IV. Через одну любовницу к другой. Париж

Сергей Разенков
 (предыдущий фрагмент «III. Любовь загоняет гасконца в чулан»
       http://www.stihi.ru/2017/10/15/4966)

...Для Кэт оправдан риск. Угар любовный
дал волю пред хозяйкой за стеной.
А в общем-то подход у Кэт шаблонный:
кумира удержать любой ценой!

От ревности страсть только вырастает.
Миледи заслонит, зараза, свет!
Ну, как Кэт перед гостем не растаять?!
Но надо бы и Божий чтить Завет,

приоритеты     чтоб себе расставить.
Считать до десяти и... дать запрет.
Считать до... двадцати – ну, не до    ста    ведь!
А то кумир сочтёт запрет за бред...

...Подставиться миледи – катастрофа!
Уж лучше долю вольностей «стерпеть»
молчком от ненаглядного – он профи
по части ласк, что Кэт нужны и впредь.

Что Кэтти шепотком для Шарля надо
ещё сказать бы, рухнув на софу?
«Вам сесть с моей мадам бывалой, ядом
её    речей    пропитываться – фу»!..

...У Кэтти дух захватывало: рядом
её кумир и он с миледи врозь...
...Назло моральным и иным блокадам
Кэт путь себе торила на «авось»...
              .            .            .
...Дистанционно в Кэт влюбляйтесь, «клейте»,
но бойтесь имитировать таран!
Предметом обольщения для Кэтти,
бесспорно, стать мог только д'Артаньян!..
 
...Сложились стоны – вам не показалось.
Ершась, хотя и сразу завелась,
cдалась Кэт д'Артаньяну – эка жалость!
Поскольку гость отнюдь не ловелас,

случившееся в ночь – для Кэт не шалость.
Нет строгих у неё в постели глаз.
Хотя Душа боролась, плоть вмешалась –
Кэт от греха с ней не убереглась.

Блуд – эйфория, а не просто грязь.
А жар признаний – чувственность, не сальность.
Выслушивтаь их можно по сто раз,
чтоб чувственность, как тело, обнажалась...

...И вовсе-то не     Кэтти     облажалась –
пружина     заведённая сломалась.
Сильна у экстраверта-гостя страсть.
Сознание у Кэт не оклемалось.

Ужель двух половинок плоть срослась?!
Плюя на проходимцев и пролаз,
любимцу уступить – такая малость!
Она и     уступила     в этот раз.

А что бедняжке делать оставалось?!
Всё больше лишь краснеть до самых глаз.
Брыканию во след – томленье, вялость.
Страсть тешилась, с моралью не мирясь.

Смешались в чувствах Кэтти стыд и сладость
с невиданной доселе новизной.
Но возлежать с любимым – всё же в радость.
Любимому отдаться – рай земной!

Всю ночь гасконец мстил, хоть и украдкой,
коварной леди Кларик, что есть сил.
И месть его была, куда как сладкой:
оставшись с Кэт, он     плоть     её вкусил...

...Амур для жертв своих не укрыватель.
Глаза и уши не закрывши ватой,
в свидетели пошли без спросу вы;
я – тоже в этом деле не новатор...
...В гасконце не родился триумфатор.
Победой не  довольствуясь,  увы,
посматривал он в сторону вдовы.
Постельный акт, конечно, не театр,
но к Кэт у Шарля    не    было любви.
Вулкан освобождал от страсти кратер.
Безгласно Совесть съёжилась: «Увы,
грех распалился – плачут кровью швы»...
             .           .           .
...Миледи, д'Артаньян и Кэт – все трое
несхожи в отношении к гостям.
Ночная изворотливость героя –
уступка безответственным страстям.

Чтоб    не    было ничьим чертам урона,
коси'тесь на юнца, как на     мурло,    но
суди'те о картине по частям.
У Шарля обнажён...  короче, стан...

...Подумали о Шарле, как о шельме?
Вглядитесь в д'артаньяновы мишени:
миледи и служанка. Где исход?
Кто Кэт для Шарля, как не вымещенье
на ней его досады от невзгод?!
(Каков моральный от любви доход?)
При всём его от стервы умилении
миледи Шарлю шансов не даёт.
Но предприимчив он, на удивленье!

