Предыдущее: http://www.stihi.ru/2017/06/08/6408
Что-то мы надолго оставили известного провинциального поэта Модеста Шиншилова, за которым нужен (ой, нужен!) острый читательский глаз. Только отведёшь на мгновение взор в сторону, поворачиваешь обратно — извиняйте, голубчик, — нет Шиншилова, исчез! Особенно это имело место быть по выходным или в праздничные дни — неважно, церковные или же установленные государем-императором.
Легче обнаружить, конечно, было его на выходных, применяя метод дедукции: то ли рыбу удит на отрезке Десны от мостовой до Девичор (не забудьте и участок Неруссы от Холма и до устья), то ли за грибами возьмёт, да в Комягинский лес отправится. Бывало, и за Бородёнкою бродит. А что ему — лишь бы боровик находился в поре ранней юности: со шляпкою не более двух екатерининских пятаков, а рыжик — чтоб при надрезе был упруг и пищал, источая сок цвета «оранж». В поиске грибов сильно помогал Шиншилову его невысокий рост и юркие подвижные карие глаза, а рыбу вовремя подсекать сгождались приобретенные в молодости навыки заморской игры в пинг-понг.
Конечно, были у Шиншилова и менее часто исполняемые экзерсисы. Как то: стишки пописать, покачиваясь в кресле-качалке у трещавшего от удовольствия полена в камине, понимавшего торжество момента, или побывать в обществе старинного друга и коллеги Авеля Перепряхина, которому вовсе не нужно было никуда уезжать. Для телепортаций всяческих ему было достаточно закрыться от лишних глаз у себя на усадьбе под сенью разросшегося грецкого ореха и, сев на скамью у шаровидно подстриженного самшита, взять в руки любимую книгу. От долгих сидений на обозначенном месте верхняя часть удлинённого туловища Авеля давно приняла сутуловатый вид, повторяющий форму спинки скамьи.
Встретившись, друзья могли, перебрав две-три пары подходящих случаю напитков, вести разговоры об общественных реформах и неустанно меняющемся вслед за этим искусстве. Разговоры сии были необходимы им, как воздух. Ведь метаморфозы искусства и общества несли за собой новации также и в кулинарном деле, а это не могло не затрагивать двух поэтов, привыкших смотреть на жизнь через призму гармонии и упорядоченности созданного Высшим разумом бытия.
Тут уместно напомнить, что законы гармонии, милостивый государь-читатель, весьма строги: и если уж допускать вечную жизнь души и стремление ея по умолчанию в рай, то уж никак нельзя изъять у тела желания вовремя и вкусно отобедать или выпить по случаю. А это требовало соответствия между сложившимися в обсуждаемую эпоху общественными отношениями и составом употребляемых во время дискуссии блюд и напитков.
Оба были убеждены, что никакой разговор о демократии или, прости господи, либерализме не может сопровождаться поглощением браги с закусью, скажем, в виде кулеша, подходящего более к разговору о высвобождении удельного крестьянства от крепостного права в период Николая I. Реформа же помещичьего права на крестьянина при сыне его Александре II могла быть отмечена разве что квасом и тюрей. А вот победа над Наполеоном и вхождение русской армии в Париж требовали на столе присутствие коньяка; кавказские войны, отражённые в творчестве ряда гениальных отечественных поэтов и писателей — чачи, куда ж без неё?! Но если коньяк закусывать было не принято (черт разберёт этих французов!), то уж к чаче рука сама искала мангал, шампуры и т.д.
И всё это было ничего, когда речь шла о прекрасном времени эволюционных преобразований конца XX – начала XXI вв., в котором реформы приняли перманентный характер, придававший всей общественной жизни течение живое и игристое, как свежезабродившее вино. В такое благодатное время грех было не появиться интернет-ресурсам всяким, преследующим достойнейшие цели развития искусства во всех слоях масс, как, например, на сайте Стихи.ру. Но попробуй-ка соблюсти упомянутую гармонию, если разговор заходил о революциях и ими порождённого искусства!
Вот взять хотя бы большевистский переворот 1917 г., оформивший революционные брожения ещё от 1905 г. Кто и чем только не экспериментировал, какие «паренья эдакие» не выдавал ошеломлённой публике?!
Накануне начатый разговор о творчестве Рериха, Блаватской и Даниила Андреева сопровождался питием горького плиточного чая в форме коровьей лепёшки. Напиток сей был заправлен цампой с маслом горных яков, что придавало дополнительные силы для погружения в пучину искусств.
— Как ты полагаешь, Модест, — начал новую главу беседы Авель Перепряхин, разглядывая в толстенной книге изображение картины Петрова-Водкина «Купание красного коня», — неужели нам придётся банально налить беленькой?
— Ну уж нет, старина! Это будет слишком «в лоб», — помня о фамилии автора, отвечал Шиншилов. — Конь-то, поди, красный! Не взять ли нам по такому случаю настойки рябиновой?
— А я планировал закусить беленькую борщом свекольным, как тебе такой коленкор? — продолжил мысль Перепряхин.
— Э-э, нет! Сохраним беленькую для иного случая, — парировал Шиншилов, — давай смело столкнём настойку рябиновую и борщ свекольный. Это будет правильно, по-революционному! — И в разговоре зазвучали слова «конструктивизм» и «супрематизм».
— Я таки предлагаю перенести тему о супрематизме на следующий раз. И сделать это под суп с фрикадельками, — заявил Перепряхин.
— Вот именно, дружище! Именно тогда и пригодится беленькая. Причём одной бутылки для данной темы будет явно маловато, — подхватил Шиншилов, наливая себе и коллеге рябиновой настойки.
Через некоторое время и количество выпитого собеседники обнаружили, что цвет напитка как нельзя лучше соответствует закату, в котором солнце-красный конь уже вовсю купало свою огненную гриву. Облезший от своей сфинксовой природы перепряхинский кот Оникс, отсутствием шерсти олицетворявший конец дня и беседы, равнодушно посмотрел на притихших поэтов и не спеша отправился — куда ему одному только известно.
Продолжение: http://www.stihi.ru/2017/08/01/3669