Когда пройдут года или недели,
Я перестану вспоминать себя,
И мои руки, выронив свирели,
Не смогут звуком радовать тебя.
Так, постарев, не возрастом, а в мыслях,
Окрасив проседью поверхности души,
Не буду тратить силы я на числа.
Другие континенты не нужны.
Одно останется для этой бренной жизни –
То, что создал, кому помог, в глазах
Чьи отраженья на сетчатке выжег,
И выдохнуть помог тот горький страх.
Страшнее слёз – лишь тишина в ответах,
Безмолвный взгляд, он, как из стен, укор.
А мое время воет ветром где-то
И тушит свечи жизни и костёр
Надежд, так бесполезно горько-сладких,
Наполненных любовью до краёв.
Как человек, как словом этим гадким,
Себя обрек в тот миг, когда нарек.
Секунды ради пузырей из мыла,
Иллюзий ради, ради блага всем.
А что осталось нам? Стоять постыло,
Играть вновь роли – слеп я, а ты нем.
И вдруг понять – безвременье есть счастье!
Оно дает нам шанс все охватит.
Как будто козырь оказался нужной масти –
И кажется, что с этим можно жить.
Былое все – поверь мне, не напрасно –
Вся боль, все слезы, вся тупая злость.
Рискни поднять глаза – и небо ясно.
И прошлое для нас опора, трость.
И кажется, что выбор сделан точный.
Только теперь везде мы и нигде.
Сидим – ах, этот мир такой непрочный -
До коликов смеясь под нос себе.