Умноженное местью вожделенье,
иль страхи     Кэтти    по его вине –
что     значимей,     на ваше умозренье?
Понятно, Шарль рассчитывал без лени
тянуть подольше флирт. Вопрос – в цене.
Но речи нет о злоупотреблении
влиянием на Кэтти при луне:
герой не помышлял об оскорблении
бедняжки, но рассчитывал вполне

использовать Кэт в личных интересах.
В интриге против графа был он резок,
бесцеремонно руку наложив
на переписку леди. Эксклюзив

читать её любовные посланья
присвоил Шарль себе, и в этом Кэт
дала ему (свихнувшись от желанья),
как скажем нынче мы, зелёный свет.
              .           .           .
Гость, прежде чем убраться прочь, наивно
пытался через Кэт узнать судьбу
похищенной Констанции, но, видно,
Кэт тайной не владела, что обидно.
Но точно, что не видела в гробу

она галантерейщицу.     Жива,     мол!
Никто её голубушку никак
нисколько не пытал, не окровавил,
поскольку кардинал – большой добряк.

Но в сердце – страсть к     миледи     лишь? Пусть так.
Ах, леди Кларик!   Кто    ты, с    кем, и    как     ты?
Найти ключ к сердцу леди – не пустяк.
Де Вард нашёл. А есть ли дубликаты?..
Представим ли теперь по роду благ,
как видят свой досуг порой солдаты?

Привычно отложив поход в кабак,
к миледи Шарль явился просто так
на следующий день, как завсегдатай,
а вовсе не как враг её заклятый.

Шарль у неё не первый раз в гостях,
но в первый раз застал её суровой.
Холодный тон ли, всем гостям на страх,
надрыв ли     интонаций     нездоровый

смутили  д'Артаньяна, но когда
впорхнула Кэт, то ей приём миледи
суровей был оказан раза в два.
Слова хозяйки били, словно плети.
Кэт от тех слов хватило бы и трети.

Попало, в свете прожитого дня,
проштрафившейся Кэт за нерадивость
по части графа Варда. Мол, вина
лежит на Кэт за то, что его милость

ни разу не явился до сих пор.
Выслушивая тягостный разбор,
на Шарля Кэт косилась, мол, запомни,
как много от мадам терплю я вони.

Гнев леди приобрёл такой размах,
так был взрывоопасен     разговор     сам,
что Кэтти вышла, чуть ли ни в слезах.
Хозяйка с грозным видом ратоборца,
всё ж не забыв, кто у неё в гостях,
не выставила в двери прочь гасконца.
А вскоре уж с улыбкой на устах

была вновь леди внешне дружелюбна,
и Шарлю уж припомнить стало трудно,
что леди «Нежность» может быть иной –
настолько речь лилась тепло и скромно.
Не прочь была красотка благосклонно
опять воспринимать все до одной

любезности в свой адрес от гасконца.
А новой привилегией знакомца
предстало целование руки
красотки, недомолвкам вопреки.
Но головы, однако, не теряя,
гость знал, что у медали есть-таки
попутно сторона всегда вторая.
Угрозы за глаза не пустяки.
Уж коль разверзлась пропасть, то от края
держаться нужно чутко в стороне,
чтоб вдруг не оказаться бы на дне.

По общему свидетельству двух версий,
в блаженном состоянии повеса
с хозяйкой, словно съел с ней соли пуд,
простился. Кэт за дверью тут как тут!

Гасконец к ней направился привычно,
хоть и боялся леди до сих пор.
Страх страхом, но либидо всё ж первично.
А прелести у Кэт, как на подбор!

В объятья заключил герой субретку.
Она же, первым делом, молодцу,
тихонечко поплакавшись в жилетку,
кров предложить свой вправе, как жильцу.

