Предыдущее: http://www.stihi.ru/2017/06/02/9893
Шиншилов часто видел сны.
— Ну и что?! — тут же воскликнет нетерпеливый читатель. — Любой порядочный человек, включая и этого вашего Шиншилова, напяливши на голову сетку для волос и обернувши края усов пергаментной бумагой, в установленное время может видеть сны. Что же тут необычного?
Так и хочется в ответ воскликнуть: «Да, милостисдарь, оно конечно, вы правы!» Однако поэт наш сны видел, как правило, серые, скучные, соответствующие своему отчеству. Таков уж был его организм. Не взыщите: лабиринты, подвалы, блуждания всякие, поиски воздуха – одна ерунда!
Вот только нынешняя ночь подарила Модесту Шиншилову необычный цветной сон. Что сие происходило с ним не наяву, он был уверен, как в самом себе, поэтому лежал, боявшись шевельнуться, чтобы не спугнуть видение.
Во-первых, на улице, с которой он вошёл на территорию старого рынка, не было стелы «Павшим в борьбе за Советскую власть», и она не именовалась «ул.им.Сталина». Ну не было таблички, хоть убей! Во-вторых, очутившись в нешироком проходе между кирпичными складами и сводами Гостиного двора, Шиншилов обнаружил, что проход гораздо шире проезжей части упомянутой улицы и во время детального осмотра продолжает расширяться. В-третьих, именно взор его, поэта Модеста Шиншилова, вытворял неописуемые чудеса. Стоило только ему сосредоточиться на какой-нибудь архитектурной детали, как картинка начинала приближаться, как наезд кинокамеры, и можно было разглядеть даже муравья, куда-то ползущего по известковой кладке между красных клеймёных кирпичей.
Почему-то старинные кирпичные арки, внутри которых должны находиться тяжёлые двери купеческих лавок, а теперь украшенные узорчатыми коваными решётками, были сквозными, открывавшими перспективы уходящих вдаль прямых улиц, утопающих в яркой зелени. Под ногами вместо бугристой булыжной мостовой лежала идеально ровная разноцветная брусчатка, образующая узорами своими подобие богатого восточного ковра. И, о чудо! уже не проход, а широкая городская площадь предстала перед удивлённым поэтом. Над левым дальним углом её возвышалась Казанская церковь с колокольней, увенчанной неописуемой красоты шатровым верхом. Казалось, заострённый шпиль с золотым крестом касается лёгкого воздушного облака, проплывающего китайским шёлком в вечно утреннем небе.
— Зачем же здесь площадь, ведь она уже расположена справа, сразу за «Гостиным двором»? — пронеслось в голове Шиншилова.
Все дома, на которые обращал внимание наш поэт, были ему знакомы, но почему-то избавились от неумолимых изъянов старой штукатурки и были окрашены в разные цвета. Черепичные крыши со слуховыми окнами разных форм в чердачных надстройках были одна изящней другой.
Люди, хотя их было не много, свободно ходили в любых направлениях. Они выходили и заходили в разные двери, соревнующиеся с соседними богатством отделки и узорчатым разнообразием козырьков и навесов. Эти люди казались отчего-то знакомыми, хотя Шиншилову и в голову не приходило обратиться к кому-либо из них.
Миновав церковную лавку, отсутствовавшую здесь уже более века, он очутился на Орловской улице. Огромные вековые липы, покрытые салатовой зеленью, цвели и источали нежнейший аромат. Противоположная тенистая сторона изобиловала ровно подстриженными кустами и газонами, между которыми изогнули свои спинки кованые скамьи.
«Это же бульвар!» – неслышно прошептал Шиншилов и тут же понял, какой детали не хватало во всей картинке: полностью отсутствовал всякий транспорт! Не было ни авто, ни конных экипажей. Даже велосипедов. Да и зачем? Стоило нашему герою лишь представить нужное место, как он тут же оказывался там, что его совершенно не удивляло.
Не удивляло его и то обстоятельство, что он никуда не спешил. Обычный день его был наполнен какими-то делами – только успевай поворачиваться. Теперь же он медленно шёл вдоль Смоленской, также ставшей бульваром, и с интересом разглядывал знакомые и не очень места. Улица стала значительно шире и длиннее, архитектурно напоминая Невский. Только здесь было в разы больше зелени: подстриженные газоны и кусты, деревья всевозможных форм и расцветок открывавшихся по обеим сторонам скверов, казалось, соревнуются друг с другом – кто скорее заманит Шиншилова насладиться их тенистым уютом. Чистота вокруг была идеальная: где были следы многочисленных птиц, где упавшие листья – неизвестно, не было даже пыли.
