http://www.stihi.ru/2017/01/24/5606
* * *
Не узнаю.
С трудом, с болью напрягаю память, выцарапываю из прошлого забытые черты.
Она…
Конечно же, она!
Стою молча, не зная, что сказать, всё ещё до конца не веря.
Она…
Она тоже молчит. В уголках глаз - две крохотные блестящие слезинки.
— Что, постарела? — она, наконец, нарушает молчание, беспомощно улыбаясь дрожащими тонкими губами.
— Что ты! — неуверенно возражаю я. — Ты стала ещё красивее!
Но она не верит мне, и сам я не верю. Постарела…
— Вера! — я окликаю её по имени, и четыре года исчезают внезапно, растворяются в бледном свете пёстрых светильников…
Я присаживаюсь в самом уголочке, отчего-то не решаясь сесть ближе.
— Слушай песню, пожалуйста! — Вера прижимает свои холодные пальцы к моим пересохшим губам.
Остаётся только молчать. О чём говорить? Вспоминать о том, что не забывается?
..........................
И на что нам он, рай?
На Земле, на Земле наше место!
Не дано от дорог нам хотя бы чуть-чуть отдохнуть.
Счастлив я,
что опять
никогда наперёд неизвестно,
за каким поворотом начнётся шоссе
Млечный Путь…
..........................
…Что это? Всё вокруг вдруг поплыло, закружилось, слилось в бесформенное разноцветное пятно. Оно дрожит, колышется, оно хрупко и невесомо…
Почему-то болит….здесь… и здесь… Пелена какая-то на глазах…
— Ты… Ты плачешь?!
Я плачу? Какие глупости! Плакать я разучился давным-давно. В последний раз это едва не случилось лет пятнадцать назад, когда погиб взводный, а с ним ещё четверо наших ребят, там, в каменистых афганских горах. Тогда очень хотелось заплакать, завыть по-бабьи, броситься на землю и разбить голову о шероховатый горячий камень… Но вместо этого я в исступлении заорал что-то по-матерному и повёл ребят, что остались от нашего взвода, вперёд, и оставил там ещё троих пацанов, но взяли мы эту чёртову высоту, вышибли «духов» с так нужного нам перевала, и уже через несколько часов прошли по нему «Уралы» с очень важным для тех, за кого мы воевали, грузом…
— Дым… Дым в глаза попал… — неловко оправдываюсь я, поспешно вытирая слёзы.
Мы сидим и молчим - долго, бесконечно долго, покуда не остаёмся совершенно одни в опустевшем зале, и совсем недавно подобострастный официант хамовато предлагает покинуть закрывающееся заведение.
Она встаёт первая.
— Пора…
Мучительно пытаюсь найти слова, но нет слов, исчезли, растворились, растерялись за долгих четыре года.
Ночь почти тёплая, снег рыхлый и сырой, ещё не убранный с неширокого досчатого тротуарчика, по которому мы бредём забытой дорогой.
— А ты так и живёшь одна? — спрашиваю, чтобы хоть что-то спросить, хотя считаю, что говорю совершеннейшую глупость. Наверняка, не одна!
— Одна? Нет. Теперь не одна.
Конечно, я оказался прав! Такая женщина не имеет права жить одна, она просто обязана кого-то любить и быть любимой…
— С сыном… — едва слышно добавляет она.
* * *
Продолжение следует
http://www.stihi.ru/2017/01/24/5781