Вот, что успел услышать гость под кровом.
Миледи пожелала, чтобы Кэт
зашла к ней утром за посланьем новым
и графу в третий     раз     снесла пакет.
Сказать ему пора, что он виновен

что ждёт его впоследствии не мёд,
а яд её обидчивой натуры.
Не сам ли намекал на шуры-муры

он ей же на том памятном балу?
«Надеждой до сих пор себя бодрю
увидеть тет-а-тет Вас в этот вечер»… –
миледи отписалась, стало легче

надеяться ей вновь на рандеву.
Как смеет обижать, мол, граф вдову
своим периодическим отказом!
Пора за ум бы графу браться разом,
а то, мол, я на     яйца     надавлю!
И это Шарль услышал наяву!
Субретке он сказал: – Определённо
      я связь миледи с графом сам порву!
В желаниях своих неутолённый,

он, шашнями миледи оскорблённый,
решил (мол, счастье светит лишь со мной)
её переиграть любой ценой,
взяв слово с обезумевшей влюблённой,

что утром та сама ему домой
доставит письмецо, минуя графа.
Шарль на контакты с Кэт шёл по прямой:
– Желая отомстить, ужель не     прав     я?!

– Наверное, ты     прав,     любимый мой!
     Я вовсе от тебя не жду     добра     для
     миледи, ибо страсть твоя к ней – вздор,
     совсем не повод к головокруженью,
     тем паче к твоему обнаруженью…

Вечернего регламента повтор
сводился для субретки к услуженью
хозяйке, а гасконец, как каптёр,
сидел опять в подсобке без движенья.

Герой, досадой собственной давясь,
был огорчён на оба уха враз.
Вновь налицо коварство лицемерки:
коснулась леди парой гневных фраз

своей мечты о мести. И не мелкой!
Уж тут совсем не грех – герой скумекал –
подслушивать, как пошлый буржуа.
– …В могиле всех     гасконцев     вижу я!
        Да нужно ль мне со всеми разве драться?
     Мне б только с     д'Артаньяном     поквитаться!
     Его б я проглотила, не жуя,
      без соли, специй и без подогрева! –

слова неугомонная мегера
брала порой из арго, не стыдясь.
То крайне огорчаясь, то бодрясь,
в свой адрес гость услышал всё: от хера
до задницы – обычная манера
нести ненормативную сплошь грязь.
Пылающие уши кавалера
трудились на сей раз побольше глаз.

«Мерси ушам – глаза мои прозрели.
Пускай, меня видала ты в гробу,
а тет-а-тет мне пела птичьи трели,
зато теперь есть у меня во лбу,

считай, что третий глаз. Тебя     насквозь     я
увидел и тебе же на беду
такою     бурей по тебе пройду –
все твои козни лягут, как колосья»! –

разгневался гасконец, но молчком.
Он мог бы и уйти: бочком, бочком –
и     прочь     из царства ханжеской морали.
Но сам мечтой о мести, как дарами,

повязан! Воплощением мечты
стать должен некий план – его почти
уже придумал Шарль, ужасно маясь
бездействием своим, как Микки-маус.

Сбежать от злости? Шарль был не таков!
В шкафу играть он будет роль скелета…
Когда вернулась Кэтти в свой альков,
гость с ней не разлучался до рассвета…

С заветною запиской госпожи
Кэт утром поспешила беззаветно
к любовнику. Спеши иль не спеши,
слепому     было б только незаметно,

как дико влюблена в гасконца Кэт:
Шарль – первый для неё приоритет.
Ей без него, как парусу без судна.
Она в любви к нему столь безрассудна,

что страхи за последствия интриг
в мозги её просачивались скудно.
От Шарля отступаться ни на миг
влюблённой не хотелось. Всё так  чУдно!

Как безрассудны женщины порой!
Над женским сердцем властвуя, герой,
едва лишь обозначив притязанья,
легко конфисковал у Кэт посланье.

Такое не читают перед сном!
Герой в лице менялся многократно,
читая извлечённое письмо.
По строчкам бегал он вперёд-обратно,

бледнел попеременно и краснел,
хватал себя то  за нос, то за уши,
в душе от слов миледи сатанел,
и даже пошатнулся неуклюже
на ровном месте, словно был он квел.

