тебе отец приёмный…
– Ещё чего! Я и без этих мер
добьюсь тебя! Без клятвы вероломной!..
(продолжение в http://www.stihi.ru/2016/06/06/6180)