Зайдя по обыкновению в находящийся справа торговый дом «Центральный», наш герой удивился. Вместо привычных залов, заполненных новой электронной техникой, его встретил старинный интерьер с резной мебелью из тёмного морёного дуба и бархатными шторами на окнах. Настроение от всего окружающего было умиротворённым и лёгким.
Вернувшись на улицу и пройдя до конца Смоленской, Шиншилов узнал вход в городской сад. Не нынешний, состоящий из двух башен, соединённых распахивающимися коваными воротами, а ту, памятную ему с детства большую кирпичную арку, триумфально представлявшую различные барельефы.
Однако самое удивительное его ожидало за ней.
Пройдя сквозь арку, Шиншилов оказался не в горсаду, а на берегу моря.
Огромная бескрайняя панорама расстилалась перед ним. Налево и направо до самого горизонта протянулись пологие песчаные пустынные пляжи. Лазурной спокойной воде не видно было края: у горизонта она сливалась с таким же безмятежным небом.
Шиншилов оказался стоящим перед гигантским, уходящим прямо в море, широченным мостом, который, словно потягивающаяся кошка, выгнул свою спину туда, где на удалённом берегу проявлялся фантастически огромный город. Небоскрёбы Гонконга, Нью-Йорка, Дубая показались бы на его фоне детскими игрушками. Город блестел и переливался на солнце.
Видно было, что жизнь кишит в нём: над строениями летали, как стрекозы, невиданные коптеры, внутри прозрачных путепроводов, нитями опоясывавшими пространство, бесконечно сновали незнакомые транспортные средства. Различные огни и неоновые подсветки, бродящие по небу даже днём прожектора не оставляли сомнений: город набит людьми по самую завязку. До Шиншилова стал доноситься привычный гул мегаполиса.
И тут Модест Заскорузлович Шиншилов, кому-то известный, но провинциальный поэт, услышал внутренний голос.
Голос этот сладко и вкрадчиво сулил ему, что стоит сделать лишь один шаг на мост, как этот современнейший город примет его. Каких только соблазнов не рисовало Шиншилову неутомимое воображение. И это казалось реальным и доступным. Шаг. Всего один шаг.
Шиншилов обернулся. За аркой он увидел Смоленскую. Увы, уже не такую блестящую, как недавно. Он даже разглядел табличку «ул.им.Урицкого». Преображенская церковь стояла в лесах. Десятки машин ждали своих владельцев у стадиона. Оттуда наполняли округу свист и крики. «Го-ол!» – внезапно заорало пространство за аркой. Залаяла собака. На бронзовой скульптуре сказителя Бояна Шиншилов с неожиданным удовольствием разглядел следы птичьей жизнедеятельности. Ветер нёс по брусчатке в облаке пыли жёлтые упавшие листья.
Камень свалился с души Шиншилова. Его уже не страшил выбор.
Он сделал шаг. Один. Всего один шаг туда, сквозь знакомую арку. «Брысь!» – крикнул он чёрному коту, пошедшему было ему наперерез. Запахло свежим хлебом. Шиншилов шёл назад по привычному маршруту, наслаждаясь звуками родного города, свистом стрижей, лаем собак. Навстречу под бой барабана прошла группа детей с красными галстуками. Где-то вдалеке заиграл духовой оркестр. «Кого-то понесли», — подумал Шиншилов. Над городом пролетел кукурузник, разбрасывая листовки. Подняв одну, Шиншилов прочитал: «Да здравствует…» Лозунги на первой средней школе призывали бороться с пережитками царизма и тщательнее изучать компьютерные технологии.
Шиншилов вошёл в подъезд двухэтажного дома с магазином «Вечерний», поднялся на лифте в свою квартиру. И вовремя. Не успел он освободить усталые ноги от обуви, как раздался звонок мобильного телефона. Звонил его друг и коллега, поэт Авель Сидорович Перепряхин.
— Слушай, Модест! — взволнованно начал он. — Мне сегодня приснилось та-акое!
И стал рассказывать Шиншилову слово в слово его, шиншиловский, сон.
Продолжение: http://www.stihi.ru/2017/06/08/6408