«Я третий раз Вам, сударь, неустанно
в любви своей открыто признаюсь.
От Вас ответа нет, что крайне странно.
Пора Вам намотать себе на ус,

что в следующий раз, то есть в четвёртый,
могу признаться в     ненависти     к Вам!
Но если Вы в молчанье не упёртый,
то отнеситесь, граф, к моим словам

сегодня, наконец-то, адекватно.
Не поступайте, как иезуит!
Вам на раскачку пара есть     декад,     но
пора Вам проявить мужскую прыть.
Раздумья вас не могут изнурить.
Служанка объяснит Вам деликатно,
как можете прощенье заслужить
Вы так, чтоб ни о чём уж не тужить»... –

так графу накарябала миледи.
Виньетки (плод лирических забав),
рисованное     сердце     на буклете
гасконца доконали. Чёртов граф!
Герой, сорвавший злобу на конверте,
от ревности был злобен и коряв:

– Да что ж она    нашла-то    в нём, глупышка?!
    Я – злостный безнадёжный торопыжка!
    На     труп     бы мне взглянуть, миг улучив!...
    ...Покойник, как итог, остался жив
   и даже оклемался! Где тут фишка?!

   Я ж в     ад     его послал! Ужель созыв
   мерзавцев сатаной – всего лишь миф?!
   Иль дьявольский всё это эксклюзив?
   Для ревности ничтожна передышка.
   Граф, голову мадам моей вскружив,
   припрыгает     к ней, жалкий воробьишка!

– Опять ты о миледи! Это слишком!
     Ты     любишь,     Шарль, меня? Иль кто-то лжец?!
– Согласен.      Извини      меня, малышка!
   Как мог я, легкомысленный слепец,
   так долго упускать тебя из виду?!
– Могу ль я на тебя таить обиду?!
– Какие формы: бедра, грудь, крестец!
     Ты – пламя, а я – порох. Так     взорви     же!
– О, Шарль! Я по глазам твоим всё вижу!
    Ты сердцем до сих пор остался с ней!
– Люблю     тебя     лишь! Ревновать не смей!
    Но я из ситуации всё выжму:
    миледи отомщу с лихвой! Ей-ей!
        Тебя она нисколько не милей.
    Но к чёрту госпожу твою с де Вардом!
    Ты, Кэтти,     соблазнительна!      Весьма!
     Я млею от тебя, когда ты рядом…
Едва ли поглощён сейчас развратом,

обдумывал герой судьбу письма
и то, как поступить ему с де Вардом:
«Тот факт, что возвращён мне боров адом –
отнюдь не повод, чтоб лишаться сна.

Подумаешь, к нему неравнодушна
бабёнка похотливая! И что?!
Я из него не сделал решето –
за  это  скажет пусть мерси радушно!

Моей миледи, пусть со мной ей скучно,
де Варду не     видать,     само собой.
Пусть лечится! Куда ему такую,
как знойная миледи! Граф, отбой»!

Гасконец отточил перо и рьяно
ответ писать за графа взялся сам:
«Сударыня! Я Вам признаюсь прямо,
что душу чуть не отдал небесам –

последствия нечаянной дуэли.
Хворал     я – было мне не до красот.
Две первые записки в самом деле
принять я не посмел бы на свой счёт,

восприняв их как некую ошибку.
За что, мол, мне вниманье и почёт?!
И пусть меня, как прежде, к Вам влечёт,
при всех мечтах о Вас сам я не шибко

способен был решиться на ответ.
Валялся, существуя как аскет,
и только вот сейчас служанка Ваша
мне пролила на Ваши чувства свет,
Амуру дав возможность для реванша.

На темени седою стала прядь,
но раны заживают равномерно.
Чтоб о прощенье Вашем умолять,
прибуду к Вам я к ночи непременно.

На Вас     молюсь     я, и одновременно
я счастлив Вас любить. Бесспорно, фарт
в судьбе я заслужил и откровенно
хочу Вас больше жизни. Ваш де Вард».

Презрение к миледи у героя
мешалось с  дикой страстью – обладать,
присущей блудной психике изгоя.
Отвержен? Нужно мстить, а не роптать!..

          (продолжение в «V. Меня полюбят все, кто не кастраты. Кэтти»
             http://www.stihi.ru/2017/10/18/7494)